АУДИО
ВИДЕО
Евгений Сабуров
Евгений САБУРОВ
РЕФОРМЫ В РОССИИ: ПЕРВЫЙ ЭТАП
М.: ООО «Вершина-Клуб», 1997, 272 с.
ISBN 5-901069-01-3
В книге всесторонне анализируется ход социально-экономической реформы России конца 80-х и 90-х годов. Выделяются этапы реформы, их взаимосвязь, эффективность и особенности в сравнении с реформами в других странах. Очерчиваются пути дальнейшего реформирования экономики страны. Дается богатый информационно-аналитический материал.
Книга может быть полезна для экономистов, ученых, практических работников в области анализа и прогнозирования, преподавателей экономических дисциплин, аспирантов и студентов.
СОДЕРЖАНИЕ
Оценка и осмысление ситуации
Две проблемы: деньги и собственность
Сущность и пути преобразований
Последняя отсрочка
Переход к частично свободному ценообразованию
Итоги предварительного периода
Проблема экономической солидарности
Работа по созданию частного сектора
Новая микроэкономическая среда
Траектория российской реформы
Производство, рынки, инвестиции
Итоги и новые задачи
Две правды: антиномия политической жизни
Главное направление второго этапа
Происходящая в России экономическая реформа не имеет аналогов в мировой практике. Прежде всего специфику процесса диктует масштабность реформируемой экономики. Это затрудняет, а в большинстве случаев делает невозможным метод точечных преобразований предприятий и регионов, используемый в европейских странах, и требует глобальных подходов, которые более касаются не преобразования объектов, а преобразования микроэкономической среды. Во-вторых, многоотраслевой и практически замкнутый характер экономики СССР при открытии экономики и отказе от курса на экономическую самодостаточность влечет за собой необходимость структурных сдвигов, выражающихся в качественном изменении отраслевой структуры. В-третьих, экономическая реформа в России связана с глобальными мировыми политическими изменениями, распадом государств и возникновением новых взаимоотношений общества и власти, регионов и центра, внутри-и внешнеэкономических взаимодействий и другими факторами, носящими чрезвычайно сильно влияющий, но внешний для экономики характер. Однако наиболее глубокое своеобразие российской реформы связано с преобразованием отношений вокруг собственности. Такие преобразования в больших масштабах, но все-таки частично, происходят в странах Центральной Европы. Однако нигде кроме России процесс не меняет коренным образом функционирования всех уровней и всех объектов экономики, включая переход на рыночные методы взаимодействия экономических субъектов, остающихся в государственной собственности.
Научное осмысление происходящих процессов имеет дело не с устоявшейся реальностью, а именно с качественными изменениями, в сжатые сроки концентрирующими характерные сдвиги.
В данной книге предпринята попытка осмысления характера экономических перемен предреформенного периода (1990 - 1992 гг.) и периода первого этапа реформы (1993 - 1995 гг.) — этапа создания рыночной микроэкономической среды. Волею обстоятельств автору пришлось достаточно активно участвовать в российских реформах, что, конечно же, мешает бесстрастности и объективности изложения, но, может быть, придает дополнительный интерес для читателя.
Автор глубоко благодарен А.В.Чернявскому и С.В.Смирнову, без которых не мог появиться весь цифровой материал книги, а также Ю.П.Соловьеву, Ю.Е.Сабуровой, И.П.Коршуновой, В.И.Симонян, Т.Б.Николаевой, А.В.Пименовой и М.А.Масолкиной, оказавшим неоценимую помощь в процессе написания книги и подготовки ее к печати.
Научное осмысление происходящих процессов имеет дело не с устоявшейся реальностью, а именно с качественными изменениями, в сжатые сроки концентрирующими характерные сдвиги.
В данной книге предпринята попытка осмысления характера экономических перемен предреформенного периода (1990 - 1992 гг.) и периода первого этапа реформы (1993 - 1995 гг.) - этапа создания рыночной микроэкономической среды. Волею обстоятельств автору пришлось достаточно активно участвовать в российских реформах, что, конечно же, мешает бесстрастности и объективности изложения, но, может быть, придает дополнительный интерес для читателя.
Автор глубоко благодарен А.В.Чернявскому и С.В.Смирнову, без которых не мог появиться весь цифровой материал книги, а также Ю.П.Соловьеву, Ю.Е.Сабуровой, И. П.Коршуновой, В.И.Симонян, Т.Б.Николаевой, А.В.Пименовой и М.АМасолкиной, оказавшим неоценимую помощь в процессе написания книги и подготовки ее к печати.
Мудро сказал М.Бахтин [1, стр.7]: "Стремление построить науку во что бы то ни стало и как можно скорее часто приводит к крайнему понижению уровня проблематики, и обеднению предмета, подлежащего изучению, и даже к подмене этого предмета... чем-то совсем другим... Построить науку о той или иной области культурного творчества, сохранив все сложности, полноту и своеобразие предмета, - дело в высшей степени трудное."
Сегодня мы столкнулись именно с проблемой культурного творчества. Т.С.Элиот [2] научил нас, что культура вмещает все от дня дерби до облачения епископа. И сейчас в России происходят глубинные культурные изменения. Само наличие острой ностальгии по прошлому в причудливом соединении с ненавистью к этому прошлому свидетельствует о переменах в культуре.
Поэтому, описывая реформу, проходящую в России, ради добросовестности, следует быть крайне осторожным, во-первых, а во-вторых, как можно больше места уделять проблемам гуманитарным, а не техническим [3].
История России XX века характеризуется чрезвычайной динамикой, доходящей зачастую до масштабов катастрофы. Смена системы управления государством, гражданская война, изменение форм хозяйствования, массовые казни и террор, участие во второй мировой войне и послевоенное восстановление задали как бы некую инерцию, которая никак не может прекратиться. Драматические перемены, происшедшие после смерти Сталина, смещение Хрущева, попытка косыгинской реформы казалось исчерпали потенциал этой инерции, однако, правление Брежнева - достаточно спокойное и вялое — вызвало отвращение нашего нетерпеливого народа и получило презрительную кличку "застой". После смерти Брежнева застоявшаяся страна замерла как на старте — души жаждали перемен.
Внешним предлогом перемен послужило ухудшающееся экономическое положение страны. В принципе, признаки спада появились значительно раньше. В сущности, уже косыгинская реформа была реакцией на надвигающийся спад. Однако, тяжелые времена были отложены, благодаря освоению нефтяных богатств Тюмени.
Этот период достаточно хорошо проанализирован в экономической литературе, да и в прессе. Давать здесь какие-либо цифровые оценки весьма затруднительно. Данные официальной статистики всегда подвергались сомнению. Углубленный анализ достаточно убедительно показывал их несостоятельность. Наиболее интересными в этом плане были исследования Г.Ханина [4]. Можно отметить наличие большой и интересной экономической литературы, специально посвященной исследованию методов и характера сокрытия истинного положения вещей. Однако выработать некоторый согласительный взгляд на уровне цифр невозможно. Каким образом можно оценить ВВП, когда, во-первых, его заменяло понятие национального дохода по-советски, а во-вторых, все цены назначались из соображений не формализуемых, что бы ни говорили адепты теории оптимального функционирования советской экономики?
Трудно считать, что последующие перемены были следствием личных качеств отдельных политиков. Андропов вовсе не Горбачев, но ведь и он жаждал перемен. Все-таки как всегда в русской истории причиной перемен явилось нараставшее отставание в развитии от стран- соперниц.
Анализ показывает, что глубокие демократические и рыночные преобразования в России производились под воздействием одного внешнего фактора — проигранной войны. Так было с освобождением крестьян от рабства, введением гласного суда, созданием земств и ослаблением цензурных ограничений при Александре II. Так было и с реформами Витте — Столыпина и невиданной свободой науки и прессы "серебряного века".
Конечно, это не значит, что такого рода реформы имели чисто внешний источник. Преобразования назревали в глубине российской государственности. Они были необходимы. Без них атмосфера политическая и хозяйственная отдавала затхлостью, заметной всем. Но решительные действия все откладывались и откладывались, пока суровая реальность военного поражения не ставила под сомнение самое величие России и не обнажала ее отсталость. Тогда бурно и успешно проводились реформы, к которым общество, оказывается, было давным-давно готово.
По нашему мнению, в принятии решения о перестройке главной лоббирующей группой был военно- промышленный комплекс. Именно там предъявлялись претензии к сложившемуся научно-техническому уровню и шло запугивание отставанием в качестве вооружений. Не последнюю роль здесь сыграли КГБ и ГРУ.
Весьма возможно, что Горбачев является персонажем Амальрика и с юных лет лелеял коварные замыслы разрушения коммунистического режима.
Зарождение Дубчека в недрах КПСС уже давно было мечтой русской интеллигенции. Путь реформации изнутри был чрезвычайно симпатичен русскому уму. Все помнили феномен Хрущева. Насколько такие представления въелись в сознание, показывает тот факт, что даже провал "реформы изнутри" не останавливал А.Вольского и Н.Травкина, которые чуть ли не с умилением говорили о "китайском варианте" уже в период полной потери государственного экономического управления.
Нет никаких оснований считать, что "китайский вариант" хоть в каком-нибудь самом причудливом обличии мог быть использован в России. Если в Китае любое ослабление давления вызывает благодарность и стремление компенсировать отсутствие силы преданностью, то в России это называется слабостью и влечет за собой мгновенный разрыв связей. Такая реакция неоднократно демонстрировалась и не подлежит обсуждению. Только тоской по несбывшемуся идеалу реформы изнутри можно объяснить рассуждения о "китайском варианте". Тяньаньмынь могут проглотить китайцы. В России "кровавое воскресенье" 1905 г., июльская демонстрация 1917г., вильнюсские и тбилисские события недавнего прошлого не прощаются.
Однако, несомненно, что сам Горбачев на каком-то этапе был адептом именно варианта "реформы изнутри". Есть основания считать, что действительно в студенческие годы он, Лукьянов и Млынарж тайно фрондировали в рамках марксизма. Задумывали ли они тогда коварный план проникновения на вершины власти с тем, чтобы ее ликвидировать или реформировать?
Так это или не так, но ясно, что вначале Горбачев действовал как любой другой генсек на его месте: метания от одной доморощенной экономической концепции к другой, призывы к энтузиазму и ускорению, хозрасчету и власти трудовых коллективов. А толкал его к этому отнюдь не диссидентствующий народ, а директорат ВПК и спецслужбы. Армия при этом была в стороне, так как традиционно не заинтересована в появлении новых систем вооружения и предпочитает иметь дело со знакомым и привычным "железом".
Вообще говоря, особым вопросом следует признать такой: в какой войне потерпела поражение Россия? В глобальной холодной войне или конкретно афганской? Или, вернее, поражение в какой именно войне явилось катализатором перестройки?
Представляется более важным поражение в холодной войне, и тогда становится ясным, почему не армия напрямую, а именно ВПК оказывал решающее давление на власти, толкая их к перестройке. Афганское поражение, видимо, способствовало лояльному отношению армии к переменам, но само по себе не играло активной роли.
С 1985 по 1991 гг. в стране активно шел процесс ликвидации экономической безграмотности и осознания движущих мотивов развития. Параллельно с этим происходили перемены в государственном устройстве, уж точно совпадавшие со сценарием Амальрика. Российская империя распалась и на ее месте возник ряд государств, избравших себе различную форму государственного устройства. Общим для всех новообразований было провозглашение перехода к рыночной экономике и демократии. И то и другое шло в неразделимой связке, а построение и того и другого предполагалось достаточно легким делом. Основная трудность, по мнению широких кругов населения и руководства, состояла в выборе "модели" экономики и "модели" государственного устройства, которые к удивлению многих оказались весьма разными в странах традиционно называемых в СССР "Западом".
Самое пикантное состояло в том, что Запад как всегда для русского оказался "страной святых чудес", а вовсе не сугубо рациональным обществом, как это представлялось из тоталитарного застенка. Даже монархии Европы, которые представлялись рудиментами прошлого, оказались весьма функциональными и органичными формами государственного устройства. Демократия Германии была совершенно непохожа на демократию Франции, а обе они чрезвычайно существенно отличались от государственного устройства США. Так же дело обстояло и с рыночными экономиками, обманчивое сходство которых ввело в заблуждение российских парламентариев и их экспертов. Благодаря этому мы получили смешные противоречия в законодательных актах, часть которых списана с германских, а часть с англосаксонских образцов. Различия в хозяйственном праве оказывались все более и более существенными по мере того, как делались попытки осуществить на практике то, что называлось "рыночной экономикой".
Вообще говоря, испокон веку русские западники в сердцах обзывали свою страну ненормальной и тяжело переживали эту ненормальность в порыве безысходного патриотизма. Русский западник всегда был чрезвычайным патриотом. Он очень хотел видеть свою страну нормальной. Нормой он считал устройство "Запада". В этом отношении нет более патриотичного автора, чем П.Я.Чаадаев [5]. Но "Запад" оказался неоднороден, и устройства его оказались очень разными. Удар пришелся и по славянофилам, которые считали, что "умом Россию не понять". Оказалось, что умом невозможно понять не только Россию, но и Францию, Италию, Германию и всех других. Оказалось, что "общего аршина", которым "Россию не измерить", не существует в природе. Даже в такой области, как система мер и измерений, и то многовековой процесс согласований на межгосударственном уровне не завершен, а что уж тут говорить о государственном и хозяйственном праве. Своеобразие страны, специфика национального восприятия, приходится констатировать, не выдумка квасных патриотов, но в такой же степени очевидная вещь и для патриотов кокакольных. Однако, с другой стороны стало ясно, что наличие национальной специфики не является помехой для демократии и рыночной экономики. Страны с весьма экзотической системой государственного устройства любым человеком вполне могут быть признаны демократическими, а различия в хозяйственном праве безусловно не мешают им быть странами рыночной экономики. Так что отнюдь не следует искать для России "третьего пути", если она не Германия и не США.
Непредвиденные сложности не должны нас расстраивать. Перемены начались, они продолжаются и будут идти еще долго. С самого начала не было никакого основания считать, что стоит только разрушить застенок и мы переселимся во дворец. Дворец еще надо построить.
Если сравнение тоталитарного государства с застенком или коммунальной квартирой, а государства демократического с дворцом верно, то следует понять, насколько сложнее построить демократическое государство, чем тоталитарное.
Классический либерализм ставит свободу на первое место в ряду человеческих ценностей. Ясно, что классический либерализм исповедуется чрезвычайно узким кругом населения. Н.Бердяев [6] говорил, что свобода есть понятие аристократическое. Если убрать из рассмотрения все оценочные оттенки, то надо согласиться с тем, что огромное большинство может считать свободу первейшей ценностью только в результате постоянной и изощренной пропаганды со стороны либералов. Как ни обидно, но это так.
Пытаясь не допустить злоупотреблений со стороны "несознательной" части населения, классический либерализм пошел на создание и освящение репрессивного государственного аппарата, тем самым защитив самое свободу. Антиномия свободы и государства как ее ограничителя и гаранта безусловно не рациональна, для своего реального технического разрешения она требует сложнейших структур, помогающих друг другу и контролирующих друг друга.
Но самое главное, эти структуры не могут быть "списаны впрямую" с готового образца, но должны органично отвечать привычкам и потребностям именно данной страны и нации, хотя в сущности набор инструментов государственного строительства можно считать типовым.
"Восстание масс" происшедшее в XX веке и так глубоко проанализированное Ортегой-и-Гассетом [7] еще требует своего дополнительного осмысления. В частности не ясно, можно ли его было избежать, или же оно имманентно присуще процессу приобщения все более широких слоев населения к образованию, городской культуре и участию в управлении. Во всяком случае очевидно, что мы вошли в другую реальность в смысле государственного устройства, нежели это было в прошлом веке. Формы катастрофического срыва "восстание масс" приняло в странах, наименее подготовленных к расширению участия "народа" в государственном управлении, одной из которых оказалась Россия.
Устойчивое и процветающее государство характеризуется глубоким разнообразием своих составляющих: и институтов, и людских ролей. Оно сугубо антихаотично, а потому организованно и имеет четкие разграничительные линии, которые позволяют существовать разноцветию без смешения в один грязновато-белый свет. Конечно же, такая форма может быть реализована исключительно через неравенство. Государственники всегда противостояли эгалитарности, "вселенской смази", видя в ней основную угрозу высокой политической культуре. Принципы, поддерживавшие неравенство в дореформенной России (до 1861 г.), были византийские, то есть сословно-чиновничьи, и при отсутствии аристократии, феодализма и муниципального сознания основывались на характере и степени взаимоотношений с властями и внутри власти.
В провозглашенных свободах и разрушении сословно-чиновничьего построения культуры российские государственники К.Леонтьев [8] и П.Флоренский [9] увидели угрозу эгалитарного хаоса и много сделали для последующего торжества октябрьской контрреволюции, реанимировавшей византизм в России.
Представляется, что все-таки много более был прав Н.Бердяев, продолживший и прояснивший христианский либерализм В.Соловьева именно как подлинную и абсолютную основу неравенства. Новая для того времени в России идея о том, что свобода обеспечивает более полное и эффективное неравенство, чем призываемое П.Флоренским "новое средневековье", теперь стала общим местом.
Великие принципы 1789 г. "свобода, равенство и братство" изначально и глубоко противоречивы как сама жизнь. Если эти по сути вытекающие из Евангелия принципы проповедовались антихристианами, то конечно, как правильно заметил В.Соловьев, это укор христианам. Но не могу, как христианин, с удовольствием не отметить, что их осмысление и практическая реализация были сделаны и делаются христианами. Хотя в основном христианскими диссидентами, особенно в основанной ими стране - США.
Что же касается антихристианского или даже ахристианского характера византизма, то он во всей красе проявился в большевистской империи, беспримесно и бесчеловечно, с безответственной перед народом чиновничьей элитой и лозунгами равенства, отсутствием конституции и мундирным блеском.
Еще и еще раз обращаясь к Дж.С.Миллю [10], мысли и боли которого никогда не устареют ни для одного подлинного либерала, мы должны понимать, как технически сложно построить государство, органически обеспечивающее и свободу, и равенство. Это квадратура круга. Поэтому принятое в демократических странах постоянное движение политических качелей, когда наверх взметается то партия, более тяготеющая к свободе, то более тяготеющая к равенству, есть необходимый элемент единого государственного устройства.
Сложная структура правительства в широком смысле с всегда игрушечным, ролевым, юридическим, не глубинным разделением властей, но отнюдь не игрушечным двое- или даже троевластьем — суровая реальность, отсутствие которой влечет деспотический хаос нац- или интернацкоммунизма, а для России коммунизма с византийским оттенком. При этом различные ветви власти должны в разной степени зависеть от общественного мнения, этого, по словам отца либерализма, "мнения собирательной бездарности".
Контрреволюция 1917 г. была направлена против политических и хозяйственных реформ начала века, в значительной степени демократизировавших государственное устройство России и расширивших степени свободы поведения ее граждан. В принципе освоение достижений Великой Французской революции ни для одной страны, в том числе и самой Франции, не проходило гладко. Ломка средневекового сознания чрезвычайно болезненный процесс, чреватый тяжелыми рецидивами. Расширение степеней свободы равнозначно расширению диспропорций. Возникшие диспропорции уже сами по себе были непривычны и раздражающи для населения, но главное, что их причина имела совершенно другую мотивацию, чем прежде. Причиной стало не право рождения, не привилегии данные сверху, а потому тоже имеющие как бы внечеловеческое происхождение, но личные способности, личный успех. Два крестьянина жили рядом. Один разорялся, другой богател. Человек независимый и способный не шел в чиновники, но кончал университет, учился за границей, приезжал профессором и вдруг получал должность заместителя министра. Пережить это было невозможно.
Октябрьский переворот вернул Россию к дореформенному состоянию. Однако, в течении семидесяти лет умонастроение населения медленно менялось в сторону большего понимания привлекательности личного успеха и разрушения уравнительного коллективистского сознания. Этому способствовала хорошо налаженная система обучения в области точных наук. Дело в том, что война и последующее послевоенное противостояние Востока и Запада потребовало хорошего развития военно-промышленного комплекса. Это, в свою очередь, повлекло за собой возникновение культа "талантливых ученых". Средства массовой информации и, в частности, кинематограф чрезвычайно содействовали воспитанию стремления к личному успеху в этой области. Следует заметить, что хорошее образование в любой области способствует развитию критического мышления, а потому и само по себе очень опасно для любого тоталитарного режима. В конце концов именно эта сила и привела коммунистический режим к краху.
События нынешнего времени, как и всякие революционные изменения, несут в себе разрушительный заряд. Ясно, что государственное построение коммунистически советского типа не подходит будущей России. Возникает соблазн "простого построения", идеального государственного устройства. Обычная русская ошибка. Сначала начертить план (идеал, утопию), а потом жить по этому плану. Жизнь не рациональна. Или по крайней мере чрезвычайно сложна. Трудно сейчас прогнозировать, какое в конце концов государственное устройство выберет Россия. Думаю, что названия вроде “парламентская” или “президентская республика” мало что означают.
Для того, чтобы государство не мешало проявлению способностей отдельного человека, обеспечивало более или менее сносную жизнь неспособным, находило баланс между безопасностью всех и свободой каждого, то есть чтобы государство было как можно менее заметно людям, семьям и нациям, оно должно быть чрезвычайно сложно устроено. Я далеко не уверен, что сокращение числа чиновников означает расширение свободы. Очень может быть, что все наоборот. По крайней мере никто не будет спорить, что для таких функций как полицейская и социального обеспечения это несомненно.
Схематическое деление человеческой деятельности на политическую, экономическую, социальную и другие весьма приблизительно и носит не онтологический, а прикладной рабочий характер. Используя эти схемы, надо каждый раз проверять, подходят ли они для данного конкретного случая. Совершенно ясно, что вопрос о федеративном, конфедеративном или каком-нибудь другом устройстве России является органическим и не может рассматриваться как политический, экономический или социальный. Как правило, мы говорим, что здесь мотивации больше экономические, чем при распаде СССР, где превалировали политические мотивации. Несомненно, что очень плохо при этом учитываются социально-психологические мотивации и разница Менталитетов различных региональных образований. Далеко не всегда это имеет национальную окраску изначально. Похоже, что она появляется позже, как оправдание.
Предметом широковещательных дискуссий также стала проблема государственного участия в экономических реформах и вообще экономике. Когда так много говорят о каком-нибудь предмете, начинаешь подозревать, что дело идет о чем-то совершенно другом. Почему директорат, который упорно добивался и добился хозяйственной самостоятельности, который не будет слушать никаких приказов об объемах выпуска, номенклатуре, ценах и рентабельности, так единодушно просит государственного регулирования? Регулирования чего? Не правильнее ли было бы интерпретировать ситуацию, как тяжелую ломку патерналистского сознания. Юноша тяготится жизнью в родительской семье. Ему не нравится выпрашивать деньги, приходить домой рано, выслушивать нотации. Он хочет сам зарабатывать и сам за себя отвечать. Однако, когда ему предоставляют возможность жить отдельно, он ругает родителей, что они ему не помогают. Это нормально. Он вовсе не хочет вернуться назад в семью. Просто он взрослеет. Директора вовсе не хотят никакого государственного регулирования
- они учатся самостоятельности. Должны ли родители помогать юноше? Должно ли государство помогать директорам? Безусловно. Советом, поиском работы, оценкой того или иного решения. Но не возвращением к регламентации деятельности. Однако, такого рода работа существенно сложнее, чем жесткая регламентация. От государства она требует постоянного мониторинга происходящих процессов, создания механизма переговоров между предприятиями-поставщиками и потребителями, оценки внешнего рынка и выдачи рекомендаций, чрезвычайно тонкой борьбы с монополизмом и многого, многого другого.
Ясно, что как в вопросе об участии государства в экономическом управлении, так и в других вопросах деятельности государства демократическая система требует значительно большего объема работы, во-первых, и во-вторых, работы качественно иной. Даже сама постановка вопроса о том, какова должна быть эта работа, подразумевает отказ от привычных схем и стереотипов на очень глубоком уровне — том уровне, где за словами об экономике следует видеть социальную психологию, а за словами о национальной самостоятельности претензии к устаревшей системе бюджетного регулирования.
Г.Явлинский обратил мое внимание, что у проводимых преобразований нет цели. Что мы строим? Зачем мы это все затеяли? Вообще-то, действительно странно пускаться в путь без цели, но тут возникает серьезное возражение.
Телеологический подход к жизни человека или даже к жизни страны, которая, конечно же, примитивней человеческой жизни, одинаково бесперспективен. Однако, и сам человек, и общество склонны к целеполаганию, считая, — видимо, неверно, — что бесцельность есть свойство животного, а человек, общество, страна должны иметь цель для того, чтобы двигаться вперед. Конечно же, религия прогресса — это заблуждение, она уже по крайней мере с начала этого века не разделяется интеллектуальной элитой. Но основная масса населения исповедует именно ее, и ни один политик при проведении сколь-нибудь активных действий не может игнорировать требования "осмысленности" этих действий и формулировки своей "цели".
Можно как угодно смеяться над примитивностью сознания, требующего пропаганды иллюзий, но обойти этот вопрос нельзя. В период реформ такие требования вызывают в ответ настойчивое желание "предъявить программу". В каком-то смысле написание программы это метод ухода от жесткого целеполагания. Как бы говорится: вы знаете современное общество, я предлагаю вам сделать то-то и то-то, вам должно стать ясно, какое общество от этого получится, оно будет лучше. Такой подход не так уж плох с точки зрения интеллектуальной честности, но крайне непродуктивен для проведения длительной и глубокой реформы.
Самый большой его недостаток состоит в расплывчатом слове "лучше". При этом оценку “лучше - хуже” предлагается делать населению, которое не склонно к объективному, рациональному, отстраненному анализу, но живет этой жизнью и является одновременно и объектом, и субъектом перемен. Здесь были бы вредны и разрушительны презрительные принципы Спинозы. Человек — существо, которое понимает, познает жизнь как женщину, плача и радуясь, но никак не импотентно рассматривая ее различные проявления.
Уткнувшись в дилемму неприятия высоколобыми слова "цель", а живыми людьми "программного анализа", можно проигнорировать одно из неприятий, одну из частей обществ. Так Правительство России 1992 г. игнорировало население, даже не "предъявив программу", даже не составив ее для себя, так как полагало "программный анализ" тривиальным общим местом тех, кого считало экономистами американского типа, а Правительство 1993 г. "не предъявило программу", так как не признавало эти высоколобые глупости и ждало от аппарата разработки плана "восстановления управляемости".
Так, одни и те же действия в сущности имели совершенно противоположную мотивацию. Если пойти по пути "восстановления управляемости", усиления государственного регулирования, то вопрос — ради чего? — становится уже не риторическим, а чисто техническим. Разные цели требуют разной организации. Если, с другой стороны, принципиально не формулируя цель, применять к России рецепты, разработанные для слаборазвитых стран, то стоит заглянуть в оригинальные разработки и найти там ответ на вопрос, в чем идея таких действий. Видимо, цель очень утилитарна - затормозить инфляцию, прийти к конвертируемой национальной валюте и начать отдавать долги. Может ли это быть целью нации? Ставить перед нацией цель достижения бездефицитного бюджета так же смешно, как и цель прекращения спада производства или опережения США по производству стали на душу населения.
Показатели бюджета, ВВП или его составляющих не могут быть целью нации.
Однако, вспомним опять об опасности и интеллектуальной нечестности целеполагания вообще. Для нас эта нечестность тем более ясна, что в период большевистского правления мы все время жили в ситуации, когда "цели ясны, задачи поставлены, товарищи”. Школа Оптимального функционирования советской экономики (ОФСЭ) [12] довела этот способ экономического хозяйствования до логического предела, хотя бы теоретически. Наши лучшие экономические умы того времени полагали, что можно поставить цель — причем жестко сформулированную, — под нее нарисовать дерево целей, расставить сроки, соптимизировать, получить цены, объемы и все другие чудесные плоды с этого дерева.
Но если уже всем ясно, что цель может существовать и работать только при решении локальных экономических задач, а план необходим предприятию, но не стране, то это не значит, что реформа или любое другое глобальное действие может осуществляться без словесного символа, в роли которого выступает лозунг. Словесный символ — не цель. Цель холодна и рациональна. Настоящий лозунг прежде всего создает ощущение теплоты и причастности. В нем обязательно должно присутствовать иррациональное.
Нельзя сесть и выдумать лозунг. Лозунг выдуманный
— это советский слоган: “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!”, “Экономика должна быть экономной!”, “Мы построили развитой социализм!” и т.д. Дело даже не в бездарности — лозунг чужой, не от тебя идущий. Одна из основных характеристик подлинного лозунга — его интимность. После Хиросимы и Нагасаки, после справедливого поражения в захватнической войне Япония шла в реформу с лозунгом выживания нации. Гонимые сектанты, люди с урезанными правами, задыхающиеся в Европе, основали США под лозунгом "страна открытых возможностей”. Это были лозунги не выдуманные, очень свои, близкие. Они были способны направлять деятельность правительства и каждой семьи, входить в быт и законодательную практику. Самое главное — они меняли культуру в том направлении, куда культура уже хотела измениться сама. Даже вернее сказать они осмысляли, озвучивали процесс назревший и начавший проявляться.
Очень важно, что лозунг, под которым шли перемены, не был вовсе новостью для народной культуры. Где-то подспудно он существовал в народе уже веками. Так, голая земля Японии приучила крестьян к необходимости прежде всего выживания, и ничего зазорного в таком лозунге народ не усматривал. Идеал реализации возможностей испокон веку горел в каждом европейском диссиденте.
Мне кажется, что русский народ на первом этапе реформы сам выработал свой лозунг. Для того, чтобы понять его, стоит обратиться к брежневским временам — вершине большевистского византизма. "Нет хозяина," — говорили все, глядя на гниющее иностранное оборудование в заводских дворах, на наши загубленные реки и леса, на пьянствующих во время уборочной крестьян, на торгующих только из-под полы продавцов. "Всему нужен хозяин!" — вот три слова, к которым мы пришли и которые вели нас к реформе. Весь народ с восторгом читал Н.Шмелева [13], В.Селюнина [13], Л.Пияшеву [14], потому что они поднимали именно этот лозунг: “Всему нужен хозяин!” Что бы вы ни делали, как бы ни изощрялись, но если у земли, завода, магазина не будет настоящего хозяина — усилия ваши тщетны.
Все изощренные методы приватизации, попытки фермеризации, игры вокруг понятия "кооператив", создание совместных, малых и т.д. предприятий, — все это в конце концов было результатом одного внутреннего убеждения: “Всему нужен хозяин.”
Как у всякого четкого лозунга и у этого были эрзацы, в чем-то похожие на желаемое, а в чем-то ему даже противоположные. Так было со "свободой хозяйственной деятельности". Нет, понятие "хозяина" отнюдь не тождественно "свободе хозяйственной деятельности". Прежде всего хозяин — это лицо ответственное. Именно ответственность хозяина, угроза разорения, всегда тяготеющая над ним, делает столь эффективной его деятельность. Хозяин тяготеет к порядку, он противостоит хаосу. "Хозяин бы этого не допустил," — говорили люди, глядя на разрушающиеся дома, бездарные недостройки и прочие прелести нашего существования.
Почему, когда реформа уже началась, вдруг заговорили о государственном регулировании, о необходимости чуть ли не возродить отраслевые министерства? Неужели захотели назад? Ни в коем случае. Просто почувствовали, что удаляются от лозунга, уже вошедшего в кровь. Хозяина стало еще меньше, а безответственности еще больше. В бывших министерствах видят хоть какое-то подобие хозяина.
Почему ругают ваучерную приватизацию? Из соображений недостаточных гарантий социальной справедливости? По-моему, вовсе нет. Боятся новых колхозов. Не видят возникновения настоящего хозяина. Однако, если показать, что это лишь первый, трудный, но необходимый этап, что чековые инвестиционные фонды, например, никогда не планировались в качестве вершины социальной справедливости, а лишь в качестве метода построения консолидированного хозяина, то, по-моему, недоразумений станет меньше.
Лозунг позволяет работать. Несмотря на свою иррациональность, он допускает определенную схематизацию. Можно вычленять этапы перемен и оценивать их по степени приближения к желаемому. Символ всегда служит подобием лампочки, так как он позволяет высветить темные переходные моменты реформы. Инфляция плоха для хозяина — не позволяет наращивать свое хозяйство, сбережения обесцениваются. Всему нужен хозяин, но не все хотят быть хозяевами. Не все и будут. Я - человек наемного труда. Я хочу знать, с кем мне торговаться за подлинную оценку моего труда. Хозяин нужен, чтобы профсоюзу было с кем спорить и с кого спрашивать.
Вообще, это огромная проблема: взаимоотношения хозяина и человека наемного труда. Раб стремится быть господином. Он не понимает что такое свободный человек. Неравенство рабов и господ фатально и примитивно. Неравенство свободных — очень разнообразно. И хозяин, и работник — свободные люди, чтобы там ни измышляли марксисты. Сохранив и умножив разнообразие общества, государство обязано обеспечить прозрачность границ между всеми цветами.
Мы строим очень сложное государство.
Решение проблемы хозяина очень не просто. Здесь возникают вопросы об обеспечении власти людей-хозяев над государством, но ни в коем случае не власти государства-хозяина над людьми. Особенно же о гарантиях против возрождения отца-императора, "большого хозяина" над жизнями. Эта задача равносильна гарантиям ненасилия над собственностью и влиянием людей-хозяев.
Многозначно само понятие хозяина. Имеется ли в виду хозяин производства, земли или своих рабочих рук и головы? Размывать ли термин до общих ощущений или строго ограничивать круг хозяев? Учитывать ли роли, так как один и тот же человек выступает и в качестве хозяина, и, в другой раз, в качестве работника? Предварительный анализ всегда порождает больше вопросов, чем их имелось до него.
Самое главное состоит в том, как связать построение нового государства, его законодательной базы и властных структур с тем требованием-лозунгом, который выставило общество, пойдя на реформу. Реализация организующей роли символа наиболее важная задача в государственном строительстве. При ее осуществлении, видимо, необходимо будет учитывать и движущие силы реформы, и ее причины и предлоги, и уже известные факторы русской государственной жизни и русского сознания, например, имперское наследие и необъятность пространств. Важно понять, что лозунг — это действительно не цель. Он не реализуется как цель на том этапе, для которого служит живым лозунгом. Он не реализовался на первом этапе российской реформы, но был знаменем именно этого этапа и создал все предпосылки для своей реализации на последующих этапах.
ОЦЕНКА И ОСМЫСЛЕНИЕ СИТУАЦИИ
Положение, в котором оказалась экономика страны в 70-80-е годы, всеми воспринималось как плохое. Однако путь от общего недовольства до осмысления причин, а тем более до обнаружения путей выхода из “плохого” положения, очень непрост. Пожалуй, и сейчас он еще не пройден, но, конечно же, стараниями многих и многих какая-то ясность, значительно большая, чем в те годы, достигнута.
С самого начала, возможно, было понятно только одно: что-то не так обстоит со стимуляцией трудовой активности. Наиболее интересные наблюдения в этом плане принадлежат Г.Х.Попову [15]. Он заметил, что в довоенные сталинские времена предельно низкий уровень благосостояния населения и предельно низкий уровень политической свободы создали очень нецивилизованную, но довольно эффективную систему стимуляции труда. Люди вынуждены были тяжело трудиться для того, чтобы заработать хотя бы кусок хлеба для себя и семьи, они вынуждены были демонстрировать свою активность, чтобы не оказаться в лагерях. При всем варварском характере этой системы нельзя не отметить, что она была достаточно действенной. Впрочем, действенность этой системы была достаточно ограниченной. Исследования показывают, что задания, так называемых, “первых пятилеток” не были выполнены, и победные рапорты основывались на фальсификации. Тем не менее можно утверждать, что такие провалы были вызваны ошибками стратегического плана, отсутствием высококвалифицированных специалистов, принципиальными пороками социалистической системы, заставляющими принимать экономически неэффективные решения, но не трудовой пассивностью трудящихся.
Строить “котлован” было бессмысленно, но когда его строили, работали на измор. И с песнями.
Однако, по мере роста благосостояния и личной безопасности трудовая активность стала медленно замирать. Нужны были новые стимулы: комфортное жилье, благоустроенный отдых, модная одежда, более изысканная еда.
Тем не менее, в соответствии с социалистической догматикой наиболее важные потребности, такие как жилье, благоустроенный отдых и многие другие, были изъяты из числа стимулов к труду. Широкомасштабное хрущевское строительство бесплатного жилья нанесло сокрушительный удар по естественному человеческому стремлению к зарабатыванию денег. Произошло расслоение между понятиями “настоятельность потребности” и “платежеспособный спрос”. Вилка между этими понятиями стала до того широкой и так вошла в психологию народа, что даже теперь очень трудно объяснить директорам предприятий, что потребность в их продукции определяется теми средствами, которые готовы им заплатить за эту продукцию, а вовсе не абстрактными рассуждениями о том, что она “нужная”.
В сущности это было проявлением обычного “социалистического эффекта”. Внешне благое намерение разделить поровну заработанное всеми приводило, как всегда в истории, к ослаблению желания каждого зарабатывать. Не отстающие в труде стремились подтянуться к передовым, но наоборот, передовые снижали свою активность.
Начавшееся падение темпов экономического роста, а главное, все более углубляющаяся пропасть между экономической мощью стран с либеральной экономикой и нашей страной, вызвали к жизни два направления экономической мысли. Фактически, оба эти направления не затрагивали глубинных недостатков социалистической системы хозяйствования, были далеки от какого-либо осмысления политических основ экономической системы, но в течение двадцатилетия давали пищу всем спорам в экономической науке.
Первое направление [16, 17, 18] опиралось на понятие “настоятельность потребности”, призывало к лучшему мониторингу потребностей и планированию народнохозяйственной деятельности, исходя из потребностей общества. Его можно было бы назвать наиболее ортодоксально социалистическим, хотя многие его представители были убежденными либералами в политике и даже оппозиционерами. В русле этого направления были развиты чрезвычайно интересные и локально эффективные математические методы решения многих экономических задач. Нельзя считать полным провалом и работы по созданию автоматизированных систем управления. Свою локальную эффективность они доказали в мировой практике. Тяжелый бред начинался, когда приступали к разработке общегосударственной автоматизированной системы или автоматизированной системы плановых расчетов на уровне страны.
Это направление быстро зашло в тупик, когда попыталось стать теорией экономического развития. Осмысление его несостоятельности крайне благотворно сказалось на экономической мысли. Пройдя через сокрушительный кризис своих убеждений, многие создатели и адепты этого направления впоследствии пришли к радикальным либеральным убеждениям и поддержали начавшуюся в России реформу.
Второе направление [19, 20] возникло как некоторый отход от сталинской установки на ликвидацию денег как таковых. В начале достаточно стыдливо, а потом все более прямо, высказывалось убеждение в необходимости усилить роль денег в стимулировании трудовой активности.
Трудность четких действий в этом направлении заключалась в том, что в социалистической экономике было принципиально невозможно вычленить финансово ответственный субъект хозяйственной деятельности. Отсутствие собственника, который может разориться в случае неудачи, во-первых, и который, во-вторых, заинтересован в долгосрочном развитии своего предприятия, делало эту задачу неразрешимой.
В сущности, представители первого направления были правы, когда они говорили о едином народнохозяйственном комплексе страны. Сегодня, пытаясь реформировать этот единый организм, мы произносим такие слова, как “степень монополизированное™”, “отсутствие региональных рынков” и т.д. Все это не открытия последнего времени. Когда в 60-х годах А.Н.Косыгин [21] и близкие ему экономисты предложили реабилитировать денежные отношения и выбрать в качестве единственного показателя эффективности прибыль предприятий, то они столкнулись со схожими проблемами. Но самой тяжелой проблемой, которая фактически задавила всю косыгинскую реформу, была следующая. Свобода распоряжения полученной прибылью со стороны производителя привела к резкому сокращению капиталовложений в производство. Производитель не собственник при социализме, он человек наемного труда. Зачем ему вкладывать средства в производство, с которого он завтра уйдет, или даже если будет работать на нем до смерти, ничего из заработанного и вложенного не сможет оставить детям? Не разумнее ли потратить все заработанное на свое семейное потребление.
В конце концов попытки реформирования были свернуты, а второе направление не дало каких-либо ощутимых достижений и выродилось в придумывание различных систем премирования по сотням показателей в рамках так называемого хозрасчета.
Этот путь привел к усилению давления денег на потребительский рынок, увеличению инфляции, с одной стороны, а с другой, к уменьшению инвестиций и через некоторое время к ускорению спада производства.
Приходится признать, что представители первого направления, более ортодоксального, лучше понимали природу социалистической экономики, когда они говорили о едином народнохозяйственном комплексе, а значит едином собственнике, и писали немыслимые столбцы уравнений, чтобы не дать никакой свободы отдельно взятому директору в распоряжении фондом накопления и фондом потребления. Думается, что любая корпорация, если, конечно, она не слишком большая, с удовольствием воспользуется результатами их трудов.
Тупик второго направления экономической мысли, более либерального, доказал очень важное положение, которое метко подчеркнула Л.И.Пияшева [14]: "Нельзя быть немножко беременной.” Нельзя построить экономику, основанную на денежном обращении, экономику, в которой финансы играют животворную роль крови, если в этой экономике нет финансово ответственных субъектов.
При наличии собственника мотором экономического роста является приумножение богатства. Приумножение богатства всегда связано с личным риском. Работа собственника одна - принятие рискованных решений. Когда собственник занимается чем-то другим, например, инженерными изысканиями, то он не выполняет своей работы, он выполняет работу инженера. От него ждут другого — вложить собственные деньги в новое производство. Его заработок и его проигрыш — плата за риск.
Социалистическая система не допускала наличия собственника, предпринимателя. В сущности, все предложения преследовали одну цель: как построить эффективную экономику, избежав появления финансово ответственных лиц. Конкретные разработки становились все более изощренными, поведение властей в условиях набирающего силу кризиса — все более отчаянным. Если в конце 70-х и самом начале 80-х удавалось гасить недовольство, благодаря торговле сибирской нефтью, то ближе к середине 80-х начались откровенно популистские мероприятия, совершенно расстроившие денежное обращение в стране. Речь идет о серии повышений заработной платы различным группам населения в условиях продолжающегося спада производства и государственного сдерживания цен.
Экономика приобрела необычный, неклассический характер. Особую роль играло явление “скрытой инфляции”. Наилучшее описание такой экономики дано Я.Корнаи в его знаменитом труде “Дефицит” [22]. Но положение не исчерпывалось только неприятными особенностями экономики дефицита. Возник серьезный разрыв между соотношением цен, которое существовало на мировом рынке, и тем соотношением цен, которое было искусственно создано внутри СССР. Основываясь на ценах, принятых внутри страны, многие проекты можно было признать эффективными, несмотря на сомнительность методик расчета экономической эффективности. Однако, при любой попытке открытия экономических границ и выравнивания соотношения цен эти же проекты становились категорически неэффективны. Эта проблема досталась нам в наследство от тех времен и до сих пор тяжелым бременем лежит на российской промышленности и сельском хозяйстве.
Полный провал системы государственного капитализма стал ясен в середине 80-х. Правительство прежде всего через Госплан СССР отбирало прибыль у предприятий и вкладывало ее в проекты, почитаемые эффективными. Так как цены назначались тем же Правительством, то вся процедура носила характер увлекательной игры, имеющей мало общего с реальностью. В реальной жизни, конечно же, система частного капитализма оказывалась куда как разумней. Человек, из собственных доходов отрывающий средства и вкладывающий их в производство, уж наверняка более ответственно и эгоистично оценивал проекты, а потому и производство в этой системе развивалось несравненно быстрей и эффективней. Сокрушительное поражение в "холодной войне”, то есть соревновании производственных систем, уже не могло дольше скрываться.
В 1989 г. угроза разрушения денежного обращения стала явной. Участились разговоры о наличии "козырька", "денежного навеса", готового обрушиться на потребительский рынок. Дефицит становился все более тотальным. Государственное балансирование цен начало взрываться после принятия Законов о предприятии и о кооперации через повышение цены рабочей силы, которая в советской экономике была традиционно дешевой. Структура цен довольно консервативна и такое повышение "давило" на потребительский рынок, снижая его наполнение. Альтернативой могло бы быть расширение производства товаров и услуг. Однако, в условиях широкого задействования мощностей и рабочей силы, низкой производительности труда и отсутствия стимулов к ее повышению это требовало серьезного увеличения инвестиций, а как раз потенциальные утраченные инвестиции и послужили источником роста заработной платы. Наиболее легким путем выхода из кризисной ситуации было бы согласие на восстановление прошлой структуры цен, уступка осуществляемому "давлению” хотя бы путем так называемой либерализации цен. Но тогда инвестиционные ресурсы просто исчезали. Они переходили из прибыли предприятий не в производство, как это было ранее, а в зарплату, но и там не капитализировались, а направлялись на текущее потребление. Либерализация на первых порах вызвала бы рост цен конечного продукта до величины, приблизительно восстанавливающей прошлую структуру цен, и деньги обесценились бы на общую сумму инвестиционных ресурсов.
К тому времени два упомянутых нами направления экономической мысли, с учетом переходов конкретных ученых из одного лагеря в другой, сфокусировались в два взгляда на характер необходимых преобразований. Они достаточно традиционны и для других стран, встающих на путь экономических реформ. И сводятся, с одной стороны, к структурным сдвигам, а с другой - к тотальному переходу на рельсы рыночной экономики.
Первого взгляда придерживались, и как ни странно, и теперь придерживаются сторонники традиционных методов планирования. Панацея им видится в директивной переброске бюджета из менее "нужной" отрасли в более эффективную. А раз так — отрежем кусок у добывающих отраслей и отдадим его машиностроителям. Или используем его для "усиления социальной направленности планов", то есть на повышение норм расходов в здравоохранении, образовании и тому подобное. Однако история экономических преобразований в различных странах показывает, что это тупиковый путь. Искать доказательств далеко не приходится.
Самый яркий пример безрезультатности методов структурных сдвигов — сельское хозяйство. С 1970 по 1985 гг. среднегодовой объем капитальных вложений в отрасль был увеличен более чем в два раза. В то же время объем валовой продукции вырос всего на 24%.
Что касается повышения расходов на социальные цели, то оно моментально съедается ростом цен на товары и услуги производственных отраслей, в то время как натуральное потребление почти не меняется. И не мудрено: в сложившейся системе интересов и реальной хозяйственной власти приоритет имеет производственная сфера. Если систему не изменить, она всегда найдет способы перераспределять ресурсы в свою пользу.
Сторонники первого направления реформ предлагают либо борьбу с "проектами века" — и тогда как грибы вырастают мелкие стройки, происходит распыление капитальных вложений. Либо "концентрацию ресурсов на ведущих направлениях", уменьшение количества строек. Тогда опять начинают маячить "проекты века”. А результат один — неуклонный и быстрый рост капитальных вложений без реальной отдачи.
Впрочем, пренебрежительное отметание такого взгляда, во-первых, недостаточно, а во-вторых, может затуманить саму проблему. Помимо непрофессиональных романтиков в сущности на этой позиции стоял и столь глубокий и высокоэрудированный экономист как Ю.В.Яременко [23, 24], который даже со стороны его оппонентов признавался “целой эпохой в отечественной экономике”.
Мы не можем обойти этот вопрос. Лучший аналитик советской экономики Ю.В.Яременко создал и развил теорию двух ресурсов [23], правильность которой никем, насколько нам известно, не оспаривалась. Согласно этой теории в экономике практически каждый важнейший ресурс присутствовал в качественном (элитном) и массовом виде. Для внутреннего употребления производились товары и услуги из массового разряда, для внешнего — качественного характера. Цифровой анализ показывал, что в случае мгновенной либерализации внешней торговли и цен подавляющее большинство производимых продуктов становилось неконкурентноспособными.
Глубоко пессимистический взгляд Ю.В.Яременко на возможности самодеятельных быстрых перемен заставлял его искать выход в проведении структурного сдвига в предварительном порядке еще в условиях закрытой экономики. Не стоит говорить, насколько эти взгляды далеки от взглядов сторонников структурного сдвига путем вливания финансовых ресурсов в ту или иную “приоритетную” отрасль.
В сущности Ю.В.Яременко говорил не об отказе от рыночной, открытой и самодеятельной экономики, а о наличии специфических трудностей перехода от социалистической к либеральной экономике в условиях нашей страны. Справедливо считая, что элитные ресурсы прежде всего сосредоточены в ВПК, и отмечая, в конце концов, как практически единственный элитный именно кадровый ресурс ВПК, Ю.В.Яременко призывал наибольшее внимание в реформе уделить проблемам конверсии оборонного производства в гражданское.
Таким образом, взгляды Ю.В.Яременко не были романтичными и как всякие трезвые взгляды на проблему не поддаются классификации. Либералы обвиняли его в консерватизме, для консерваторов он тоже не был своим, поскольку в конце пути видел именно либеральную экономику.
Можно сказать, что в результате дискуссии победила позиция, что выход из кризиса, преодоление отставания в более широком смысле и в конечном итоге повышение уровня жизни лежит на пути перехода к либеральной, “рыночной экономике”, а не на пути структурного сдвига, осуществляемого с помощью централизованной переброски финансовых ресурсов.
ДЕНЬГИ И СОБСТВЕННОСТЬ
Когда ученые и общество приходят к согласию по какой-либо принципиальной проблеме, то она перестает быть принципиальной и даже вообще перестает быть проблемой. Common sense переводит ее в разряд данностей. А принципиальными проблемами становятся те, которые еще вчера считались техническими. В
1989 - 1990 гг. такой проблемой стал сам путь перехода к рынку. Если быть точнее, то эта проблема как бы раздваивалась. Во-первых, как сделать, чтобы деньги стали действительно деньгами и выполняли весь набор классически присущих им экономических функций. Во-вторых, как создать частного собственника в стране, где более полувека частный собственник был уголовным преступником.
Механизм рынка давно описан, успешно работает во многих странах. Следовательно, считали рыночники, надо взять его и перенести на нашу почву. Как это сделать? Ну, допустим, взять да и применить средство, хорошо известное морякам: поворот "все вдруг". Скажем, когда корабли несутся на рифы и нужно спасти их от неминуемой гибели. Так и здесь: объявить декретом введение рынка с определенного числа, например, с 1 января
1990 г. Вся старая хозяйственная система разрушается до основания, а затем ожидается, как из условий домонополистического рынка почти мгновенно произрастут все институты постиндустриальной эпохи. Вводятся только некоторые инструменты социальной защиты.
Теоретически такой путь проведения реформ возможен. Он был использован в ФРГ и Японии после второй мировой войны и получил название "технология экономического чуда”. Но для успешного осуществления такой политики необходим был целый ряд условий, важнейшее из которых состояло в том, что принятие решений и ответственность взяли на себя силы вне страны, конкретно говоря — оккупационные власти. Они же обеспечили и экономические гарантии. План Маршалла в Европе стоил 50 млрд.$, Япония получила три миллиарда. В нынешних условиях, а тем более для нашей страны займы должны быть на порядок выше. Но дело даже не в займах.
Концепция технологии экономического чуда основана на представлениях о частной собственности и жесткой конкурентной борьбе за существование. Была в этих странах частная собственность. Без существования частной собственности невозможно говорить об использовании технологии экономического чуда. Даже непонятно о чем идет речь. В то время, возражая сторонникам мгновенного поворота “все вдруг” мы писали [27]: “Это лекарство, от которого либо сразу умирают, либо сразу становятся здоровыми. Стать здоровыми нам не дадут межнациональные отношения. Безусловно, в отдельных регионах успех возможен. Но в результате мы придем к резкой дифференциации экономического положения. В свою очередь, она способна вызвать такую вспышку межнациональных столкновений, которая вполне может привести к непредсказуемым последствиям.”
Напомним, что в 1989 г. существовал СССР. Россия, конечно, более однородна. Однако, практика показывает, что вышеприведенные соображения стоило бы учитывать и России.
Мы придерживались и придерживаемся такого мнения, что даже если более оптимистично, чем Ю.В.Яременко, смотреть на перспективы самодеятельного становления экономики, то все равно осмысление переходного процесса, как длительного и многоэтапного, где достаточно многое зависит от механизмов запуска и сопровождения, очевидно.
Так, в 1989 г. нами с В.Волконским и А.Вавиловым [28] был предложен механизм отделения большого бизнеса от государства с помощью создания холдингов, сохраняющих крупные хозяйственные структуры, конкурентные на внешних рынках, акции которых первоначально контролируются на паях центральным правительством, областными властями и местными органами управления. Сценарий предполагал поэтапную приватизацию этих холдингов через продажу их акций в сочетании с раздаточным механизмом В.Найшуля (ваучерами).
Читая сегодня эти предложения, испытываешь странные чувства. Многое, конечно, хочется переделать. Но по здравому размышлению приходишь к выводу, что основные идеи не так уж устарели. Это касается подчеркивания того положения, что реформа — это прежде всего изменение отношений вокруг собственности. Второе положение, остается, видимо, актуальным до сей поры, — это то, что путь финансового оздоровления в основном связан с созданием каналов приложения накопленных средств, из которых главным остается в нашей стране возможность для населения вложения денег в жилищное строительство. И, наконец, тезис о "строительстве рынка", о неминуемой этапности преобразований, не зависящей от нашего желания создать все в один момент.
Основная мысль сценария экономической реформы состояла в поэтапном расширении рынка, включении в него все большего числа видов товаров и услуг. На определенном этапе в них должны были войти акции холдинговых компаний, что обеспечило бы активную приватизацию.
Начать необходимо было, по нашему мнению, с перемен в областях социальной сферы. Как известно, быстрее всего превращаются в товар те блага, которые острее всего необходимы людям. И прежде всего — жилье.
Идти по пути увеличения кооперативного жилищного строительства было нереально. Вот уже три пятилетки мы топтались на месте. А все потому, что до сих пор не признавали жилье товаром и не до конца определили, что же такое собственность на него. Для изменения ситуации в строительстве жилья важно изменить ситуацию с владением им.
Была предложена схема, которая потом в упрощенном виде использовалась в ряде регионов. Принцип нормативного обеспечения всех людей жильем вполне ложился в основу перемен. Скажем, не более 15 метров общей площади на человека передается в собственность тем, кто сегодня ими владеет. Те же, кто только ожидает квартиры, получают государственные обязательства. Очередникам выплачивают по этим обязательствам суммы в размере, пропорциональном числу метров, недостающих до нормы в 9 метров на человека.
У тех, чья обеспеченность превышает норматив в 15 метров, появляются две возможности: либо выкупить право владения дополнительной площадью у государства, владеющего им в виде пакета акций, либо платить арендную плату.
Впрочем, дело не в отдельных более или менее удачных предложениях. Главное, на наш взгляд, состояло в том, что реформенный процесс должен был стать предметом постоянного и точного государственного регулирования.
Накануне реформы не возможно было сказать даже в самых общих чертах о том, какой характер примет пореформенная экономика России. В самом деле, говоря слова “капитализм”, “социализм”, мы не просто огрубляем и схематизируем реальность. Пожалуй, мы спускаемся в область подсознательных предпочтений и эмоциональных порывов, нежели действительно занимаемся анализом происходящего. Если под “капитализмом” мы подразумеваем такой вид экономики, где решение о вложении средств принимаются не обществом, а частным инвестором в расчете на максимизацию прибыли, а под “социализмом” наличие в экономике инструмента частичного перераспределения доходов с целью обеспечения достойной жизни малоимущим слоям населения, то почему же эти понятия следует считать антагонистическими? Существует всегдашнее противоречие между эффективностью и защитой. Наибольшая эффективность достигается при отсутствии защищенности. Теоретически. Наибольшая защищенность — это полная уравниловка. Тоже теоретически. И тот, и другой случай относятся к разряду абсурдных. При отсутствии защищенности происходит социальный взрыв. При отсутствии эффективности защищаться становится нечем.
Политической реальности большинства развитых стран присущи крайне небольшие последовательные колебания то в сторону большей защищенности, то в сторону большей эффективности. То повышаются налоги и расширяются социальные программы, то снижаются налоги и свертываются социальные программы. И все это делается на уровне “чуть-чуть”. Инфляция то повышается, то снижается. И опять же “чуть-чуть”. Эти запрограммированные падения правительств, смены курсов, помогли в XX веке обеспечить стабильность общественного развития и регулировку экономик “по отклонению” от состояний, приемлемых для большинства населения.
Не это, в сущности, определяет лицо экономики той или иной страны. Более существенными являются степень монополизации экономики, ее открытость внешнему рынку, уровень дотационности сельского хозяйства, отраслевая направленность, участие государства в бизнесе, законодательные ограничения на виды и характер активной хозяйственной деятельности и т.п.
Как уже говорилось, экономики США и Индии, Франции и Италии, Швеции и Бразилии чрезвычайно различны, хотя везде решения о вложении средств в производство принимаются частными лицами из соображений максимизации будущей прибыли, а также везде существуют социальные программы поддержки малоимущих слоев.
На пороге российской реформы принципиально невозможно было определить каково будет “лица необщее выраженье” российской экономики. Во всех предложениях и размышлениях того времени речь шла только о первом этапе реформы, этапе, который снимет путы тоталитарной экономики, развяжет руки инициативе деловых людей и даст возможность развития в нормальном для России направлении. Каково же будет это направление, можно было только гадать. Тогда это, во многом справедливо, представлялось праздным вопросом и экономическая мысль была сосредоточена именно на первом этапе реформы, этапе радикальных преобразований в области собственности и денежного обращения.
Достоинство сценарных разработок прежде всего заключалось в том, что сам рассматриваемый первый этап реформы делился на определенные стадии, требующие различных форм правительственных действий. Сама идея стадий была с одной стороны обусловлена явной невозможностью мгновенного преобразования, а с другой стороны стремлением сбалансировать между собой последствия отдельных решений, чтобы не вызывать существенных обвалов производства или падения уровня жизни.
В 1989 г. было еще вполне реально говорить о стадийности в процессе либерализации цен, который бы осуществлялся параллельно с процессом приватизации. Если на первой стадии настоятельно рекомендовалось уделить как можно больше внимания малому и среднему бизнесу и жилищной приватизации, то на второй стадии можно было предпринимать масштабную работу по преобразованию производственных объединений и предприятий в самостоятельные единицы со смешанной формой собственности.
Не вдаваясь в уже ненужные сегодня подробности, следует сказать, что почти все предложения той поры уделяли большое внимание проблеме цен на природные ресурсы. Существовавшие цены оставлять было нельзя. Реальная самостоятельность предприятий увела бы к хаосу. В добывающих отраслях цены были резко занижены, природные ресурсы бесплатны. Не были лишены оснований предложения о повышении этих цен до, а не одновременно с общей либерализацией. Конечно, это был бы тяжелый удар, с одной стороны, и технически сложное мероприятие, с другой. Однако обратный путь, который впоследствии был выбран, неминуемо вел к обвалу обрабатывающей промышленности и приданию экономике России сырьевой направленности на достаточно длительный срок.
Сценарий предполагал также, что возмездная часть приватизации должна проходить одновременно с либерализацией цен. Именно это составляло, по нашим предложениям, суть третьей стадии. Хоть в какой-то степени это помогало повернуть часть денег населения с потребительского рынка на инвестиционный и тем самым противостоять инфляции.
Только на четвертой стадии можно было вводить рынок капитала в полном объеме и считать переходный период (первый этап реформы) законченным.
По нашему мнению, продолжительность каждой стадии могла составлять около полугода. Этого времени достаточно для проведения административных перестроек и оценки трудящимися эффективности своей деятельности. Сроки, конечно, назывались приблизительно, но растягивать их было нельзя. Мы считали, что прежде всего нарастание кризисных явлений приведет к утрате возможности осуществления разумного сценария перехода, толкнет на необдуманные "чапаевские" решения.
Предлагая основные идеи переходного процесса, авторы сценария экономической реформы не преследовали своей целью создание детально разработанной программы. Стояла скорее задача определения общей стратегии. Впоследствии, в 1991 г. мы отказались от взгляда на целесообразность разделения во времени безвозмездной и возмездной приватизации, из-за необходимости использовать возмездность приватизации как одну из антиинфляционных мер.
Отказались мы и от предложения наделять акциями предприятий региональные и местные власти. Приходится только сожалеть, что эти быстро доказавшие свою несостоятельность идеи были осуществлены, причем в значительно ухудшенном варианте и не в те сроки, когда они могли хоть с какой-то стороны быть целесообразными.
Сегодня, оглядываясь назад, впрочем, можно сказать, что и многие здравые идеи, и конкретные мероприятия, предложенные тогда нами и другими экономистами, были воплощены в жизнь. Это могло бы вызвать законное внутренне удовлетворение, если бы не одно существенное “но”. Главным в наших предложениях был не набор отдельных идей и мероприятий, но убеждение в необходимости сбалансированного сценария, который путем сочетания или разведения во времени конкретных действий противостоял бы хаосу, почти неизбежному в период реформ.
И сегодня я убежден, что стратегическое планирование строительства рынка было совершенно необходимо тогда и является насущным требованием дня нынешнего. Меры, сами по себе неизбежные и на первый взгляд благотворные, всегда имеют негативную составляющую. Любые радикальные преобразования хотя бы временно вызывают спад в различных областях экономической жизни. Значит, необходимо так строить стратегический план, чтобы к этому же времени другие действия, осуществленные ранее, уже работали бы на подъем. Искусство балансирования, может быть, главное искусство, которым должен владеть реформатор.
Прошедшие дискуссии, как и реальная жизнь, показывали, что без цивилизованного рынка существовать дальше нельзя. Дефицит в государственной торговле и естественно сопровождающая его теневая экономика погружали страну в хаос. На первый план все очевиднее Для всех выходила задача строительства рынка. Может быть, сегодня пафос того времени многим кажется преувеличенным, но нельзя отрицать, что он был таким, каким он был.
Особые споры вызывала проблема приватизации, то есть необходимость перейти от тотально государственного владения существующим производством к частному. Непроясненность понятий даже в среде экономистов, неподготовленность населения и невероятные представления, подогреваемые демагогией самых неожиданных оттенков, превращали вопросы, связанные с приватизацией, из экономических в социальные, политические и даже национальные. В профессиональных кругах обсуждалась дилемма возмездной и безвозмездной приватизации. Как ясно из вышеизложенного, в наших предложениях эта дилемма не была центральной, и они допускали как то, так и иное решение. Более того, и тогда, и позже [29] мы настаивали на сочетании подходов в данном вопросе. Главной заботой было обеспечение плавности перехода с возможным нивелированием административно-политических трений.
Экономисты старались высказать мнение по ключевым вопросам, которое повлияло бы на составителей правительственных программ и нашло отражение в реальных мероприятиях. Однако, до воплощения реформенных идей в жизнь было еще далеко. Колебания и неуверенность тогдашнего руководства СССР, его зацикленность на политических вопросах сыграли злую шутку со страной. С каждым днем перспектива более или менее мягкого перехода становилась все призрачней, а каждая новая программа ничего, кроме воспитательного эффекта, не имела. Тем не менее, их значение нельзя преуменьшать. Как бы теперь мы не относились к предложениям Н.Шмелева, В.Селюнина, А.Стреляного и радикальным выпадам Л.Пияшевой, но вспомните какой переворот в сознании большинства они произвели.
Несмотря на достигнутое понимание причин кризиса, невозможности паллиативных решений и даже основополагающей роли частной собственности в обеспечении экономического роста, власть в своих действиях последовательно применяла все те меры, которые были уже опровергнуты и отторгнуты экономической наукой, да и сознанием большинства активного населения, как несостоятельные.
Первым “реформенным” действием была суета вокруг “ускорения научно-технического прогресса” [30]. Это был типичный пример попытки провести структурный сдвиг в экономике путем централизованного перераспределения средств. Решено было развивать машиностроение. Однако, поскольку все связи и отношения оставались прежними, выделенные дополнительные средства вернулись в те отрасли, в которые они направлялись до “ускорения научно-технического прогресса”. Печальной памятью классически неверных решений остаются нам города Зеленоград, Елабуга и другие “стройки века”.
Инерционность мышления властей сказалась и в их реакции на рекомендации экономистов действовать “через человека”. Если ученые фактически предлагали изменить отношения в производстве, то власти и тут решили произвести централизованный структурный сдвиг. Речь идет об “усилении социальной направленности планов”. Опять перераспределялись средства. Вместо того, чтобы заинтересовать человека в зарабатывании денег на строительство жилья, увеличили капитальные вложения в жилищное строительство. Тут же через цены эти средства вернулись в производственные отрасли, и никакого увеличения вводов общей площади жилья не произошло. В то же время робкие решения по расширению свободы, как, например, снятие ограничений на общую площадь возводимых индивидуальных домов, сразу давали видимый эффект.
Наибольшие негативные последствия усиления социальной направленности планов сказались в разбалансировании денежного обращения, так как начались чисто эмиссионные повышения зарплат и пенсий. Конечно, это не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило потом, но начало было положено именно тогда, во второй половине 80-х годов. Процесс пошел.
Тогда же в качестве первых ростков экономического подхода к проблеме у руководства страны стали популярны идеи о коллективном хозяйствовании. К сожалению, До сих пор представления о том, что трудовой коллектив способен стать эффективным управляющим субъектом хозяйственной деятельности не изжито у ряда политиков разных направлений. Пожалуй, ни одна идея не принесла большего вреда развитию экономики страны, чем эта. Пример Югославии, осуществившей в полном масштабе такого рода мероприятие и попавшей благодаря этому в тяжелейший экономический кризис, сопровождавшийся гиперинфляцией, игнорируется сторонниками этой точки зрения. Создается впечатление, что любые объяснения бесперспективности этого пути просто не хотят слушать. Это уже не экономика, а идеология.
По сути дела предлагалось не менять отношения собственности, то есть отношения хозяйственной, экономической власти. Самым смелым предложением была аренда. Но и она является лишь "расширением самостоятельности", "полным хозрасчетом", а говоря нормальным языком — продолжением старого пути, когда реальный и полновластный хозяин собственности — отраслевое ведомство — разрешает определенные свободы своему наемному работнику — трудовому коллективу. Договор об аренде был не договором имущественного найма, а договором о предоставлении больших хозяйственных прав. Раньше это регулировалось ведомственными инструкциями, теперь перемещалось в договор об аренде. Вряд ли такая или подобная ей мера сможет стимулировать подлинно хозяйское отношение к труду, тем более, если у арендатора не будет возможности в любой момент продать свои права. Идя по пути структурных сдвигов и хаотической аренды, экономика была обречена оказаться в конце концов у той же пропасти. Всякие попытки улучшить положение в рамках старой системы быстро показывали свою неэффективность.
Шел нормальный процесс обучения, который всегда порождает ошибки. Однако стране этот процесс стоил очень дорого. Ошибки властей, не желавших слушать высоколобых ученых и высокомерно заявлявших о преимуществах своего практического директорского опыта, все более усугубляли кризис в стране. Впрочем, разговоры о том, что принимать решения должны практики, знающие производство, продолжаются до сих пор. Наиболее тяжелой из этих ошибок был Закон о предприятии [31], который ликвидировал основу государственного способа капитализации прибыли до создания какого-либо альтернативного, вызвал рост личных доходов и создал предпосылки возникновения инвестиционного голода. Когда сегодня мы ищем истоки инфляционного взрыва, то прежде всего мы должны обратиться к Закону о предприятии и его сокрушительным последствиям для экономики страны. Именно благодаря этому Закону страна в значительной мере лишилась резервов структурно-технологической перестройки.
Резко упал объем капитальных вложений. Прекратилось обновление основных фондов. В сущности, до сих пор за небольшими исключениями экономика страны эксплуатирует промышленно-производственный капитал, созданный до введения Закона о предприятии. Износ оборудования превзошел все разумные пределы. Пиком этой линии “реформирования” были выборы директоров. Инфляционный эффект этой меры, технически осуществленный путем перекачки средств из фондов накопления в фонды потребления, с инвестиционного рынка на потребительский, трудно переоценить. Последствия введения Закона о предприятии не изжиты до сих пор и сказываются и в кризисе неплатежей, и в раскручивании инфляционной спирали.
Параллельно вышел и Закон о кооперации [32]. Его уроки чрезвычайно интересны и до сих пор, к сожалению, не проанализированы. На наш взгляд, два важнейших вывода совершенно очевидны: во-первых, кооперативное движение доказало фантастическую эффективность малого бизнеса в стране, и во-вторых, оно же продемонстрировало, что у малого и большого бизнеса разные законы развития. Существующий уже крупный государственный бизнес не может быть поддержан, а тем более поднят нарождающимся частным малым бизнесом. Он может быть только разрушен им, чтобы потом через длительное время вырасти органично из малого, но тогда уже совершенно другим. Они качественно разные.
Тем не менее за короткий срок малый бизнес смог мобилизовать достаточно элитный кадровый потенциал рыночной экономики. Несмотря на неминуемые издержки процесса, многие руководители, позже возглавившие эффективный большой бизнес, проявили себя именно в этой ситуации в малом бизнесе.
Но может быть, говоря о некомпетентности властей, о высокомерии “практиков” и коммунистических функционеров, об их ошибках, мы упускаем самое главное, самое существенное — страх. Страх перед реформами, перед мерами, кардинально меняющими жизнь страны, иррационален и разрушителен. Он ничего общего не имеет со стремлением к ответственным и сбалансированным решениям. Наоборот, страх перед переменами в кризисной ситуации порождает решения спонтанные, необдуманные и наносящие чрезвычайный вред. Преодоление страха выражается в ясности взгляда на необходимость изменений, по возможности скрупулезного расчета последствий своих действий и определении времени принятия решений. Страх заставляет уходить от реальности, откладывать принятие решений, несмотря на их очевидную необходимость, и в конце концов бросаться в реформу, как в пропасть, очертя голову.
Все мероприятия, проведенные в течении так называемой “перестройки”, по сути явились следствием именно этого страха. Особенно заметно это при анализе истории программы “500 дней” [33].
Программа “500 дней” (первоначально 400 дней) была квинтэссенцией тогдашней экономической мысли. Она вобрала в себя и разработки комиссии Л.И.Абалкина, и предложения по нормализации денежного обращения, и, смею думать, наши предложения об этапности реформы и методах капитализации средств населения. Синтетический талант и организаторские способности Г.А.Явлинского в соединении с авторитетом С.С.Шаталина и Н.П.Петракова, разработками Е.Г.Ясина и, тогда еще неизвестных, Б.Г. Федорова, А.П. Вавилова, С.А.Алексашенко и др. обеспечили колоссальный эффект данной программы. Сегодня можно предъявлять различные претензии к труду группы Явлинского. Мы, например, считали, что данная фаза реформ займет не менее 2 лет, а впоследствии увеличили этот срок до 3 лет. 500, а тем более 400 дней, конечно же, срок нереальный для мягкого сбалансированного перехода. Даже по сравнению с нашими, в общем то весьма пунктирными предложениями, программа слишком мало места уделяла проблеме приватизации. Однако, у нее было неоспоримое достоинство, которое резко выделяло ее на фоне тогдашней экономической мысли. Это была программа действий.
Широта охвата проблем, глубина проработки отдельных идей и ясность при формулировании целей преобразования сразу сделало данную программу знаменем реформы не только для специалистов, но и для широких масс населения, что является особым феноменом и уже никогда не повторялось потом. Вряд ли можно ожидать, что такое общенародное согласие на претворение какой либо экономической программы может повториться в дальнейшем.
Думается, что Г.А.Явлинский не будет спорить сегодня с критиками конкретных аспектов программы. Трудно, например, согласиться с нежеланием Г.А.Явлинского уделить хоть какое-то внимание цифровым прогнозам. Но... была очень четко обозначена проблема этапности реформы, невозможности одномоментного перелома. Предполагалась идея использования средств населения в инвестиционном процессе через прежде всего жилищную приватизацию. В качестве одной из важнейших задач была названа финансовая стабилизация, борьба с дефицитом, но не путем уничтожения "горячих денег", а их задействования в экономике.
Формально "500 дней" получили поддержку властей, однако в силу ряда очень многих разных причин и специфики экономического, и, самое главное, политического характера так и не были реализованы. Можно говорить о возникшем тогда противостоянии руководств СССР и России, о специфических свойствах характера конкретных руководителей, о непонимании ими характера и последовательности требуемых перемен, но все-таки позволю себе высказать мысль о том, что в основе отказа от выполнения программы лежал страх.
Вообще говоря, психологические категории не являются просто сопутствующими экономике факторами. Представляется более верным подход, уделяющий им значительное внимание при осмыслении экономических процессов, особенно в периоды резких перемен. В конце концов любые управленческие воздействия призваны внести изменения в поведение людей. Даже в тоталитарном государстве методы “прямого действия” весьма ограничены. Подавляющее большинство методов — это те или иные совокупности приемов давления на психологическую мотивацию поведения. Успех или не успех зависит от эффективной способности данного приема подействовать на данный объект. Неопробованность их, непривычность для специфической советской экономики и в значительной степени смутное представление об объекте, то есть советском человеке в качестве “экономического человека”, порождали страх.
Понять этот страх можно хотя бы по тому, что люди, принимающие решения, осознавали: речь идет не только об экономических и даже не только политических изменениях, но об изменениях образа жизни людей, культуры страны. Однако, повторяю, поскольку перемены были неизбежны, тупик, в который зашла страна, был виден всем, то страх еще более усугублял безысходность положения, загонял болезнь внутрь и с каждым днем усложнял ситуацию. Сейчас совершенно очевидно, насколько непростителен был этот весьма понятный страх. Если бы история имела сослагательное наклонение, то можно было бы сказать: во сколько раз легче для населения и эффективнее для экономики были бы реформы, начнись они в 1986, 1989 или даже в 1990 гг. Именно страх перед реформами подписал приговор СССР. Надежды населения были обращены к новому руководству РСФСР. Именно с ним теперь люди связывали свои чаяния лучшей жизни.
Таким образом, страх сыграл роль одного из решающих факторов как в определении сроков и особенностей российской экономической реформы, так и в распаде СССР.
В 1990 г. чрезвычайно важен был тот факт, что Г.А.Явлинский и Б.Г.Федоров вошли в правительство России. Это был первый случай привлечения независимых профессиональных экономистов во властные структуры. Однако, и Россия не решилась на реформы, пытаясь достичь по экономическим вопросам компромисса с правительством СССР и сосредоточив усилия на усилении своей политической власти. Г.А.Явлинский и Б.Г.Федоров вышли из правительства. С одной стороны, это можно трактовать как провал реформаторов, но, с другой стороны, как первый шаг по преодолению страха. Разве можно себе представить, чтобы в период владычества коммунистов министры покидали правительство в знак несогласия с его политикой? Может быть, это и было одним из первых явлений новой политической культуры страны.
СУЩНОСТЬ И ПУТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
Коренным образом ситуация изменилась в 1991 г. Российское правительство все более набирало самостоятельности и способности на радикальные решения. Рекомендации и программы реформ, предложенные раньше, естественно, не учитывали внезапно возникшей новой ситуации.
Смысл ее состоял в том, что союзное правительство сохраняло в своих руках, да и то не в полной мере, только финансовые рычаги. Шел обвальный переход предприятий и целых отраслей под “юрисдикцию” России. Россия на этом фоне вполне могла осуществлять институциональные преобразования. Реформа могла пойти по следующему пути. Зная взгляды В.С.Павлова, можно было уверенно рассчитывать на жесткую кредитно-денежную политику и иметь некоторую гарантию от разрушения денежного обращения. В таком случае российские власти имели возможность приступить к преобразованиям в области собственности.
Именно поэтому программа Правительства России [34], разработанная и утвержденная в 1991 г., программа, которая фактически стала основой экономической части предвыборной платформы первого российского Президента Б.Н.Ельцина, была посвящена почти полностью институциональным преобразованиям и уже их влиянию на состояние финансов при молчаливом допущении, что эмитирующий центр будет проводить разумную кредитно- денежную политику.
Сосредоточившись на этом вопросе, группа разработчиков, возглавить которую выпала честь мне, вынуждена была более детально, чем в предыдущих документах, подойти к вопросу о технологии преобразований. Но сразу же, как только серьезно сформулирована задача представить четкую технологию перемен, требуется обозначить их цель. Еще раз повторюсь здесь, что в периоды созидания нового уклада, слово "цель" не является адекватно выражающим сущность искомого. Во всяком случае, цель лишь косвенно может формулироваться как экономическая. Ее значение шире. Это более "теплое", человеческое, символическое понятие, скорее близкое к лозунгу.
Если в этом общем плане таковым лозунгом мы признали слова "всему нужен хозяин", то для дальнейшей работы требовался перевод на более осязаемый, более экономический — хотя и не совсем еще экономический — язык. Таким переводом мы сочли для себя выражение “программа воспитания собственника-инвестора”.
Институциональные преобразования, да и вся реформа в целом, на наш взгляд, не имели самодовлеющей ценности. Ценность экономических преобразований одна — чтоб жилось лучше. Слово “лучше” здесь включает много значений: и сытней, и свободней, и безопасней. Западный способ хозяйствования доказал свою большую эффективность по сравнению с советско-социалистическим. Его преимущество выражалось прежде всего в личной ответственности за используемые средства. Любое вкладывание средств в этом случае производится с оглядкой на их владельца, в предельном случае это свои собственные деньги, обычно деньги заимодавца, который ждет их назад с прибылью. Степень возвратности средств, уровень рентабельности их использования неизмеримо выше, чем в советско-социалистической системе, где источником инвестиций является государство, а значит никто.
Лозунг "всему нужен хозяин" не просто говорит о собственнике, но о собственнике, который осуществляет стратегические действия. Если переменить вывески и объявить некоторое предприятие частным, вменив его как собственность некоему гражданину, то прежде всего он задает вопрос: надолго ли это? Первоначальное поведение скорее будет хищническим - не вкладывать свои деньги в это предприятие, а хоть что-нибудь продать и вырученные средства увезти. Понимание того факта, что это предприятие твое и ты его передашь своим детям, а потому вкладывание денег в него — это средство их сбережения и приумножения, приходит отнюдь не сразу. Но преобразования нельзя считать успешными, если не осуществляется инвестирование. В этом суть реформы.
Инвестиции, вкладывание средств в производство - это работа на будущее. Если страна инвестирует, то у нее будущее есть, если же все вырученные средства идут на потребление, то происходит “проедание” страны. Это отчаянная жизнь, жизнь без надежды, по принципу “после нас хоть потоп”. В сущности, Закон о предприятии, то есть передача всех прав собственности трудовым коллективам и директорату без всякой финансовой ответственности, и привел к такой ситуации. Среди сторонников передачи собственности коллективу много демагогов, но есть и искренне заблуждающиеся люди. Хотелось бы, чтобы они лучше продумали последствия этой меры и проанализировали ее имеющееся конкретное воплощение и в бывшей Югославии, и у нас. Именно такой путь ведет к потере национального богатства, к жизни без надежды, существованию одним днем.
Собственник-инвестор — это прежде всего собственник стратегический. От наличия или отсутствия стратегического собственника зависит будущее страны. Повышенная, по сравнению с советско-социалистической, эффективность экономической системы капиталистического характера прежде всего заключается в природе стратегического собственника. В системе единого народнохозяйственного комплекса таковым является все общество, персонифицированное в особым образом отобранном чиновничестве, а в капиталистической - институциональные инвесторы, аккумулирующие средства населения по принципу возвратности.
Для формирования собственника-инвестора, таким образом, требовалось решить две задачи. Во-первых, необходимо было перенаправить часть средств населения с потребительского рынка на инвестиционный, обеспечив надежность и привлекательность таких операций. Это можно сделать, если обеспечить доверие населения к вмененной собственности. Дело не в том, чтобы данный человек, которому в силу той или иной технологии преобразований достался некий завод, поверил, что заводу него не отнимут. На первых порах достаточно более простой веры, что сама технология преобразований не будет изменена, а новые формы, организационные начала экономики уже признаны, зафиксированы и не подлежат пересмотру. Короче говоря, то, что тогда выражалось в лозунге "красные больше не придут". По сравнению с этим обычная экономическая задача создания условий прибыльности именно инвестиционной деятельности была в то время менее важна, хотя подлежала несомненному выполнению в ходе реформы.
Однако, помимо надежности и привлекательности, нужно было решать и вторую проблему — создавать институты, которые могли бы принимать средства населения и направлять их хозяйствующим субъектам. В советско-социалистической системе, пожалуй, единственным такого рода институтом был Сбербанк. Теоретически именно накопленные в нем кредитные ресурсы шли на инвестирование. То большую, то меньшую роль играли государственные займы.
В этом пункте должна была произойти революция. С очевидной необходимостью ожидалось появление массы инвестиционных компаний, банков, фондов, реорганизация пенсионной системы, создание холдингов и другие признаки образования институциональных инвесторов и рынка ценных бумаг.
Требования к государственным действиям по реформированию экономики вытекали из всего вышеперечисленного. Реформа должна была проводиться так, чтобы обеспечить наращивание инвестиционной активности. Структурная перестройка должна была состояться, а состояться она могла только при интенсивном инвестировании. Денежная система не должна была разрушиться, а не разрушиться она могла только, если бы накопленные сбережения не обрушились на потребительский рынок, а пошли бы на инвестирование.
Какова в этом случае должна была быть технология преобразований собственности? Уже в 1989 г. было ясно, что прямая раздача "кусочков собственности" может привести к ряду негативных последствий. В первую очередь внушал серьезные опасения вариант, когда промышленное предприятие превращается в род колхоза. Сторонники передачи собственности трудовым коллективам действительно могут ссылаться на имеющийся положительный опыт, хотя бы и в США. Однако при этом забывается, что в психологических условиях США собственность привлекательней для широких масс населения, чем текущее потребление. У нас нет опыта собственности, и дело обстоит наоборот. Поэтому наиболее вероятным является перекачка всей прибыли в фонды потребления, что доказала практика применения Закона о предприятии. Кроме того коллективная собственность на Западе имеет своим происхождением тупиковую экономическую ситуацию, когда эффективный собственник не хочет брать на себя ответственность за функционирование убыточного предприятия. В этом случае трудящиеся выкупают такое предприятие и поддерживают его существование путем самоограничения своих требований, дабы не остаться вообще без работы. Ясно, что речь идет о сравнительно небольших предприятиях, где каждый может контролировать добросовестность остальных.
Кроме того речь идет о странах, где каждый с детства видит вокруг себя стратегических собственников и все народное хозяйство буквально пронизано инвестиционными институтами повышенной степени надежности.
Такой противник безвозмездной приватизации, как В.С.Павлов, считал [25, 26], что бесплатная собственность не будет цениться и в нее не будут вкладывать свои средства. Номинальный собственник будет стараться немедленно ее продать. В этом есть резон. Но есть и возражение. С одной стороны, далеко не все пойдут по этому пути. С другой стороны, кому-то ведь продадут, кто-то ведь купит. И этот кто-то уже значительно ближе к понятию собственника-инвестора. Практика 1993 - 1994 гг. показала верность этих рассуждений. Негативность приватизационной практики реально состояла в другом — в отсутствии на момент приватизации каналов приложения средств населения и падении нормы накопления. Именно это воспрепятствовало широкому потоку инвестиций в производство, а не сама по себе безвозмездность.
У сторонников безвозмездности передачи собственности есть один очень сильный аргумент. Это — скорость преобразований. Однако вернемся к этому вопросу позже, тем более, что задача воспитания стратегического собственника не сводится только к проблеме приватизации.
Хотя в 1991 г. вопрос о преобразовании отношений собственности овладел, пожалуй, всеми слоями населения и заполнил собою многочисленные средства массовой информации, породив прожекты самые умилительные, но реальность была далека от попыток его решения.
Самым главным в политической ситуации страны была временная разница в избрании тех или иных органов власти. Процесс демократизации страны проходил очень быстро. Можно сказать, что в период с 1989 г. до 1991 г. он носил обвальный характер, и каждые последующие выборы были демократичнее предыдущих. Таким образом, каждый, кто был выбран позже, пользовался большей поддержкой населения, был активней и увереннее в себе и, в полном соответствии с историческим процессом, хотел и мог уничтожить предыдущую власть. Так, Съезд народных депутатов СССР покончил с властью КПСС, Съезд народных депутатов РСФСР распустил Съезд народных депутатов СССР (а заодно и сам СССР), а президент России уже с начала 1992 г. был в состоянии действовать без оглядки на Съезд народных депутатов РСФСР. Таким образом, 1991 г. прошел под знаком борьбы за власть, а не экономической реформы.
Экономические идеи, разработанные в 1991 г. для правительства России, не могли и не были тогда им востребованы, однако, оказали серьезное влияние на ближайшее будущее и, как представляется, еще не исчерпали своего научно-практического потенциала. После ”бури и натиска” 1992 г. все-таки в 1993 г. начали приватизацию, правда, практически только в безвозмездном варианте, и с удивлением поняли, что этапность преобразований не выдумка Г.А.Явлинского или Е.Ф.Сабурова, а суровая реальность. Уже в 1994 г. вернулись к идее инвестиционных конкурсов, заговорили о жилищном строительстве, как локомотиве экономики, а в 1995 г. даже, наконец, осознали возможности использования приватизации в финансовой стабилизации, и вообще, необходимость планирования сбалансированных между собой макроэкономических воздействий. Дело дошло до того, что рост накоплений населения и создание стратегического инвестора чуть не стали лозунгами проправительственной партии.
Конечно, лестно. Конечно, лучше поздно, чем никогда. Может быть, если бы политики поняли эти в сущности простые истины в 1991 г. (а еще лучше в 1989 г.), то не имели бы мы хаоса 1992 г., сокрушительного спада производства 1993 - 1994 гг., МММ, инфляционных скачков и других вовсе не обязательных явлений. Однако, повторимся, в те времена стояли другие политические задачи и экономические действия были подчинены им.
Была реанимирована экономическая идея, которая однажды в истории уже привела к распаду одной империи - Священной Римской империи германской нации. Речь идет об одноканальной системе сбора налогов, то есть о системе, при которой центру - в данном случае СССР - перечисляются не какие-то виды налогов и не проценты от некоторых видов налогов, но фиксированные суммы на общие расходы типа армии, границ, трансфертов дотационным республикам и т.д. В условиях, когда республика-донор наращивает свои расходы, эти суммы неизбежно “худеют” и нищий центр прекращает свое существование.
А расходы наращивались. Один за другим принимались популистские законы и постановления о повышении зарплат, пенсий, а главное, о льготах, льготах и льготах. Сокращалась доходная часть бюджета и росла расходная. Эмиссионная кредитная накачка осуществлялась республиканскими банками, которые вели себя уже не как отделения Центрального банка (Госбанка СССР), но как самостоятельные эмиссионные центры. Это преследовало одну цель — привлечь под свою “юрисдикцию” как можно больше предприятий, организаций и отдельных людей. И эта цель достигалась. Одновременно, естественно, скрытая инфляция, выражавшаяся в форме дефицита, приобрела тотальный характер и способствовала ныне уже, к сожалению, забытому падению уровня жизни.
В свою очередь, такая экономическая напряженность заставляла политиков искать мгновенные выигрышные решения. Идея последовательной и сбалансированной реформы, имеющей целью воспитание стратегического инвестора, не могла вызвать восторга. Г.А.Явлинскому и Б.Г.Федорову предпочитали поиски мифических миллиардов “на реформу”. Не думаю, что дело просто в некомпетентности, хотя везде, где к власти во время реформ приходят не специалисты, возникают такие ситуации.
Но ведь союзное правительство в этом отношении было компетентней российских руководителей, а ведь и там надеялись на то, что Запад даст 24 млрд.$, и на эти средства можно будет провести реформу в стране. Не могут экономисты такого класса поддаться иллюзиям проведения реформы с помощью везде скомпрометировавшего себя централизованного “структурного сдвига”. Да еще на внешние, “свалившиеся с неба”, деньги! Поневоле заговоришь тут не об иллюзиях, а прямо-таки о соблазне, о том, что в далекие времена не такие уж глупые люди называли “впасть в прелесть”.
И тогда, и сейчас, нам кажется, только трезвость, сдержанность, готовность к не самым лучшим последствиям принимаемых решений, стремление заранее предусмотреть механизмы, способные погасить негативные последствия этих решений, понимание того, что простые, мгновенные меры, как правило, не приближают, а отдаляют цель, могут действенно противостоять “соблазнам и прелестям” на пути реформатора. Тогда это понимали хуже, сейчас лучше, но льщу себя надеждой, что идеи
1991 г. не так уж устарели и сейчас, и представляют интерес не только исторический.
Исходя из всего вышеизложенного ясно, что преобразования должны были создать мощный частный сектор. Для того чтобы эффективно развиваться дальше, народное хозяйство должно было во всех отраслях иметь частных собственников, ответственных, конкурирующих, а потому эффективных. Обеспечив стабильность преобразований, реформа достигала главного — номинальный собственник становился стратегическим собственником-инвестором.
Нормальный путь, который подразумевает постоянное существование частной собственности, состоит в том, что в начале экономического развития существует масса мелких частных собственников, а крупный капитал возникает позже, органически вырастая из мелкого. Не имея базу в мелком частном предпринимательстве, крупный капитал не может существовать. Потребление, чем больше оно приближается к конечному, тем более оно дробно. На конечных стадиях между семейным потребителем и крупным капиталом стоят мелкие мастерские, розничная торговля и другие субъекты малого предпринимательства. Частный бизнес такого плана весьма специфичен и мало изменился за всю историю нового времени. Его организационная форма — семейные фирмы, коммандитные товарищества и т.п. — далеки от форм организации крупного капитала. Хотя теперь малый бизнес широко использует банковские кредиты, но пожалуй это единственный сдвиг в его деятельности за последнее столетие.
В каком-то смысле все социалистические страны, ставшие на путь реформ, имели перед нами серьезное преимущество. В них никогда до конца не был уничтожен малый частный бизнес. И хотя трудности налаживания связей между розничным частным бизнесом и преобразуемым крупным капиталом существуют и там, но это не сравнимо с нашей ситуацией, где крупный капитал в виде заводов, фабрик, банковских объединений как бы повис в воздухе, лишенный среды реализации своей продукции, которая ежедневно подвергала бы испытаниям его конкурентоспособность. А предприятия, самой природой предназначенные для эксплуатации малым бизнесом, были организованы также по образцу крупного капитала.
Но практика действия Закона о кооперации показала, что ситуация не была безвыходной. Кооперация в том виде, в котором она развивалась благодаря этому Закону не была кооперацией в классическом смысле этого слова. И кооперация, и научно-техническое творчество молодежи (НТТМ), и другие странные формы предреформенного периода были ни чем иным, как эвфемизмами мелкого частного предпринимательства. Их бурный расцвет за весьма короткий период доказал агрессивность и эффективность российского бизнеса. Они безошибочно взяли на себя самое слабое звено социалистической экономической системы, так называемое посредничество, то есть распределительную сеть. Но этим не ограничивались. Везде, где проваливалось государство, появлялся мелкий частный бизнес. Так развились строительные кооперативы, мастерские ширпотреба и другие предприятия.
Появились признаки органического вырастания более крупного бизнеса из мелкого. Особенно характерен для переходного периода пример товарных бирж. Переходный период породил два вида цен на одну и ту же продукцию: государственно-установленные и естественно-рыночные. Товарные биржи опять же не выполняли классическую роль бирж — служить камертоном при установлении цен на массовые так называемые “биржевые товары”, то есть сахар, зерно и т.п. Это были преобразователи неестественных цен в естественные, некоторые своеобразные торговые дома, число которых поражало лишенных воображения западных экономистов. Конечно, можно говорить, что состояния, сделанные на биржах, были следствием государственной глупости. Но это были легальные состояния, так же, как и у кооператоров, и у большинства других представителей тогдашнего зарождающегося бизнеса. Громадной ошибкой было удушение кооперативов и другого мелкого частного бизнеса, которое произошло под демагогическими лозунгами. Был нанесен удар нормальному развитию частного сектора. Кроме того, поток ограничений послужил расцвету коррупции и криминальных сообществ.
Рост преступности в России не был следствием появления малого частного бизнеса, однако, опосредовано именно этот бизнес стал питательной средой для криминалитета. Богатый не виноват, что его хотят ограбить. Но при появлении богатых растет число желающих “экспроприировать экспроприаторов”. Этому, безусловно, способствовало и безнравственное двуличие тогдашнего общества, которое сегодня вылилось в позорную открытую безнравственность уже без всякого двуличия.
Правоохранительная система естественно оказалась совершенно не готова к новой ситуации. Если вчера человека обучают, что любое свободное предпринимательство — это преступление, а сегодня обязывают защищать свободного предпринимателя, то адаптация предстоит сложная.
Впрочем, наибольший вред принесли все-таки именно ограничения, число и тяжесть которых росли с каждым днем. Эти ограничения делали невозможной нормальную экономическую деятельность, срывали контракты, дискредитировали планирование. Сразу же вместе с ними появилась и возможность получения льгот, отсрочек, да и просто ухода “в тень”. Обращая особое внимание на это явление, следует понимать и дальнейшую практику сознательного введения ограничений и одновременного льготирования избранных хозяйственных субъектов, которое далеко не всегда происходит от элементарной коррупции, но глубоко укоренена в “стратегии приоритетного развития” или “протекционизма отечественных производителей” или “выправления межотраслевых диспропорций”.
Возвращаясь ко времени зарождения малого частного бизнеса, следует остановиться на проблеме финансовой перспективности его перерастания в большой бизнес. Конечно, слишком мало времени было отведено на такой процесс, тем не менее у населения, и особенно у его экономически активной части, были средства, которые предназначались на открытие или развитие собственного дела. Несмотря на все непрофессиональные разговоры о денежном навесе, козырьке, горячих или лишних деньгах, это были деньги отнюдь не лишние, а самые что ни на есть необходимые стране для проведения структурной перестройки. Именно на них можно было сделать эффективную реформу, а не на павловские 24 млрд.$ или фильшинские 140 млрд. руб.
Глубокое различие между малым и большим бизнесом заставляло по-разному подходить к проблемам создания частного сектора в них. В большинстве случаев малый бизнес нуждался в помещениях и на первых порах достаточно примитивном оборудовании. Малые государственные предприятия условно можно было подразделить на эффективные, как правило, расположенные в крупных городах, неэффективные в ближайшем будущем и уже дотационные, выполняющие скорее некоторые социальные функции. Было ясно, что продажа эффективных предприятий может дать пополнение местных бюджетов. Нас не должен смущать провал этого направления приватизации в 1993 - 1994 гг. Дело в том, что эта попытка была предпринята уже тогда, когда “горячие деньги” были схлопнуты неловкими действиями января 1992 г. В 1993-1994 гг. было уже не на что покупать эти предприятия. Это еще раз доказывает насколько важно не само то или иное мероприятие, а время и условия его проведения. Безусловно, что в 1991 г., как это намечалось, оно могло бы пройти значительно успешней и серьезно повлиять на оздоровление финансовой обстановки.
Неэффективные малые предприятия при отсутствии претендентов на их покупку предполагалось передавать трудовому коллективу. В данном случае эта мера не несла таких негативных последствий, как передача трудовому коллективу крупного предприятия. Речь шла о предприятиях типа прачечной или парикмахерской, где все работающие знают друг друга и способны следить за добросовестностью каждого. Для русского характера такой взаимный контроль правило, а не исключение. Безусловно эта ситуация была неустойчивой и на следующем этапе должно было произойти либо перепрофилирование предприятия силами самих работающих, либо, что вероятнее, появление со стороны собственника-инвестора, который откупился бы от коллектива и провел бы реорганизацию. В сегодняшней практике это является наиболее распространенным путем. Удручает медленность преобразований, опять же вызванная необходимостью нового накопления средств в стране. Кроме того, зародившийся в период уничтожения кооперативов криминалитет, специализирующийся в этой области, мешает проведению процесса. Ясно, что с самого начала нельзя было ставить задачу получения средств в бюджет от приватизации такого рода предприятий. А их большинство.
Что касается малых предприятий дотационных, но выполняющих социальную функцию, то здесь вопрос приобретал политический оттенок. С самого начала было ясно, что если передать возможность определения таких предприятий местным властям, то тем самым мы непомерно расширим их число и неоправданно увеличим нагрузку на бюджет, с одной стороны, а с другой, организуем новую денежную подпитку криминалитета. Как не странно это звучит, но на наш тогдашний взгляд общее определение и лимиты объемов возможных дотаций такого рода предприятиям должны были определяться централизованно. Надо давать себе отчет, что сделать это идеально или даже рационально невозможно. Однако, сама попытка и общая установка на упорядочение данного процесса могла оказать благотворное влияние и хотя бы минимизировать количество таких предприятий. Во всяком случае, это могло бы стать одним из барьеров на пути регионального сепаратизма, который часто апеллирует к лозунгу “местной специфики проведения реформы”.
Ясно, однако, что при создании мелкого частного бизнеса процесс приватизации хотя и играет большую роль, но тем не менее далеко не решающую. Возможно, что предложенная нами с А.П.Вавиловым в 1989 г. схема хозяйствования домовых товариществ [35] сыграла бы большую роль, чем передача частным лицам действующих мелких социалистических предприятий. Тем не менее самое большое значение для развития мелкого частного бизнеса и тогда, и сейчас имеет возможность получения банковского кредита. Особенно это стало актуальным после уничтожения инвестиционных средств в январе 1992 г.
Анализируя ситуацию с созданием частного сектора в малом бизнесе, сегодня мы должны с глубоким сожалением констатировать, что не далеко ушли от проблем 1991 г., но на фоне других преобразований это приобретает оттенок катастрофы. Дело в том, что отсутствие малого частного бизнеса и прекращение существования государственного привело к резкому сужению внутреннего рынка. Вопрос об отсутствии платежеспособного спроса немного напоминает спор о курице и яйце. Нет мелкого бизнеса, нет рабочих мест, нет доходов, нет потребления. В таких случаях не стараются понять, где причина и следствие, а ищут способы выхода из ситуации. В экономике вообще механистический детерминизм — это не самый лучший способ мышления.
Говоря о большой приватизации, мы с самого начала выделяли проблему внутреннего спроса на продукцию. Избежать падения здесь не представлялось возможным. Для того, чтобы понять всю неподъемность ситуации надо вернуться к печально известной госплановской методике определения экономической эффективности [36]. Предприятия, построенные в соответствии с этой методикой не могут быть конкурентоспособными при открытии экономики. Искусственное соотношение цен, не соответствующее общечеловеческому представлению (мировым ценам), порождает и искусственное, ничему не соответствующее понимание эффективности. При свете дня тени разбегаются по углам, и огромный завод, король отечественной промышленности, оказывается голым, сирым и убогим.
Таким образом, рассматривая проблему приватизации крупной промышленности, да и оценивая все, что случилось с ней потом, необходимо учитывать две чрезвычайно тяжелые проблемы-особенности. Во-первых, российская крупная промышленность не выросла из частного бизнеса, ее управляющие не имели навыка финансовой ответственности, не занимались никогда проблемами спроса на свою продукцию, и во-вторых, в России не было ни одного предприятия, которое не нуждалось бы в реконструкции для своего выживания. Эти две особенности состояния крупного производственного капитала с неизбежностью диктовали две особенности предстоящей приватизации.
Во-первых, приватизация должна быть быстрой и идти параллельно с либерализацией цен, ни в коем случае не отставая от нее. Поскольку скорость либерализации цен велика и в очень малой степени зависит от государства, то откладывать большую приватизацию было нельзя. В 1991 г. свободными были более 50% цен (по номенклатуре), а фактически, с учетом деятельности товарных бирж, почти все цены. В середине 1991 г. уже проступали черты грядущей забастовки производителей, которые в конце года сорвали подписание хозяйственных договоров на 1992 г. из-за непроясненности ситуации с ценами.
Но ведь либерализация цен под давлением существующей структуры экономики прежде всего должна была восстановить доперестроечные соотношения и ликвидировать все “социальные достижения” в виде повышения номинальных доходов населения на первых порах, а далее, с опять же неминуемым открытием экономики, инициированном и уже проводимом “генералами” топливно-энергетического комплекса, привести к обвальному спаду производства.
Быстрая приватизация способна была немедленно ориентировать директорат на сбыт продукции, противостоять неминуемой квазиэмиссии в виде неплатежей (известной хотя бы по опыту Польши [37]) и поставить на четкую основу поиски реальных инвесторов. К сожалению, поскольку фактически приватизация началась где-то с середины 1993 г., а не с середины 1991 г., и на полтора года отстала от либерализации цен, мы получили такой глубокий спад производства, которого вполне можно было бы избежать. Разумное же рыночное поведение директоров отстало от приватизации на год, что психологически естественно. Оно появилось в конце 1994 г., а должно было появиться в конце 1992 г. Так, мгновенное необдуманное “революционное”, вырванное из контекста реформы мероприятие по либерализации цен привело к фактическому затягиванию реформы на два года.
Во-вторых, осознавая необходимость реконструкции всех промышленных предприятий, нужно было чрезвычайно бережно работать со всеми возможными денежными инвестиционными ресурсами. Нельзя было допустить схлопывания накоплений в стране. Худшее, что можно было придумать для перспектив вхождения российской промышленности в мировой рынок - это ценовой шок, уничтожающий средства населения. Экономическое поведение населения характеризуется определенным лагом, инерцией. Как показал 1992 г., накопленное семейное богатство даже в условиях ценового шока позволяет сгладить фактическое падение уровня жизни. В то же время склонность к накоплению остается в любых условиях и ищет каналы сохранения денег.
Создание и защита таких каналов накопления денег, по нашему мнению, должны были стать первоочередными задачами реформы. Было неправильно, на наш взгляд, откладывать создание фондового рынка до момента его стихийного возникновения. Тем более, что мировой опыт показывает, что на первых порах фондовый рынок возникает как совершенно нецивилизованное “бандитское” явление. Здесь-то уж можно было учесть мировой опыт!
Продажа некоторого количества корпоративных ценных бумаг приватизируемых предприятий на фондовом рынке должна была бы начаться с первого момента приватизации. Настроения населения, отсутствие глобального спада в те времена могли бы обеспечить им котировку выше нынешней. Такая тактика явно могла бы привлечь инвестиционные ресурсы, одновременно ослабив давление на потребительский рынок.
В этом же плане одну из решающих ролей могли бы сыграть институциональные инвесторы. Аккумулируя средства населения, эти организации могли бы выступать на фондовом рынке, занимаясь как портфельным инвестированием, так и непосредственной покупкой контрольных пакетов акций предприятий.
К сожалению только сейчас после громогласных афер организаций типа МММ, “Тибет” и т.п. реформаторы всерьез занялись проблемой регламентации деятельности институциональных инвесторов. До сих пор нет ясности в вопросах о негосударственных пенсионных фондах. Приходится констатировать, что важнейшие составляющие инвестиционного процесса - фондовый рынок и институциональные инвесторы - выпали из сферы внимания реформаторов. Кроме весьма неудачных регламентов инвестиционных чековых фондов, вбивших клин между возмездной и безвозмездной приватизацией, до сих пор ничего не сделано.
При разработке программы реформ ц 1991 г. были приняты следующие основополагающие установки.
Приватизация крупных предприятий должна проходить на смешанной возмездно-безвозмездной основе. При этом оба способа осуществляются одновременно. Соотношение между возмездной и безвозмездной долями определяется инвестиционным рынком. В качестве носителей безвозмездной приватизации выбираются ваучеры В.Найшуля. За три года (1992 - 1994 гг.) в частную собственность должны перейти 35% основных фондов страны.
Приватизация не должна преследовать целью пополнение бюджета. Все средства, вырученные в результате проведения возмездной части приватизации, должны служить инвестициями в производстве. Здоровье бюджета определяется эффективной работой народного хозяйства, а отсюда значительными налоговыми поступлениями, а не торговлей собственностью.
Тогда же по каждому из возможных вариантов развития событий проводились модельные расчеты. При всем законном скепсисе к такого рода прогнозным исследованиям, следует сказать, что все-таки с их помощью можно вычленить наиболее влияющие на общую картину факторы. Конечно, это скорее качественный, а не количественный уровень. Во всяком случае и расчеты по моделям ГВЦ Госплана СССР (Я.Уринсон), и по моделям ИЭП НТП АН СССР (В.Волконский) заставляли обратить внимание на норму сбережений населения как на основную величину, поддержание которой сдерживало неминуемую инфляцию и обеспечивало сносный инвестиционный потенциал.
Это было логично. В таком случае необходимо было пересмотреть отношение к “навесу”, “горячим деньгам”, которые и представляли главную угрозу будущей инфляции. Основная задача приватизации в части обеспечения финансовой стабильности виделась в создании каналов капитализации этих средств, переориентирования их с потребительского на инвестиционный рынок. Если для советско-социалистической экономики, где деньги населения направляются лишь на потребительский рынок, эти средства были действительно “лишними” и грозили ценовым шоком при переходе от скрытой к открытой форме инфляции, то при наличии разнообразных и достаточно цивилизованных инвестиционных институтов, привлекательных для населения, они становились едва ли достаточными для начала структурных преобразований. Эта двойственность проблемы диктовала логику скорейшего определения наиболее желательных для населения мотивов капитализации в широком спектре и развертывание возможностей в ходе расширения рынка вложений средств при проведении приватизации на частично возмездной основе. В соответствии с общепринятым в исследованиях сравнительной настоятельности потребностей населения выводом основное внимание уделялось проблеме обеспечения населения жильем.
В стабилизированной экономике, имеющей устойчивые тенденции роста, государственные шаги по приоритетному развитию отдельно взятых секторов или даже производств подвергаются резкой критике в экономической литературе. Широко известны многочисленные примеры, взятые из практики различных стран, когда заранее выбранные приоритеты получали особый режим экономического обслуживания (налоговые льготы, дотации, прямые государственные вложения и т.д.), бремя которых тянуло экономику вниз так, что само развитие приоритетной отрасли оказывалось неэффективным.
Однако, нестационарный экономический режим (стагнация, дефляция, рецессия и др.) для своего преодоления требуют неклассических способов решения. Здесь наоборот, хорошо известны примеры, когда удачно выбранные приоритеты и разумная политика их реализации оказывали решающее влияние на вывод экономики из кризисного состояния. Но следует помнить, что приоритетное экономическое обслуживание — временная мера и должна немедленно заканчиваться, как только появляются признаки выхода на стационарной режим и стабильное развитие.
Нам представляется, что в период действий реформенного характера, который всегда сопровождается глубокими кризисными явлениями, обязательно должна проводиться приоритетная экономическая политика. В таком случае приоритет играет роль экономического локомотива, должен обладать возможностями более быстрого развития, чем большинство других отраслей. Кроме того, приоритет должен иметь широкий секторный охват, то есть тянуть за собой много вагонов. Крайне опасно в переходном состоянии выбирать несколько приоритетов и действовать в нескольких направлениях, так как, во-первых, льготный режим в таком случае охватывает слишком много неэффективных производств, а во-вторых, в условиях бедной экономики из-за невозможности резкой концентрации ресурсов теряется динамика (скорость локомотива).
Исходя из изложенных выше общих соображений, можно сказать, что при переходе настолько тяжелом, как тот, что сейчас осуществляет Россия, этим приоритетом могло бы стать жилищное строительство, так как оно наиболее адекватно отвечает конкретным требованиям, соответствующим сложившейся экономической ситуации [38-41].
Во-первых, каждый шаг по приоритетному направлению должен приводить хотя бы к микроскопическому, но реальному и признанному населением, повышению уровня жизни. Даже вложения в сельское хозяйство имеют существенный лаг, и отдача в виде появления продовольственных товаров на прилавках магазинов, далеко не впрямую связана, как показали предреформенные годы, с величиной этих вложений. А вот строительство жилья отвечает этому требованию.
Во-вторых, здесь заложена стимуляция внутреннего накопления. Никакая реформа не может способствовать развитию экономики, если она не создает стимулы для повышения нормы сбережений населения. Отсутствие внутреннего накопления в стране никогда не компенсировалось и не может компенсироваться иностранными инвестициями. А без инвестиций нет будущего. Почти полное исчезновение внутреннего накопления в России в 1992-1993 гг. явилось самым тревожным фактором в ходе проведения реформы. Изъятие средств из текущего потребления путем отбора прибыли у предприятий не решает проблемы, так как полученные таким образом поступления в бюджет идут на социальные нужды, а значит, опять на текущее потребление. Основной источник внутреннего накопления — сбережения населения, а они могут возникать только с целью обеспечения старости, покупки жилья, идти в страховые медицинские фонды и на более мелкие нужды. Из этого набора самыми мощными и привычными для населения являются сбережения для улучшения жилищных условий.
В-третьих, жилищное строительство важно при решении проблемы занятости. В случае успешного хода структурной перестройки экономики России многие предприятия должны быть закрыты или подвергнуты реорганизации с сокращением численности работающих. В то же время, поскольку процесс открытия новых эффективных производств всегда отстает от потребности, так как связан с отсутствием инвестиций, да и просто растянут во времени (изменения в финансовом и реальном секторах экономики всегда идут с разными скоростями), то проблема обеспечения занятости скоро выйдет на первое место, обойдя проблему инфляции. Строительство как отрасль, требующая большого количества работающих невысокой квалификации, всегда рассматривалась в качестве наилучшего места для организации общественных работ в период угрожающей незанятости населения. Нам представляется, что строительство дорог при всей привлекательности такого решения не было бы самым эффективным способом обеспечения занятости в России из-за их чрезвычайно высокой стоимости, удаленности работы от места проживания, большой доли криминогенной опасности и невозможности широкого бюджетного финансирования в условиях дефицита бюджета. Строительство жилья при всех возможных льготах менее обременительно для бюджета, более престижно и имеет устойчивый спрос практически во всех регионах страны.
В-четвертых, хотя в России нет экономически выверенных исследований о мультипликационном эффекте средств, вложенных в жилищное строительство, однако, проведенные в других странах расчеты и достаточно конкретные соображения говорят о том, что этот эффект значителен. Развитие жилищного строительства влечет за собой развитие строительной индустрии, таких отраслей, как деревообработка, стеклопромышленность, производство металлоконструкций и многих других. Причем эта связь прямая и быстрая. Нельзя также забывать, что жилье само по себе является структурообразующим благом, так как появление нового жилья для семьи влечет за собой обновление мебели, электробытовой техники, да и почти всех товаров длительного пользования. По мнению многих экономистов, жилищное строительство задействует развитие самого широкого сектора экономики, который только возможен при любом приоритете. Недаром развитие жилищного строительства является главным показателем выхода экономики из кризиса, а его сворачивание - первым признаком депрессии.
Пожалуй, не было на предреформенной стадии ни одних сколько-нибудь значительных предложений, которые бы не уделяли основное внимание реформе в жилищном секторе как государственному приоритету общей экономической реформы. Аргументы, приводимые учеными разных направлений в пользу этого приоритета, доказали свою жизненность в ходе реформ. Однако, до сей поры серьезных шагов направленных на развитие этого сектора экономики предпринято не было.
Обвальное падение показателя ввода жилья в 1992 г. быстро сменилось стабилизацией привычного для нашей экономики вида с резким возрастанием вводов в IV квартале и их снижением в I и II (подробнее смотри в 5 главе). В целом можно говорить даже о некоторой тенденции роста, особенно за счет собственных средств населения и взятых им кредитов. И это при том, что жилищное строительство не пользовалось сколько-нибудь заметной государственной поддержкой. Мощность жилищного сектора, как фактора общеэкономического развития использована не была. Именно поэтому и после окончания первого этапа реформы проблема государственного приоритета остается актуальной. Не подлежит сомнению, как актуальна она была перед реформой!
Может быть стоило бы оценить ситуацию смены первого этапа вторым как неустойчивую, способную двинуться и вверх, и вниз. Но тогда воздействие жилищного строительства было бы способно благотворно повлиять на выбор направления движения.
Конечно, эффективное воздействие на экономику такого приоритета, как жилищное строительство, не лежит на пути создания программ типа “Жилье-2000” с ее натуральными показателями в виде ориентиров, непроясненностью источников финансирования и выключению человека из обязательств финансовой ответственности за свое жизненное обеспечение. Впрочем, теперь это уже можно не доказывать, поскольку у государства при всем желании нет средств на такие программы.
Намечая пути обеспечения приоритетного развития жилищного строительства, прежде всего уместно остановиться на принципах и источниках его финансирования.
Наиболее привычным для населения является финансирование жилищного строительства путем государственных централизованных капитальных вложений (ЦКВ). Такой способ финансирования обладает рядом широко известных недостатков и достаточно дискредитировал себя за прошедшие годы. На наш взгляд, его можно рассматривать только как средство адресной социальной защиты. Проблема адресности в данном случае непроста: достаточно проанализировать злоупотребления в процессе обеспечения жильем инвалидов и ветеранов Великой Отечественной войны. С другой стороны, ЦКВ можно рассматривать как средство сохранения строительных организаций и налаживания самого процесса жилищного строительства, пока в полной мере не развернулись другие источники финансирования. В любом случае предельное ограничение ЦКВ не может вызывать возражения при существующем состоянии бюджета.
Средства государственных предприятий и фирм становятся и могут стать в ближайшее время еще более серьезным источником финансирования, если построенное жилье будет распродаваться среди работников этих предприятий или идти в свободную продажу. Подобными средствами обладают некоторые экспортноориентированные отрасли (например, нефтяники) и эффективные предприятия частного сектора.
От государства здесь требуется продумать ряд форм, которые могли бы облегчить запуск и развитие этого процесса. Например, упорядоченное льготное налогообложение части прибыли, идущей на инвестирование в жилищное строительство, некоторые поощрения создания жилищных фондов предприятий и фирм, облегчение процедуры приобретения в городах пятен под застройку такого рода.
Однако, самым основным источником финансирования жилищного строительства следует сделать банковские кредиты населению под приобретение жилья. В условиях высокого уровня инфляции это не так-то просто. С одной стороны, инфляция не способствует накоплению денег из-за их видимого обесценивания, а с другой стороны, она же толкает к тезаврации доходов с целью их сохранения. Поэтому, в случае гарантированной индексации сбережений на особых жилищных счетах (срочные вклады) банки могут получить дополнительные кредитные ресурсы, хотя и под реальный процент, но зато на длительный срок. При минимальном участии бюджета в этом механизме заинтересованность банков может стать очень высока. С точки зрения банков кредитование жилищного строительства — невыгодная операция из-за обесценивания сумм возврата. Но и здесь возможен выход из положения путем договоров о плавающем проценте или же индексации первоначального займа. Такие методы успешно применялись в других странах в период высокого уровня инфляции.
Необходима и возможна разработка других методов и институтов, способствующих финансированию и наиболее эффективному использованию средств на жилищное строительство.
Проблемы приоритетного развития жилищного строительства не могут решаться в отрыве от проблем перераспределения и эксплуатации существующего жилищного фонда. Это задача, ответ которой ясен заранее. За исключением небольшой части муниципального жилья для социально слабых слоев населения весь остальной фонд должен быть частным и принадлежать либо жильцам, либо домовладельцам. При этом эффективны социальные дотации для малодоходных групп населения на аренду жилья (или эксплуатацию). Однако, конкретные этапы решения этой задачи должны быть продуманы, идти в нескольких направлениях, которые были бы согласованы между собой.
Сегодня уже невозможна реализация в полной мере тех предложений, которые в частности, выдвигались в 1990 г. нами с А.Вавиловым или содержались в программе “500 дней” Г.Явлинского. Многое уже сделано в плане приватизации жилья, разработке положений о кондоминиуме и перехода к более эффективным способам эксплуатации многоквартирных домов.
Ни в коем случае здесь нельзя допустить дискредитации проведенной приватизации жилья. Какими бы обоснованными аргументами не пользовались городские власти, желающие, например, улучшить состояние городской застройки, но если населению будет хотя бы косвенно дано понять, что его собственность на жилье — фикция, то это может серьезно отразиться на самой глубинной основе проводимой реформы и поставить под сомнение ее успех.
Давно уже перестало быть парадоксом для экономистов то, что низкая квартирная плата за жилье способствует ухудшению качества жизни. Во-первых, она препятствует развитию ипотеки, банковскому кредитованию, а отсюда увеличению объемов строительства. Во-вторых, она не позволяет развернуть систему адресных дотаций малоимущим семьям для улучшения жилищных условий. В-третьих, низкая квартирная плата возлагает непосильное бремя на городские бюджеты и ведет к преждевременному старению и износу жилого фонда.
С этим положением, также как и рядом других, связан вопрос о дальнейшей судьбе ведомственного жилого фонда. На наш взгляд, здесь не может быть какой-то одной модели для всех отраслей, типов городов и сельских поселений и регионов России. Но отсутствие решения уже самым разрушительным образом стало сказываться на конкурентной способности российской продукции как на внутреннем рынке, так и на внешнем. Во время реформы мы попали в заколдованный круг: непомерные социальные расходы завышают цену продукции, она теряет спрос, предприятие попадает на грань банкротства, что не дает возможности обеспечить достойную заработную плату его работников. Это, в свою очередь, не позволяет перенести бремя содержания жилья на население и, таким образом, снизить социальные расходы предприятия. Ясно, что на втором этапе реформы, когда будет происходить становление фактического собственника, заинтересованного в прибыльности предприятий, этот заколдованный круг будет разрубаться самым жестким образом, что вызывет дополнительное социальное напряжение. К сожалению, на первом этапе реформы была упущена возможность постепенными мерами сгладить неприятные, но неизбежные негативные факторы в сфере жилищных преобразований. Нежелание вовремя пойти на непопулярные меры усугубило проблему.
В процессе предреформенных исследований все более становилось ясно, что стадийность, этапность является имманентно присущей реформе особенностью. Супероптимистический взгляд на реформы как на одномоментное действие, к сожалению, не верен. В обществе бытовало мнение, что Россия имеет невероятные потенции развития, задавленные большевистским режимом. Следовательно, стоит только ослабить возжи, убрать глупые барьеры, и птица-тройка понесется с такой скоростью, что всем странам станет завидно. Любые утверждения о необходимости целенаправленного и весьма трудоемкого процесса строительства рынка воспринимались как консервативная ересь, мешающая делу реформ. Эти романтические настроения сыграли очень положительную роль в борьбе с разрушающим страхом тогдашних властей перед реформами. Действительно, как правильно утверждал Л. Кулакове кий, приступая к любым действиям глобального характера, необходимо верить в то, что они принесут быстрый и прекрасный результат, хотя, конечно, эта вера не имеет под собой никаких оснований. Но она не глупа. Если ее нет, если есть осознание того, как долог и тяжел предстоящий путь, какие мизерные результаты дает каждое действие, то. говоря высокопарным языком, никто не решится класть свою жизнь или даже только репутацию на алтарь отечества. Впрочем, слово “никто” является очевидной натяжкой в данном контексте. Думается, что большинство профессиональных экономистов понимало стадийность, этапность предстоящего пути.
Здесь уместно привести пример из совершенно другой области. В те времена необычайную реформенную активность проявляли российские кинематографические деятели. Они считали, что в условиях свободы способны создавать ценности, несравнимо более товарные, чем это получается у европейцев или американцев. Жестокая реальность показала всю несостоятельность такого взгляда. Почти десятилетие российский кинематограф влачит жалкое существование, а его топ-менеджеры не могут создать что-либо конкурентноспособное даже для внутреннего рынка и медленно мигрируют в сторону коммунистов.
Этот пример поражает своей наглядностью. Однако, он не затрагивает глубину вопроса. Значительно серьезней проблема перехода от двухресурсной экономики к экономике, ориентированной на потребителя. В советской России на внешний рынок была ориентирована только оборонная промышленность. Существование всех других отраслей объяснялось лишь пограничными барьерами. Таким образом, конверсия не являлась лишь одной из задач реформы. Это была и остается до сих пор бомба, заложенная под сам реформенный процесс.
Но все-таки, может быть, самой основной проблемой реформ являлись и являются кадры. Единственный дефицитный ресурс, как любят говорить экономисты. Невозможно было предположить, что поведение населения и производственных управляющих изменится во мгновение ока и переориентируется на рыночные ценности и рыночную дисциплину.
Выделение стадий не имеет характера научной абстракции, схематизации процесса с целью ее лучшего понимания. Это действительно отличающиеся друг от друга стадии, в которых экономическая динамика подчиняется различающимся закономерностям и, что очень важно для управления, требует разных воздействий для достижения поставленных целей.
Учитывает ли это реформатор или не учитывает, но в ходе реформы наступают моменты времени, когда процесс приобретает качественно иной характер и применяемые до тех пор регуляторы либо становятся не применимыми, либо приводят к совершенно иным последствиям. Эти моменты — критические точки — могут быть весьма различными как по своей природе, так и по характеру происходящих в них изменений. Важно, что ими невозможно пренебречь.
На наш взгляд, знания о существовании критических точек, а главное, ожидание их способно помочь прогнозированию перемен в экономической динамике и выработке регуляторов, способствующих проведению реформ в нужном направлении.
Вообще, несмотря на общепринятый взгляд на экономическую динамику как на непрерывный процесс из соображений здравого смысла, в действительности экономические показатели, особенно в периоды реформ, характеризуются качественными изменениями, чему есть много объяснений. В каждом конкретном случае объяснения свои, но уже Н.Кондратьев [42] заметил волнообразный характер изменения макроэкономических показателей, основанный на каких-то более общих законах.
Не касаясь детальных исследований этого и подобных более кратковременных явлений, можно сказать, что скорость гладкого изменения параметров экономического процесса зачастую становится сравнимой со скоростью самого процесса и изменяет его характер, то есть вызывает качественный скачок показателей. Можно интерпретировать это явление и таким образом: участники экономического процесса, изучив и осмыслив его, производят однонаправленные активные действия с целью использования существующих экономических тенденций для своей выгоды и тем самым в условиях массовости и однородности таких действий внезапно меняют сам ход процесса.
Какое объяснение не дал бы глубокий научный анализ неравномерности экономических процессов, для нас важнее само существование этой неравномерности. Впрочем, для цели управления важна даже не сама неравномерность, а следствие из нее - наступление таких моментов, когда для поддержания стабильности необходимо менять знак регулятора на противоположный. Таким образом, мы пришли к выводу, что процесс управления должен носить дискретный характер и предусматривать возможность изменения набора воздействий.
Одной из первых напрашивающихся причин неравномерности всегда называлась сезонность российской экономики. Если наш обычный научный снобизм требует для анализа экономической динамики “убрать сезонность”, то для практического управленца это требование относится к разряду фантастических. В своих конкретных действиях он вынужден очень серьезно считаться с проблемой сезонности.
Россия — самая северная страна. Большинство сельскохозяйственных регионов страны — зона рискованного земледелия. В условиях неизбежной реформационной инфляции кредитование весенних и осенних полевых работ становится непривлекательным для частного капитала и неминуемо увеличивает нагрузку на бюджет.
Такой же эффект производит кредитование закупок для северных территорий, которые в течение длительного периода года остаются фактически отрезанными от основной территории России. Эта сезонность российской экономики настолько велика, что отдается и в других секторах. Если заранее не предусмотреть особых регуляторов, то она способна создать эффект качелей. Например, ежегодного осеннего всплеска инфляции.
Следует отметить, что опасность критических точек, связанных с сезонностью, сравнительно хорошо осознавалась правительством. Хотя в 1992, 1993 и 1994 гг. наблюдался осенний всплеск инфляции, но только в 1994 г. он имел своей причиной именно сезонные явления. А в 1995 г. его не было вовсе. Это еще раз позволяет отметить тот факт, что осмысление и ожидание критической точки позволяет найти технологию заранее сглаживающую негативные процессы, которые кажутся неизбежными [43].
Однако, кроме сезонности, которую можно рассматривать как внешний фактор, существуют и факторы внутренне присущие самой реформе.
Их анализ, вычленение и осмысление представляются нам крайне важными для экономической науки. Однако в период предреформенных исследований важно было не столько обнажить и прояснить характер качественных изменений, приводящих к критическим точкам, сколько, во-первых, осознать саму их неизбежность, а во-вторых, найти тот параметр, изменение значения которого свидетельствовало бы о наступлении критической точки и, значит, необходимости менять управляющее воздействие.
Российская реформа для своего успешного осуществления нуждается в инвестиционной активности. Надежды на широкое привлечение инвестиций из-за рубежа с самого начала представлялись достаточно сомнительными. Во-первых, инвестиционная привлекательность российского рынка не так уж велика из-за естественной для реформенного времени законодательной и политической нестабильности. Во-вторых, у России есть достаточно мощные и более привлекательные конкуренты на этом рынке, начиная от центрально-европейских стран с высоко квалифицированной рабочей силой, и кончая Китаем и Вьетнамом с несравнимо более дешевыми людскими ресурсами. Нельзя забывать и того, что российские менеджеры за десять лет не научились составлять более или менее приемлемые бизнес-планы.
В силу всего вышесказанного основной расчет следовало делать на внутренние инвестиции. Внутренние инвестиции напрямую зависят от накоплений населения. Все остальное уже вторично. Поэтому, на наш взгляд, главным параметром, за которым нужно было осуществлять слежение в период реформы, является норма сбережений населения.
Единственным чисто реформенным управляющим воздействием, которое могло оказывать влияние на этот параметр, на наш взгляд, было манипулирование соотношением возмездности и безвозмездности приватизации. Ваучерная приватизация может рассматриваться лишь как механизм “заманивания” населения в инвестиционный процесс. Нам представлялось крайне неразумным разведение во времени возмездной и безвозмездной приватизации. Целесообразно было бы при падении нормы накопления увеличивать степень безвозмездности, а при увеличении нормы накопления менять соотношение в противоположную сторону. Чешский опыт параллельного проведения возмездной и безвозмездной приватизации при всех его недостатках весьма разумен и его результаты свидетельствуют о рациональности такого подхода.
Таким образом, наряду с главной целью - повышением эффективности производства — в период реформ приватизация способна выполнять и другую не менее важную функцию — направлять средства населения в инвестиции.
Инфляция неизбежна, но степень инфляции может регулироваться степенью возмездности приватизации. Создание и эффективное функционирование фондового рынка корпоративных ценных бумаг — одна из самых серьезных задач реформы. Нельзя допустить резкого падения нормы накопления.
Процесс структурной перестройки не носит равномерного характера. Отсюда и динамика доходов населения, накопление, незанятость так же неравномерны и нуждаются в регуляторах, так как по своей природе способны давать обвальный эффект. В этом плане способ приватизации (соотношение возмездности и безвозмездности) может служить мощным регулятором.
Как сказано, реформа неравномерно влияет на благосостояние населения, а отсюда и на его экономическое поведение. Колеблется норма накопления, колеблются показатели товарооборота. Еще раз подчеркиваю, нам представляется, что норма накопления — наиболее существенный интегрированный показатель. Если он достигает заранее оговоренного порогового значения, то должен включаться или выключаться тот или иной регулятор.
Норма накопления показывает, есть ли в стране инвестиционные ресурсы, которые можно использовать для структурного сдвига и, в конечном итоге, для экономического роста. Увеличение нормы накопления требует незамедлительного увеличения возмездности приватизации, так как в противном случае отсутствие каналов приложения денег заставит их вылиться на потребительский рынок, увеличит инфляцию, уничтожит инвестиционные ресурсы и подорвет доверие к финансовой стабильности.
Уменьшение нормы накопления должно повышать степень безвозмездности приватизации и расширять число собственников (на самом деле еще псевдособственников, потенциальных собственников). В этом случае безвозмездное вменение собственности, как уже говорилось, служит своего рода приманкой, заставляющей определенную часть потенциальных собственников реинвестировать прибыль, проявлять финансовую заботу “о деле”, то есть становиться собственниками и увеличивать норму накопления.
В процессе приватизации критические точки, то есть моменты, в которых следует менять набор ее видов и способов, связаны прежде всего с колебаниями нормы накопления. Так как нашей основной целью является создание стратегического инвестора и привлечение средств населения по различным каналам к инвестированию в производство, то само наличие или отсутствие этих средств и является показателем, характеризующим этот процесс. Критические точки реформы помимо этого связаны с состоянием бюджета и сезонными колебаниями, но при правильном регулировании, основанном на слежении за нормой накопления, эти показатели, так же, как и показатели незанятости, спада производства и даже объема внешних инвестиций, носят вспомогательный вторичный характер.
Кроме того, социологические исследования показывают, что для человека наиболее важным является поддержание привычного образа жизни, а значит любые изменения в доходах прежде всего сказываются на норме накопления. Все психологические установки, в том числе инфляционные ожидания, отстают от этого показателя.
Таким образом, благодаря скорости изменения нормы накопления, опережающей все другие экономические процессы, она служит хорошим прогнозным показателем для внесения изменений в политику реформ.
Представляется, что теория критических точек, может быть и не является универсальной, но носит достаточно общий характер при описании процесса реформирования. Действительно, если проанализировать практику российских реформ, то мы увидим и позитивные, и негативные подтверждения выше приведенным положениям.
В пятой главе, анализируя конкретную экономическую динамику прошедших лет первого этапа российской реформы, мы постарались показать, какими в действительности были критические точки процесса. Не отказываясь от основного тезиса, что наиболее глубокой характеристикой, симптомом перемен является изменение нормы накопления, мы пришли к выводу, что причиной наступления критических точек, то есть моментов качественных изменений в экономической динамике, являются изменения на микроуровне, которые, в свою очередь, вызваны институциональными преобразованиями. Сама по себе денежная политика на первом этапе реформ не вызывает качественных изменений. Значительно большую роль играют степень открытости внешнего рынка, технология и стадия приватизации и другие институциональные преобразования.
В отличие от критиков правительства “слева” мы не считаем, что темпы приватизации были излишне быстрыми. Если бы неопределенное положение, вызванное Законом о предприятии, продолжалось дольше, то негативные последствия для отечественной экономики могли быть еще более катастрофическими. Наоборот, мы считаем, что реформа собственности должна была начаться раньше 1993 г.
Осознав ситуацию в российской промышленности и насущную необходимость быстрых перемен, даже правительственные реформаторы из ярых сторонников только возмездной приватизации, подумав полгода, стали еще более ярыми сторонниками только безвозмездной приватизации. Использование приватизации в качестве антиинфляционного регулятора начало рассматриваться только в 1995 г., хотя фактически, вне зависимости от государственного воздействия, отток денег населения с потребительского рынка на инвестиционный производился. Тогда же толпы обманутых вкладчиков “инвестиционных компаний” напомнили правительству о необходимости создания цивилизованного фондового рынка. Норма накопления в качестве основного индикатора успеха или неуспеха реформы была провозглашена в правительственной программе. Попытки связать возмездность приватизации с состоянием бюджета стали уделом экономических и политических аутсайдеров и т.д. и т.п.
Таким образом, предреформенные научные разработки, в том числе и идеи 1991 г., перешли в разряд общепринятых положений. Практика показала реальность таких понятий как этапы реформы и стадии внутри этапов, изменяющиеся в критических точках. Первый этап реформы, к которому собственно и относились все предреформенные наработки, занял 3 года, 1993 - 1995 гг. В нем наблюдались полугодовые стадии с ярко выраженными критическими точками, как правило, в начале и середине года.
Возвращаясь к идеям 1991 г., не могу не напомнить еще об одной, которая тогда казалась крамольной, а потом вошла в практику и сейчас, кажется, уже начинает восприниматься обществом нормально. Тогда мы пришли к выводу, что сам технический процесс приватизации будет неоправданно долгим и неэффективным, если им станут заниматься государственные органы. На наш взгляд, они приспособлены только для контрольно-надзорных функций. Сами же аукционы и конкурсы лучше всего и менее коррумпировано могут проводить частные уполномоченные компании. Особенный интерес в этом отношении вызывают молодые набирающие силу российские банки или, вернее, подконтрольные им инвестиционные структуры.
Несмотря на чиновничье стремление все сделать самим да еще обязательно из центра, фактически пришлось пойти именно на такой вариант. Сначала функции управления процессом все более передавались в регионы, а потом и уполномоченным компаниям. Теоретические споры некоторых реформаторов о законности участия банков в процессе приватизации (германский вариант? американский вариант?) остались чисто схоластическими. Реальные инвестиционные средства были у банков, банки приняли самое активное участие в приватизации, и слава Богу. Многочисленным фондам и комитетам имущества остались естественные функции весьма приблизительного надзора. Когда теперь говорят о нарушении законов в процессе приватизации, о мизерных деньгах, поступивших в бюджет, то прежде всего надо подумать, а были ли эти законы выполнимы, не противоречили ли они жизни, не вредило ли их выполнение хоть какой-то поддержке падающих предприятий? Какие деньги может дать приватизация наших предприятий, если несравнимо более привлекательные предприятия бывшей ГДР не дают, а забирают по 100 млрд. марок в год в процессе приватизации?
Прозвучавшие в 1995 г. предложения различных банковских групп о трасте еще неприватизированной собственности, о кредитах бюджету под ее залог экономически нормальны и могут дать весьма хорошие результаты. Но самое радостное, что демагогия и популизм, видимо, уходят в прошлое. И правительство, и общество отнеслись к этим предложениям с пониманием и обсуждают их с точки зрения выгодности, а не с точки зрения идеологии.
Последующая практика убеждает, что идеи 1991 г. не были прожектерскими выдумками нескольких человек. Скорее, это была попытка собрать воедино, увязать между собой и рационально проанализировать все, что было уже наработано к тому времени экономической наукой. Конечно, прогнозные расчеты носили скорее качественный характер, но они совместно с логическим моделированием позволили выявить особенности предстоящего процесса, указать на неизбежные трудности и наметить способы их сглаживания.
ПОСЛЕДНЯЯ ОТСРОЧКА
ЦЕНООБРАЗОВАНИЮ
Как уже отмечалось, реформирование российской экономики прежде всего требовало преобразования отношений собственности и становления нового субъекта хозяйствования: собственника-инвестора. Предпосылки для этого имелись. К концу 1991 г. в новом (частном) секторе экономики возникли довольно значительные торговые и финансовые капиталы, готовые к движению в промышленность и сельское хозяйство. Даже в отсутствие необходимой законодательной базы такие попытки неоднократно и, в общем, успешно предпринимались. В том же году был принят российский Закон о приватизации [44, 45], который при всех своих недостатках дал механизм быстрого разгосударствления весьма значительной доли промышленности. Сложившаяся чрезвычайная ситуация в экономике требовала быстрых решений в этом направлении.
Однако приход в конце 1991 г. нового российского правительства изменил направление реформы. Не дожидаясь приватизации и даже затормозив ее на год, это правительство с начала 1992 г. отменило государственное регулирование большинства цен. Причем цены на нефть, оставшиеся под государственным контролем, были повышены в 5 раз. Это породило высокие инфляционные ожидания и (надо еще принять во внимание неопытность директорского корпуса) заставило предприятия назначить на свою продукцию цены, в 10-15 раз превышавшие уровень 1991 г.
Как и предполагалось, охарактеризованный план, основным содержанием которого стала либерализация цен, исчерпал свои возможности к началу лета. К его главным достоинствам следует отнести (помимо самой либерализации цен) шаги к более или менее нормальной налоговой системе, пристальное внимание к бюджетным проблемам, осознание парламентом опасности развертывания широких социальных программ в данных условиях, возникновение активного желания директоров и большинства работников предприятий продолжить процесс реформирования экономики на основе изменения отношений собственности. Однако такого рода подготовительно- предреформенный период в случае его затягивания и откладывания институциональных изменений вызывает в экономике процессы, которые объективно не только не облегчают реформирование, но и становятся серьезным тормозом на его пути. Вот почему, на наш взгляд, нельзя было медлить с проведением институциональных преобразований [29, 46].
В истории российской экономики 1992 г. всегда будет считаться особенным. Дело не в том, что это год начала реформаторских действий (здесь, кстати сказать, существуют разные мнения), и даже не в том, что предреформенные действия были резко радикализированы. Главное: высветились все специфические проблемы реформирования нашей национальной экономики. Правительство реформаторов исходило из посылки, согласно которой сверхжесткая монетарная политика исправляет неверную народно-хозяйственную структуру путем разрушения всего неэффективного. Оппоненты же единодушно возражали, что Россия не Боливия, и горячо утверждали: такой план реформ неосуществим.
В действительности все попытки правительства реализовать свою экономическую политику прекратились весной 1992 г. Другой разработано не было, и в декабре царила растерянность перед глубоким и прогрессировавшим экономическим кризисом. Тем не менее, все происшедшее, видимо, нельзя считать ни срывом, ни даже торможением реформы в целом. Хотя бы потому, что именно тогда преобразованиям был придан необратимый характер.
Однако, стало ясно, что реформа — это длительный, глубокий и гораздо более сложный, нежели первоначально казалось, процесс, в котором чисто монетарная политика воздействия на экономику является не началом пути, а его завершением. И началом, и сущностью реформы все-таки являются институциональные преобразования — создание негосударственной экономики, а это уже ломка не столько экономическая сколько культурная [47].
Основное население у нас традиционно отличается приверженностью к патерналистским стереотипам мышления и категорическим недоверием ко всем негосударственным структурам. Причем, патернализм советского типа носил всеобъемлющий характер и пронизывал все сферы жизнедеятельности (от обеспечения населения работой и жильем до государственного регулирования морально-этической сферы). При этом в сознании глубоко укоренилось пренебрежительное отношение к "юридизму", то есть принципу превалирования законов над волей отдельных людей. Такой взгляд в России имеет далекую предысторию и связан, в частности, с особенностями православной религиозной мысли.
Помимо этих существенных психологических трудностей на пути реформирования имеются и объективные препятствия, прежде всего выражающиеся в перекошенной структуре экономики. В этом плане следует отметить утяжеленность структуры — неизмеримо большую долю производства средств производства по сравнению с производством товаров народного потребления и услуг. Устаревшая тяжелая промышленность характеризуется сверхпотреблением ресурсов, в том числе энергии и металлов. Крайне высока милитаризация российской экономики; в ВПК страны сосредоточены элитные трудовые и материальные ресурсы. В то же время не развиты инфраструктура и сеть распределения. Во многом атрофирована система переработки, снабжения и сбыта в области сельского хозяйства, что, естественно, ведет к огромным потерям и даже в урожайные годы удерживает Россию в ранге "ввозных" стран по продовольствию.
Особо стоит вопрос социальной сферы. При господствовавшем патерналистском строе общества она казалась достаточно развитой и организованной. Имея принципиально нерыночный характер, эта сфера неплохо выполняла функции социальной защиты населения. Однако первые же рыночные изменения в экономике нанесли ей сокрушительные удары, связанные прежде всего со снижением уровня государственного финансирования.
В сущности, сделанное в 1992 г. трудно назвать реформой. Это была одна-единственная мера, носящая антикризисный характер. Действительно, как уже отмечалось, до ее введения возник кризис в процессе заключения хозяйственных договоров. Никто ни у кого не хотел ничего покупать из-за ценовой неопределенности. Стране грозили и тотальный "бартер", и "обвал" налоговых поступлений. Сразу же появились коммерческие структуры, специализировавшиеся на сложном трех-, четырех- и более ступенчатом бартере.
Либерализация цен 2 января 1992 г. развязала этот кризисный узел, но, как и любая антикризисная мера, проводимая в отрыве от общей стратегии реформ, завязала новые узлы, породила новые кризисы.
Одной из главных идей реформаторов было сдерживание денежной массы и молниеносное достижение бездефицитного бюджета. Однако правительство не обладало никакими рычагами, препятствующими росту доходов в сфере материального производства и обращения, или даже контроля над этой сферой, необходимого для своевременного сбора налогов. Налоги не были собраны в запланированном объеме, а денежная масса резко увеличилась. Единственной областью, доступной для регулирования, оказалась социальная сфера, традиционно финансируемая из бюджета. Вот и были задержаны выплаты пенсий, пособий, заработной платы учителям, врачам и ученым. Мотивировкой задержки послужил кризис наличности. Так или иначе, бюджет первого квартала по исполнению действительно оказался бездефицитным. Однако, было ясно, что долги придется выплачивать во втором квартале. Кроме того, была проведена индексация пенсий и зарплат в социальной сфере, что не могло в конечном счете не раздуть денежную массу и не вызвать новый рост цен. Если в феврале радостно говорили об успехе в деле торможения этого роста, то уже в апреле пришлось констатировать: "шоковая терапия" не удалась.
Нельзя к тому же забывать, что расчеты бюджета в России отличаются по методологии от общепринятых в западном мире. Поэтому оценки бюджетного дефицита, данные Минфином РФ и Международным валютным фондом, весьма разнились. Немалую роль в социальных расходах у нас играют внебюджетные фонды, само существование которых позволяет путем некоторых манипуляций искусственно занижать дефицит.
Чтобы понять, что произошло, необходимо более четко представить себе логику и цель предпринятых действий. Никто не подвергал сомнению тот факт, что структура цен и вытекающая из нее структура экономики России не отвечала общемировым требованиям, тормозила экономический рост и вела к деградации страны. Однако, укрывшись за “железным занавесом”, можно было и дальше спокойно идти ко дну в не очень комфортабельных, но привычных коммунальных каютах. Простое рассуждение выглядело так: для того, чтобы наш корабль начал выплывать, необходимо отпустить цены и убрать “железный занавес”, то есть открыть экономические границы. Самое главное при этом — сдерживать рост общего объема денежной массы. В этом случае под влиянием цен мирового рынка “завышенные” цены станут снижаться, а “заниженные” — повышаться. Объем неэффективных производств пойдет вниз, а эффективных - вверх. При сохранении общего суммарного объема денег произойдет их переток в эффективные производства, который обеспечит структурный сдвиг и таким образом приведет структуру экономики в эффективное состояние, способствующее экономическому росту.
Эта логика, так же, как и поставленная цель, не могут быть подвергнуты никакому сомнению, если считать, что единый народнохозяйственный комплекс представляет из себя безлюдный механизм, все процессы в котором происходят с одинаковой скоростью. С точки зрения экономической науки это выглядит так: занятость является постоянной величиной, а значит, в каком-то смысле, и объем производства. Переменными величинами, зависящими друг от друга, являются спрос и цены. Такую модель принято называть монетаристской (все зависит от объема денежной массы) или неолиберальной теорией [48]. В ней очень много правды, и действуя на ее основе, можно добиться требуемых результатов. Другая теория, которая часто противопоставляется неолиберальной, состоит в том, что постоянной величиной являются цены, а спрос влияет не на них, а на объем производства. Эту теорию связывают с именем Кейнса [49]. Представляется весьма близким к правде, что во второй половине XX века экономист, заявляющий о приверженности той или другой теории, нуждается в продолжении образования.
Это ведь только в экономике такие рассуждения называются теориями. В любой другой науке это называлось бы моделями, а слово “модель” снимает массу недоразумений, поскольку каждая модель характеризуется ограниченными условиями своего применения.
В середине 1992 г. бросались в глаза две проблемы, усугублявшиеся с каждым днем. Это, во-первых, спад производства, во-вторых, — задолженность предприятий друг другу. Корень первой проблемы в следующем. После либерализации цен экономика (вследствие превышения спроса над предложением и невозможности быстрого расширения производства) повела себя в соответствии с неолиберальной теорией — цены "зашкалило" на сверхравновесном уровне. После того, как платежеспособный спрос оказался ниже цен предложения, поведение экономики изменилось согласно кейнсианской модели: цены не снижались, а производство свертывалось. Это было обусловлено чрезвычайно сложной промышленной структурой народнохозяйственного комплекса, внутри которой информационные каналы запутаны, неэффективны, а доминирующую роль играет инфляция издержек. Такое поведение экономики было описано В.А.Волконским [50] и названо “эффектом детектора”. Впоследствии оно вошло в западную учебную литературу под названием “эффект храповика” [51]. В общем-то неудивительно, что многие экономисты искренне обижались, когда правительство 1992 г. называли правительством теоретиков.
Вторая проблема также была вызвана крайне низкой эффективностью и устаревшими методами функционирования различных информационных каналов в сфере кредитов и денежного обращения. Тут сказалась и вот какая особенность прошедшей либерализации цен. Обычно ценовые импульсы, вносящие изменения в экономику, исходят либо от конечного продукта (под воздействием динамики спроса), либо от "земли" (из-за сдвигов в сырьевом обеспечении). В России все произошло по-иному: фактически цены на конечный продукт были в значительной степени отпущены уже в 1990 - 1991 гг., а цены на сырье (по важнейшим продуктам) не отпущены и поныне; либерализация цен грянула в середине передельного цикла. Экономику "раздуло" из центра, что означает: роль инфляции издержек подавила все остальные влияния. Следовательно, неолиберальная монетарная модель просто не применима для описания сложившейся в то время ситуации.
Коль скоро это так, меры по сдерживанию денежной массы не могли способствовать эффективной структурной перестройке. Денег не хватало даже на нормальный товарооборот, не говоря уж об обеспечении воспроизводственных процессов.
Приходилось слышать, что поведение предприятий отличается "неадекватной реакцией на происходящие изменения". Думается, эта фраза свидетельствует о непонимании возникших микроэкономических отношений (кстати сказать, нечто похожее имело место в странах Центральной Европы). Но как бы там ни было, существующие мотивации объективно препятствовали проведению приватизационных процессов, любому инвестированию и вызывали тревогу за будущее реформы.
Все в экономике имеет и оборотную сторону. С полным правом утверждалось, что создавшееся положение способствовало реформе. В некотором смысле, действительно, дефицит денег оказывает на экономику оздоровляющее влияние, ставя неэффективные производства перед угрозой банкротства. Но все дело в мере, масштабах: по добросовестным расчетам получалось, что закрывать надо 90% промышленности, на что не пойдет ни одно государство. А значит, "легкие кредиты" были неизбежны. И требовалось осознать это и провести немедленную работу по реорганизации банковской сферы (для обеспечения возвратности этих кредитов), по упорядочению всякого рода льгот, по налаживанию информационного обеспечения процессов. Вместо этого были сделаны шаги, еще более запутавшие ситуацию. Так, была ликвидирована отчетность, позволявшая Центральному банку отслеживать действия предприятий-должников. Ясно, что в таких условиях говорить о "монетаристской направленности" действий правительства можно было только метафорически. В действительности же каналы денежного обращения не только не контролировались, но в значительной степени оставались неизвестными.
Особое положение сложилось в социальной сфере. Чрезвычайный рост доходов и цен в материальном производстве, с одной стороны, и сдерживание доходов в социальной сфере, с другой, привели к серьезному падению уровня жизни пенсионеров, учителей, врачей и т.д. Правительство и парламент увеличили зарплату в социальной сфере и пенсии, что стало фактором роста цен. Работники материальной сферы в свою очередь подняли доходы и цены. Разрыв в доходах, понятно, еще более вырос. Такая операция в 1992 г. уложилась в 3 месяца. Да и раньше в экономике СССР происходило подобное, но полный оборот занимал 3 — 5 лет. Теперь же процесс обнищания резко ускорился. По некоторым оценкам уровень жизни людей, получающих доходы из бюджета, за год упал в 4 — 5 раз.
В первой половине года эта ситуация воспринималась с большим недоумением: зарплата растет, а жизнь ухудшается. Для России это было внове. Парадоксальные реальности не понимали не только пенсионеры, но и парламентарии, которые из популистских соображений еще более разгоняли процесс инфляции.
Можно ли считать все происшедшее неожиданным? Верно ли утверждение, что ничего нельзя было предсказать и, если не рассчитать, то хотя бы как-то оценить, подготовиться?
Сторонники ортодоксального либерального подхода, ссылались на польский опыт, который представлялся как весьма успешный. Именно он получил название "шоковой терапии" и представлялся идеальной моделью для достижения подобных целей в России. Для того, чтобы понять сходства и различия, а также оценить возможности прогнозирования последствий тех или иных действий, попробуем более глубоко проанализировать практическое осуществление плана Бальцеровича в Польше [37].
К осени 1989 г. в Польше сложилась ситуация, когда все попытки правительства М.Раковского провести какие- либо реформы в рамках либерализации экономики, торпедировались сопротивлением предприятий необходимому ужесточению кредитно-финансовой политики, усилению налогообложения и разумному ограничению роста заработной платы. Правительство же не могло устоять перед бесконечными ультимативными требованиями трудовых коллективов, интересы которых оно было призвано выражать. Лишь новое правительство Т.Мазовецкого в силу своего исторического и политического статуса сумело обеспечить справедливое разделение тягот переходного периода и получить доверие народа в этом вопросе. И когда в октябре того же года Совет Министров Польши утвердил программу экстренных мер по экономическому оздоровлению страны, названную "планом Бальцеровича" (по имени министра финансов, ученого-экономиста Л.Бальцеровича), ее "шоковый" характер был принят обществом спокойно.
Программа основывалась на комплексной системе мер, которые в пределах приемлемого отрезка времени должны были привести Польшу к рыночной экономике. Меры эти таковы:
— макроэкономическая стабилизация и либерализация, которые обеспечивают ликвидацию дефицита и инфляции на основе разрешения частной собственности, децентрализованного ценообразования, свободы принятия решений предприятиями и свободы торговли;
— приватизация, имеющая целью передать большинство мелких и средних предприятий в частный сектор;
— привлечение иностранной финансовой и другой помощи, которую дает Запад для уменьшения социальной напряженности и финансирования необходимых инвестиций;
— развертывание системы социальной защиты беднейших членов общества от роста цен и безработицы, обеспечение справедливого разделения тягот переходного периода так, чтобы народ видел: все слои населения, включая обладающих политической и экономической властью, честно принимают свою долю трудностей.
В рамках первого этапа, начатого в январе 1990г., был проведен ряд мер по ограничению избыточного спроса населения и предприятий с помощью одновременно и либерализации, и резкого ужесточения финансовой политики государства. Эти шаги включали:
— передачу прав по контрактации и установлению цен предприятиям;
— значительное повышение ставки по кредитам в соответствии с ожидаемым ростом цен: в январе - до 40% в месяц, в феврале — 20%;
— ликвидацию бюджетного дефицита за счет сокращения инвестиционных расходов государства и субсидий (дотаций);
— повышение в среднем в одиннадцать раз стоимости основных фондов предприятий и введение платы за фонды (“дивиденда”) в размере 32% от их стоимости;
— ужесточение налоговой политики по отношению к предприятиям, ликвидацию многочисленных налоговых и кредитных льгот;
— контроль за ростом заработной платы. В январе предприятиям разрешили компенсировать рост инфляции из своих доходов в размере 20% от роста цен, в феврале - апреле в размере 3%. Введен 500-процентный налог на выплаты по фонду оплаты труда сверх этой разрешенной компенсации. Для контроля за финансовой дисциплиной при Совете Министров создана специальная палата — "финансовая полиция" правительства;
— девальвацию в 1,6 раза курса злотого относительно твердых западноевропейских валют и доллара для стимулирования экспорта и конкуренции на внешнем рынке.
Уже здесь в самом плане мы видим отличия от того, что осуществлялось в 1992 г. в России. Прежде всего заметим, что методы государственного регулирования применялись и весьма административные. Контроль за ростом заработной платы был. И был похож на тот, который вводился Л.И.Абалкиным при правительстве Н.И.Рыжкова [52]. Это, естественно, умеряло аппетиты предприятий при назначении повышенных цен, а также сдерживало напор денег на потребительский рынок и в свою очередь тормозило рост цен.
Была продекларирована фиксация курса национальной валюты. Девальвация была сделана с "запасом", но курс не был "отпущен".
Огромную роль сыграло повышение стоимости основных фондов и "государственный дивиденд" — плата за фонды.
Значение этой меры трудно переоценить. Дело в том, что для России это означало бы мощный противовес развращающему Закону о предприятии [31]. Впрочем, в Польше к тому времени была аналогичная ситуация. Директора и трудовые коллективы были уже хозяевами предприятий, оторванными от всякой ответственности перед государством. Зачем им в таком случае была нужна приватизация? Эта мера восстанавливала права государства в качестве собственника. Она стимулировала стремление к приватизации и делала его не криминально, а экономически осмысленным. Помимо того сохранялся инвестиционный ресурс путем повышения массы амортизационных отчислений.
По замыслу авторов "плана Бальцеровича", реализация программы стабилизации должна была создать приемлемую экономическую среду для достижения главной цели реформ: изменений в системе собственности, приватизации. Кроме того, устойчивый курс национальной валюты относительно доллара должен был стать основой для преодоления автаркических тенденций в экономике и монополизма. Создание либеральной экономической среды должно было также компенсировать явный недостаток внутренних источников развития и отсталость национальной экономики за счет привлечения в Польшу иностранного капитала.
Реформаторы с самого начала в рамках первого этапа стабилизации придерживались твердого принципа невмешательства государства в вопросы организации хозяйственной деятельности предприятий. Был провозглашен отказ правительства от непосредственных действий в экономике. В этом смысле правительство проявило себя как последовательный сторонник идей монетаризма.
Рассмотрим более подробно положение в польской экономике, сложившееся в январе — апреле 1990г. Меры по стабилизации экономики, предпринятые правительством, за три месяца пресекли гиперинфляцию и обеспечили глобальное финансовое равновесие. Вместе с тем они вызвали значительный спад объемов промышленного производства, привели к сокращению потребления материальных благ, к первоначально значительному росту цен, обострили проблему занятости. Индекс инфляции в январе 1990 г. по сравнению с декабрем 1989 г. составил 79%, в феврале — 24%, в марте — 4,7%. Продукция промышленности сократилась в январе и феврале соответственно на 32% и 3%, а в марте осталась на уровне февраля (по сопоставимому фонду рабочего времени). Реальные доходы населения снизились: в январе на 24%, в феврале на 16%, а в марте увеличились на 12%, то есть за первый квартал 1990 г. они уменьшились на 29%. Численность безработных, зарегистрированных в бюро по трудоустройству, составила в январе 56 тыс. чел., в феврале — 152 тыс. чел., в марте — 267 тыс. чел. при общей численности занятых 12,5 млн. чел.
Неожиданностью для польских реформаторов стали не только масштабы спада в промышленности (ожидали примерно 10%), но и порочный процесс взаимной текущей задолженности предприятий, чреватый каскадным банкротством. Задерживая оплату поставок друг другу, многие предприятия сумели пока поддержать, по существу, фиктивную рентабельность. Предполагаемого планового процесса постепенного банкротства не получилось. Напротив, сформировался порочный круг долгов, при попытке порвать который польская экономика получала бы еще один импульс к спаду промышленного производства. Но если это было неожиданностью для польских реформаторов в начале 1990 г., то как это могло явиться неожиданностью для реформаторов российских в 1992 г., когда этот феномен был уже описан в отечественной литературе, хотя бы нами с О.В.Вьюгиным в том же 1990 г. [37]?
Другой неожиданностью явилось вялое отношение зарубежного капитала к вложениям в экономику Польши. Как выяснилось, зарубежные фирмы не устраивает организация банковского дела, которое не готово к современному ведению бизнеса, а также уровень развития телекоммуникаций. Были и причины политического характера: в условиях, когда правительство не дает никаких гарантий, частный капитал не устраивает позиция польских профсоюзов. Исходя из этого опыта, можно было твердо предсказывать, что при нашей отечественной нестабильности и неподготовленности положение будет еще хуже.
В Польше дефицит государственного регулирования проявился и в сельском хозяйстве. Из-за различий в эластичности спроса на продовольственные и непродовольственные ресурсы (в том числе и ресурсы для ведения сельскохозяйственного производства) интересы фермеров оказались ущемлены. Возникли ножницы цен, угрожающие сокращением производства продовольствия в близком будущем. Примеряя этот опыт к России, можно было с уверенностью сказать, что у нас будет нанесен удар по сельхозмашиностроению, а также производству минеральных удобрений и средств химзащиты. Подобная тактика для России вела к долгосрочному падению плодородия почв.
Причины непредвиденных осложнений многообразны и поучительны. Их можно объединить в три группы.
Первая — чрезвычайная финансовая встряска. За три месяца был пройден путь от высокого гиперинфляционного давления лишних денег на экономику до резкого недостатка финансовых ресурсов. Возможно, что желание действовать наверняка подтолкнуло реформаторов к чрезмерным ограничительным действиям в финансово-кредитной сфере. В предварительные расчеты финансовых параметров вкралась ошибка, приведшая к чрезмерному сокращению спроса. Однако, весь парадокс достигнутого результата заключается в том, что при избранной логике реформ любое послабление в кредитно-финансовой политике может быть использовано предприятиями для развертывания инфляционных затрат, а не способствовать оживлению деловой активности и повышению эффективности. И мы попали в такой же порочный круг, во многом с самого начала действуя на “авось”. А ведь соседский опыт показывал необходимость углубленного расчета первых движений и “тонкой подстройки” в дальнейшем.
Вторая — дуализм политической власти в Польше, который отражался на принятии экономически целесообразных решений на уровне предприятий. Противоречия между популистски настроенным и либерально-прокапиталистическим крылом в "Солидарности" (тут же вылившиеся в открытый раскол) как в капле воды отражались в противоречиях между директорами предприятий и трудовыми коллективами.
Третья — чрезмерное отстранение польского правительства от непосредственных действий в экономике страны в период осуществления программы стабилизации и сбои в осуществлении программы приватизации. При проведении такой политики определенный расчет возлагался на иностранный капитал. Однако, неподготовленность рыночной инфраструктуры в стране и позиция польских профсоюзов явились препятствием для вложения частных капиталов, на которые рассчитывало правительство. Но именно в вопросах развития рыночной инфраструктуры роль государства незаменима.
Понимание сути и остроты сложившихся экономических проблем проявилось в энергичных мерах правительства Польши по осуществлению второй части программы Бальцеровича. Стало ясно, что основной ошибкой является недооценка важности и трудности процесса приватизации. Государственное вмешательство выразилось в мерах по предотвращению каскадного банкротства и оживлению экономики. В срочном порядке было решено:
— в рамках программы акционирования собственности крупные магазины госторговли преобразовать в акционерные, а мелкие продать в частное владение;
— для управления и ограничения каскадного банкротства ввести вексельное обращение, организовать рынок обязательств и коммерческий банк для реконструкции экономики;
— для оживления экономики пойти на коммерциализацию той части государственного сектора, которая пока не будет предметом приватизации. Здесь предполагалось использование принципов хозрасчета (в частности, смягчение принципов регулирования заработной платы) и некоторое ослабление финансового давления;
— осуществить приватизацию мелких объектов, в частности, возвратить незаконно конфискованные в 1948 г. у частных лиц аптеки, мелкие магазины, предприятия и т.п.
Государство объявило о продаже акций своих предприятий любым субъектам и физическим лицам по рыночному курсу. Частичная безвозмездность была обеспечена для трудящихся данных предприятий. "Непригодные" предприятия объявлялись банкротами, и их имущество распродавалось в физическом виде. В целом, такое запоздалое, а потому судорожное и непродуманное проведение приватизации серьезно затянуло процесс и должно быть признано негативным примером.
Важнейшим итогом четырех месяцев "шоковой терапии" в Польше являлось преодоление гиперинфляции и достижение глобальной финансовой сбалансированности, которая характеризовалась насыщенным потребительским рынком, сбалансированным государственным бюджетом, положительным сальдо внешнеторгового оборота (без учета долгов предыдущего правительства), твердым курсом национальной валюты. Цену, которую уплатило население республики за стабильность — спад производства потребительских товаров, первоначально быстрый рост цен, снижение уровня жизни, признаки начинающейся безработицы, — не следует драматизировать. Реализация первого этапа программы Бальцеровича вывела страну из катастрофического скатывания в политический и экономический тупик, из изнурительного забастовочного движения, гиперинфляции. Одновременно удалось нейтрализовать "групповой эгоизм" предприятий и решить проблему их притязаний на государственные льготы и преференции, разрушающие сбалансированность госбюджета и не способствовавшие повышению эффективности. Ценность польского опыта для нас в 1992 г. была бы чрезвычайна, если бы был проведен его глубокий анализ и одинаково серьезно учтены достижения и ошибки.
ИТОГИ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ПЕРИОДА
К концу первого полугодия 1992 г. стало ясно: при любой схеме "расшивания" цепной задолженности предприятий и при сохранении действующих мотиваций задолженность эта будет воспроизводиться, то есть идти на ее устранение можно, только имея пакет мер по быстрому изменению мотиваций. В этих специфических условиях наиболее цивилизованным способом борьбы с задолженностями, думается, могло бы стать введение вексельной системы (с отсрочкой платежей на год под сравнительно небольшой процент) при параллельном развертывании широкой приватизации (причем на основании не денежных аукционов, а конкурсов проектов реорганизации предприятий для работы в рыночных условиях под долгосрочные кредиты).
О жесткой монетарной политике в сфере материального производства можно говорить только в том случае, если несостоятельное предприятие закрывается. Повышение эффективности экономики в целом путем структурной перестройки — это прежде всего процесс банкротств и санации производственных предприятий.
Уже упомянутая нами избранная логика реформ требует остановки неэффективных производств. В противном случае непонятно, что такое сдерживание объема денежной массы. Ведь с самого начала подразумевалось, что отказ от выдачи “пустых” денег приведет к уменьшению неэффективных производств и перетоку средств в эффективные. В этот момент и подверглась практическому испытанию вся глобальная установка 1992 г. Происходившие до сего времени действия были действиями без обратной связи. Теперь экономика откликнулась на принятые меры. Отказ от логически обусловленных дальнейших действий, в сущности, был признанием поражения.
Однако на такие действия не решились. На протяжении 1992г. ни на одном из предприятий не было даже сменено руководство. Предприятия не оплачивали сырье и комплектующие изделия, не получали денег за произведенную продукцию, набирали кредиты у банков под любые проценты, не думая их возвращать, и ... выживали. При этом они неуклонно повышали зарплату работающих, а значит, и цены.
В августе - сентябре 1992г. сумма взаимных задолженностей предприятий превысила 3 трлн. руб., и практически не осталось ни одного из них, у которого был бы положительным баланс по реальным выплатам. Формально кредиторами выступали металлургические, химические и отчасти машиностроительные предприятия, дебиторами — торговля и добывающие отрасли.
В данных условиях денежные власти пытались проявить жесткость, задерживая, как и в первом полугодии, выплаты пенсий и зарплат в бюджетных отраслях (образование, здравоохранение, наука). Это вызвало резкое противостояние между парламентом и исполнительной властью.
Когда дальнейшая оттяжка решений стала уже невозможной, провели взаимозачет долгов предприятий и повышение доходов тех слоев населения, которые получали их из бюджета. Так был запущен механизм резкого усиления инфляции.
Однако, самым негативным следствием такого решения оказалось понимание директорами, что реформа реально еще не вдет и что они финансово не отвечают за результаты своей хозяйственной деятельности. Действительно, платежеспособный спрос влияния на назначенные ими цены не оказал. Все цены были признаны государством, когда оно проводило взаимозачет задолженностей. Стимулов для структурных сдвигов не стало, а возникшая мотивация давала импульс для дальнейшего снижения производства и вздутия цен.
Конечно, в тех конкретных обстоятельствах альтернативы взаимозачету не существовало. Обвинять Центральный банк в проведении этой операции несправедливо, он просто гасил последствия все того же разрушительного страха, чреватые социальным взрывом.
Представляется, что был избран наиболее легкий и неверный путь отказа от управления предприятиями, собственником которых государство еще оставалось. На целый год оставив их без управления, оно спровоцировало хаос в сфере материального производства. Собственник не проводил целенаправленной, исходящей из анализа экономики в реальном секторе индустриальной политики, а приватизация была отложена на 1993 г.
Инфляция издержек создала угрозу гиперинфляции, почти обессмыслила средне- и долгосрочные вложения и тем самым вызвала дефляционный шок. Стало понятным, что объем денежной массы будет увеличен хотя бы на величину, обеспечивающую товарооборот. Однако в связи с состоявшимся психологическим ударом инфляционные ожидания оборачивались взлетом доходов и дополнительной инфляцией издержек. Минимальная жесткость в этой области привела к быстрому восстановлению цепной задолженности предприятий, в конце года она превысила 4 трлн. руб. Решения этой макроэкономической проблемы в области макроэкономики не существует. Какие-то обнадеживающие сдвиги в ситуации могут прийти только из сектора реальной экономики.
Произошло серьезное падение уровня жизни, и парламент принял решение об увеличении размеров минимальных пенсий и заработной платы. Некоторые предприятия и целые отрасли получили льготные кредиты. Правительство ушло в отставку в ситуации, когда инфляционный процесс был уже запущен на полные обороты. Новое правительство столкнулось с беспрецедентным спадом производства продовольствия (в декабре 1992 г. — около 70% среднемесячного уровня 1989 г.) и угрозой наступления весной гиперинфляции.
Если сравнить состояние российской экономики на начало и конец 1992 г., то можно констатировать существенное углубление кризиса. Явились ли причиной этого неловкие управляющие воздействия? И да, и нет. Ключевой причиной спада производства на протяжении года, и особенно его первой половины, выступил все же распад СССР. Возникновение таможенных барьеров, лицензирование ввозимой продукции, введение национальных валют и квазивалют, различия в системах налогообложения в государствах еще единой вчера страны — все это разорвало межхозяйственные связи, существовавшие десятилетия. Поставщики и потребители продукции оказались иностранными контрагентами. Для адаптации к этим новым условиям, конечно, требовалось значительное время. Россия пострадала от случившегося меньше, чем другие (например, чем Украина), но пострадала безусловно.
Следующий по важности фактор спада — резкое сокращение военного заказа. Кстати сказать, оценки экспертов сильно расходятся при попытке точно назвать долю ВПК в экономике России. Во-первых, очень много военной продукции изготавливалось на гражданских предприятиях, во-вторых, значительная часть товаров длительного пользования (телевизоры, холодильники) выпускалось предприятиями ВПК. Есть и третий момент, затрудняющий оценку. Используемые в "оборонке" ресурсы в условиях государственного назначения цен приравнивались в стоимостном выражении к ресурсам гражданского назначения, хотя по некоторым позициям их качество было в пять и более раз лучше. Существует даже такое небезосновательное мнение, что российская промышленность была милитаризована на 70%. Так вот, сокращение закупок вооружения государством нанесло по ВПК мощный удар. Что касается конверсии, то она, во-первых, возможна далеко не на всех заводах, а во-вторых, там, где возможна, требует крупномасштабных инвестиций. Между тем как раз инвестиционный голод стал самой "яркой" чертой 1992 г.
Конкретные действия правительства, к сожалению, имеют "отложенные последствия". В качестве наиболее серьезных, влияющих на всю экономику России следует выделить два долговременных фактора. Первый связан с тем, что отсутствие инвестиций в 1992 г. прежде всего поразило топливно-энергетический комплекс — главный источник валютных поступлений. Не разрабатывались новые месторождения нефти, падала или вообще замораживалась добыча на прежде разрабатывающихся. Это серьезно затруднило выплату внешних долгов России и возможности получения новых кредитов из-за рубежа. Тем более что российское правительство закономерно взяло на себя обязательства по выплате всего долга бывшего СССР и, кроме того, само набрало в 1992 г. краткосрочные кредиты.
Инвестиционный голод сказался и в такой сфере, как городское хозяйство. Особенности нашего климата и изношенность городских коммуникаций требуют постоянного и пристального внимания к топливно-энергетическим коммунальным сетям. В былые времена подготовке к зиме уделялась значительная часть правительственной работы. Сегодня можно говорить о долгосрочной деградации городского хозяйства и все более возрастающих инвестиционных требованиях при попытке ее остановить.
Вторым долговременным фактором следует считать крайне неудачную политику в области сельского хозяйства. Тут налицо нагромождение серьезных ошибок. На попытку раздать землю всем проживающим в сельской местности и таким образом перейти от колхозно-совхозного производства к фермерскому сельское хозяйство отреагировало падением своей товарности. Оказалась незасеянной более чем половина розданных земель. Но и на возделываемых площадях новые хозяева не смогли развернуть интенсивного земледелия.
Резкое повышение цен на энергию, удобрения и сельско-хозяйственную технику привело к отказу крестьян от их закупок и еще более подорвало интенсивность землепользования, а значит, и его товарность. Рост цен на сельскохозяйственную продукцию искусственно сдерживался местными властями. Это реализовывалось отчасти административным путем, а отчасти посредством дотаций разной направленности, коих, однако, оказалось явно недостаточно. Предприятия по переработке сельскохозяйственной продукции, являющиеся региональными монополистами, диктовали заниженные закупочные цены (зачастую не покрывавшие даже себестоимости продукции). В аграрных регионах, ориентированных на крупные города (Москву, Санкт-Петербург, Екатеринбург), крайне негативную роль сыграла гуманитарная помощь из западных стран. Так, например, в Москве молокозаводы разводили присланное сухое молоко. Себестоимость такого продукта из бесплатного сырья, естественно, минимальна, и они отказывались принимать молоко у сельскохозяйственных производителей, у которых себестоимость была в 3-4 раза выше. Отсюда и уничтожение огромных объемов доброкачественной молокопродукции, и сокращение молочного стада.
Однако наиболее ощутимый урон сельскому хозяйству был связан с непродуманной политикой закупки добавок концентрированных кормов. Исходя из того, что собранный урожай в 107 млн.т. зерновых достаточен для страны, правительство упустило из виду тот факт, что изготовление комбикормов требует закупок добавок по импорту. В противном случае (если зерновые просто скармливаются скоту) теряется от 30 до 50% эффективности, и наличные объемы становятся уже недостаточными. Положение усугубилось тем, что в условиях инфляции многие хозяйства отказались продавать зерно комбикормовым заводам, опасаясь, что им придется зимой покупать корма по чрезвычайно высокой цене, а вырученные деньги к тому времени обесценятся. Поэтому нет ничего удивительного в массовых попытках хранить урожай в малоприспособленных местных зернохранилищах, где потери существенно больше. Все это вместе взятое привело к тому, что к февралю 1993 г. кормов почти не осталось и начался забой скота и птицы.
Село переориентировалось на снижение производства, ограничившись целью прокормить себя и продать городам минимальные излишки продукции по чрезвычайно высоким ценам. Как и в Польше 1990 г. началось блокирование возможностей сбыта оборудования для сельского хозяйства (комбайнов, тракторов и т.д.), что поставило соответствующую отрасль в положение, сходное с ситуацией ВПК. Кстати сказать, многие предприятия последнего готовились перейти или уже перешли на производство именно этой продукции, ибо все были уверены в наличии устойчивого и широкого рынка ее сбыта.
Уже в середине 1992 г., когда надежды на излечение экономики ценовым шоком окончательно угасли, встал вопрос о разработке реальной технологии перемен. Сам термин “шоковая терапия” безусловно не подходил для предпринятых действий. Достаточно внимательно посмотреть пакет мер Л.Бальцеровича в Польше 1990 г., чтобы понять насколько разнится “шоковая терапия” от ценового взлета в России в январе 1992 г. Из вполне законного экономического термина “шоковая терапия” превратилась в бранное выражение.
Фактически, предпринятые в 1992 г. действия нанесли наиболее существенный удар по ранее зародившемуся частному сектору. 1992 г. остался в памяти новых российских предпринимателей как самый неблагоприятный для них. Резко ухудшившаяся экономическая конъюнктура, обесценение накопленных капиталов, постоянно меняющиеся регламентации экспортно-импортных операций да и вообще условий хозяйственной деятельности породили чрезвычайно странную ситуацию. С одной стороны, частные предприниматели, безусловно, были сторонниками либерализма и демократии, которые олицетворяло правительство, но с другой стороны, они не могли работать в условиях, которые создало то же самое правительство.
Вообще мероприятия 1992 г. существенно сузили социальную базу реформ. Если, как уже упоминалось, основным социальным слоем, ратовавшим за реформу, изначально был “высший средний класс”, то есть в основном техническая интеллигенция, связанная с ВПК, то именно по нему и был нанесен главный удар в 1992 г.
Рис. 3.1. Распределение населения России
по доходным (за месяц) группам
(март-апрель 1992 года).
По данным обследования ВЦИОМ
Рис. 3.2. Распределение населения США
по доходным (за год) группам (1989 г.).
По данным Statistial Abstract of the USA,1991.
Чтобы понять это явление, проанализируем качественные изменения, происшедшие с доходами населения (рис. 3.1.) [53].
Кривая распределения населения по доходам в принципе и в развитых западных странах, и в бывшем СССР имела один и тот же внешний вид. Хотя абсолютные величины доходов конечно же различались, но качественно распределения были аналогичными. Большинство населения имеет средние доходы, а число бедных и богатых уменьшается более или менее равномерно при удалении от средней. В развитых странах правый склон распределения довольно пологий (рис. 3.2.) [53].
Однако, в 1992 г. в России эта кривая претерпела изменения, прямо скажем, весьма существенные. У нее появился второй “горб”. Анализируя это явление в то время, мы позволили себе назвать типичную для развитых стран кривую дромедаром, а новую для России “двугорбую” — бактрианом.
Первоначально это явление было замечено при анализе анонимных обследований граждан, проведенных ВЦИОМом в марте — апреле 1992 г. Но и данные Госкомстата за 1992 г. подтвердили появление второго горба.
Социально-экономический смысл бактриана чрезвычайно тревожит. Появились "сверхбогатые". У них есть свой "горб", свои средние, бедные и богатые. Между их миром и миром основного населения — впадина, нет "верхнего среднего класса".
Существование двух "горбов", как бы ни был мал второй, чревато двумя опасностями. Во-первых, это источник социальной напряженности. Два мира в смысле получаемых доходов порождают две культуры с разными ценностями. Это более глубокое явление, чем просто увеличение разницы в доходах. После многих лет “уравниловки”, хотя бы и формально, такая ситуация вызывает серьезный психологический шок у населения. Во-вторых, по мнению ряда экономистов, при малейшем торможении реформ второй "горб" может расти, то есть воспроизводить сам себя. В конце концов его полное преодоление возможно только с началом инвестиционных процессов.
До того он способен маскироваться, особенно в условиях политической нестабильности, когда сокрытие доходов является скорее правилом, чем исключением.
Почему в развитых капиталистических государствах нет второго "горба"? “Бактриан” описывает общество, в котором быстрота операций существенно важнее стабильности в бизнесе. Удачные сделки дают 100-200% прибыли, и никакие производственные вложения не могут с ними сравниться. Они требуют малого числа людей для своего осуществления, маленьких мобильных фирм. Очень большое место занимают игры с валютой.
Распределение "дромедар" говорит о том, что капитал связан с производством. Как только предприниматели идут в производство, они сразу ощущают необходимость в высококлассных специалистах, в специалистах по подготовке кадров. Так, собственно, возникает верхний средний класс, который превращает тяжеловесного медленного "бактриана" в мобильного "дромедара" — экономика государства начинает развиваться, и классовые различия не вызывают социальных судорог. Верхний средний класс — основа, база и движущая сила реформ и движения вперед.
Наши "новые богатые" возникли вместе с кооперативным движением. Ясно, что торговые операции занимали в нем наибольшее место, но развивались и производственные кооперативы. В 1990 - 1991 гг. "новые богатые" заработали капитал, который позволял им более интенсивно двинуться в производство.
Однако 1992 г. обесценил этот капитал. Верхний средний класс, который в 1991 г. так настойчиво приглашали "в бизнес", опять остался невостребованным. Выгибание произошло с двух сторон. Это уменьшило социальную базу реформ. Существование и процветание верхнего среднего класса тесно связано с накоплением. Только наличие накопленных и защищенных средств делает возможным осуществление солидных долгосрочных программ.
Ясно, что в такой ситуации верхний средний класс не мог быть доволен проводимой экономической политикой. Не выступая открыто против нее, он тем не менее быстро исчерпал энтузиазм в отношении проводимых реформ.
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СОЛИДАРНОСТИ
Идеология играла в 1992 г. роль неизмеримо большую, чем та, которую может выдержать экономика. Слова “монетарный”, “макроэкономический” теряли на глазах свое реальное значение и приобретали характер партийных лозунгов.
Нормализация денежного обращения и противодействие инфляции остаются первостепенной задачей. В этом отношении цели монетарной политики не должны подвергаться сомнению. Однако ясно, что те средства, которые были использованы ранее и которые подходят для стран с развитой рыночной экономикой, не годились в условиях господства иных экономических мотиваций. В каком-то смысле можно сказать, что средства эти повели в противоположную сторону. Хоть и был сделан важный шаг по переводу инфляции из скрытой в открытую, устранение государственного воздействия на госпредприятия привело к ее росту.
Практика показала, что политика в области реального сектора экономики, микроэкономических отношений и мотиваций должна исходить из понимания именно того, что Россия переживает переходный период, когда известные экономические модели и теории выступают в весьма своеобразном облике и могут служить лишь подспорьем при анализе ситуации, а отнюдь не основанием для принятия решения.
Предложение правительства летом 1992 г. разработать программу и постоянные попытки вплоть до конца
1993 г. найти решения, которые бы могли рационализировать процесс реформ, говорили о том, что взгляды на проблему государственного регулирования изменились [54, 55, 56].
Надо сказать, что идея усиления государственного регулирования получила огромную популярность в обществе и до начала 1994 г., пожалуй, была основной во всех претензиях оппозиции к правительству. Парадоксальность ситуации состоит в том, что правительство само занималось весьма интенсивно поисками возможностей государственного регулирования.
Однако, парадоксальность ситуации лишь кажущаяся. Перемены правил экономического поведения — это и есть сердцевина и логика государственного регулирования. Либеральный реформатор придерживается того взгляда, что государственное участие в экономике надо свести к минимуму, но для того, чтобы реализовать свои убеждения, должен принимать резкие управленческие решения и железной государственной рукой проводить их в жизнь.
В экономическом жаргоне последних времен, говоря о политике переходного периода, начали употреблять выражения “ортодоксальный и гетеродоксный” планы. За каждым из них стоит реальная особая форма проведения экономических преобразований. Говоря упрощенно, ортодоксальный план исключает всякие действия правительства, кроме работы с общей денежной массой и, может быть, налогами. Гетеродоксный подразумевает возможность других воздействий. В мировой практике сегодня уже сложились достаточно жесткие требования к гетеродоксному плану. Его успешное выполнение в таких странах, как Испания, Мексика и Израиль сделало его фактически общепринятым. Он включает в себя шоковые элементы и поэтому не выполним без согласия на то всего общества. Польский опыт как раз и был реализацией именно гетеродоксного плана.
Каждый раз, когда применялся гетеродоксный план, он базировался на национальном согласии, экономической солидарности общества.
Смысл ортодоксального плана состоит в отказе государства от серьезного влияния на институциональные изменения в экономике. Предполагается, что органы государственного управления не в состоянии определить и осуществить необходимые микроэкономические изменения и могут эффективно работать через и только через макроэкономические действия. Путем серьезного ужесточения кредитно-финансовой политики и полной либерализации экономики создаются условия, при которых субъекты хозяйствования вынуждены (жесткость) и могут (свобода) проводить институциональные изменения с целью своего выживания, обеспечения эффективности и конкурентоспособности. Недостатком данного плана, который ставит под сомнение его реализуемость, является недоучет того факта, что изменения в финансовой сфере и сфере реальной экономики идут с существенно разными скоростями. Полное выполнение данного плана растягивается на десятилетия, но даже достижение переломной точки, после которой может начаться незначительный подъем также отодвинуто от начала минимум на 5-7 лет. Кроме того, ортодоксальный план относится к методам "планирования через катастрофу". При этом масштабы катастрофы пропорциональны степени необходимых структурных изменений. Структура экономики России является настолько искаженной, что масштабы необходимой катастрофы неминуемо выходят за чисто экономические рамки и вызывают социально-политические помехи осуществлению ортодоксального плана, делающие его нереализуемым.
Однако даже это не являлось столь существенным для России, сколь совершенно другой факт. Ортодоксальный план подразумевает, что в стране имеется самый главный экономический институт — институт частной собственности. В ортодоксальном плане не рассматриваются проблемы приватизации государственной собственности. Это не план преобразований, а план финансовой стабилизации, который даже теоретически применим только в странах с достаточно развитым частным сектором, экономика которых либо стоит перед проблемой открытия экономических границ, либо в силу каких-то причин оказалась подвержена сильной инфляции. Но даже и в такой ситуации неизвестны примеры успешного применения ортодоксального плана. Что касается России, то ее основная проблема — необходимость институциональных изменений, создания частного сектора и рыночной инфраструктуры — вообще не позволяла говорить об ортодоксальном плане.
Гетеродоксный план реформы базируется на принципе stop and go и сочетает в себе элементы ортодоксального планирования и государственного участия в институциональных изменениях. Смысл гетеродоксного планирования реформы в признании невозможности чисто стихийного развития событий, необходимости притормаживания разрушительных процессов и проведения в период такого притормаживания реорганизационной политики волевым путем.
Конечно, гетеродоксный план уделяет большое внимание финансовой стабилизации. Однако, финансовая стабилизация осуществляется не только с помощью общего ограничения денежной массы, но и прежде всего с помощью конкретных ограничений различных составляющих цены. Но эти ограничения вызывают естественный дискомфорт у всего населения и хозяйствующих субъектов. Традиционно считается, что длительного состояния такого дискомфорта общество не выдерживает. Поэтому гетеродоксный план как бы концентрирует “все плохое” разом, но и в этом случае правительство, которое решило его проводить, должно заручиться на то согласием населения. Таким образом, гетеродоксный план предусматривает одномоментную остановку инфляции путем заключения соглашений между различными членами общества о снижении своих требований в области доходов и другие элементы, необходимые для снятия инфляции издержек. За то время пока действуют эти соглашения, различные государственные агенты проводят институциональные изменения и шаги по либерализации экономики.
Типичными гетеродоксными планами были и “500 дней” Г.Явлинского, и Программа 1991г. Опасаясь резкого ценового шока, предреформенные предложения несколько растягивали инфляционный период, но, в принципе, находились в русле именно этой идеологии. “План Бальцеровича” (Польша, 1989 г.) и “План Бруно” (Израиль, 1986 г.) концентрировали инфляцию. Но в том и другом случае основной упор при планировании реформы делался не на либерализацию цен, которой нельзя было избежать, но на разработку встроенных механизмов, которые бы останавливали инфляцию.
Существует обывательское непонимание реформационных планов вообще. Реформационный план не приносит благосостояние “всем и сразу”. Государство в лице своих органов управления вообще никого не кормит и не одевает. Речь идет о создании условий для наиболее эффективной экономической активности каждого. Такая активность, безусловно, приносит плоды, но скорость их созревания уже зависит и от человека, и от того, в каком состоянии он получил экономику. Говоря о периоде в пятьсот дней у Г.Явлинского или о трех годах в Программе 1991 г., ни в коем случае нельзя понимать эти сроки как сроки достижения высокого уровня жизни. Это сроки проведения необходимых преобразований.
Гетеродоксный план не ставит перед собой задачу достижения оптимального состояния экономики. Его цель — смягчить "переход через катастрофу" и вывести экономику на такой уровень, чтобы дальнейший ход реформ не прерывался разрушительными социально- политическими помехами. Принципиальная установка на жесткость кредитно-финансовой политики сохраняется и в гетеродоксном планировании, хотя степень жесткости смягчается наличием отдельных целевых программ реформирования (жилищное строительство, топливно-энергетический комплекс, конверсия оборонных производств или другие). В общем процессе реформирования гетеродоксный план может быть применен несколько раз, после чего на заключительном этапе реформы он переходит в ортодоксальный план.
Невозможность реализации принятого на рубеже 1991 — 1992 гг. ортодоксального плана реформ диктовала неизбежность гетеродоксного планирования. Методически гетеродоксное планирование является существенно более сложным, чем ортодоксальное, хотя бы потому, что наряду с макроэкономическими действиями включает в себя институциональные изменения. Кроме того, как уже говорилось, реализация гетеродоксного плана реформы невозможна без заключения пакета соглашений между различными слоями общества [57].
Незыблемыми основами гетеродоксного плана являются:
— соглашения о сдерживании роста доходов;
— соглашения о замораживании нормы прибыли;
— введение фиксированного курса национальной валюты.
На фоне остановки таким методом инфляции издержек проводятся институциональные изменения. Гетеродоксный план отличает скурпулезное внимание к особенностям национальной экономики и даже социальной среды. Выбор метода сдерживания роста доходов чрезвычайно разнится в разных странах. В Испании и Польше это было ограничение роста фонда заработной платы, в Израиле — замораживание доходов. При этом санкции за нарушение применялись разные: в Польше — штрафные налоги, в Испании — принудительное увольнение части работающих. Также различными были и методы сдерживания роста нормы прибыли. Так, в Израиле по этому поводу даже не подписывалось соглашение — предприниматели либо контролировались профсоюзами, либо опасались реакции общества. Различными были и предпосылки стабилизации национальной валюты: нефтедоллары в Мексике, туризм в Испании и др. Однако, самая большая специфика проявлялась, естественно, в проведении институциональных изменений. Так, например, в Испании при проведении либеральных рыночных реформ пришлось ввести достаточно жесткую государственную систему регулирования операций с городской землей вплоть до ее государственного выкупа по фиксированным ценам.
В 1989, 1990 и тем более в 1991 гг. в России были все предпосылки для проведения в жизнь такой идеологии экономических реформ. Однако, после неловких действий 1991 г., не остановивших, а усиливших инфляцию, с одной стороны, и затормозивших институциональные преобразования, с другой, вопрос о национальном согласии приобрел чисто теоретический характер.
Для России 1993 г. в политическом плане было характерно противостояние правительства и парламента, поэтому, казалось бы, логично было вести переговоры о заключении пакта экономической солидарности между ними. Такие переговоры действительно велись в рамках “круглого стола”. Они были успешно закончены в середине 1993 г. подписанием договора о национальном согласии. Как один из инициаторов этого процесса [58] могу сказать, что, к сожалению, экономическое содержание оказалось в значительной степени выхолощенным в договоре и, кроме того, вызывал большое сомнение авторитет поставленных подписей. Действительно, если для Испании “пакт Монклоа”, подписанный всеми политическими партиями, означал полное согласие общества на двухгодичное поведение в жестко обозначенных рамках, если для Польши голосование “Солидарности” за “план Бальцеровича” также означало согласие общества, то для России было непонятно, что означает, например, подпись заместителя председателя Верховного Совета, министра финансов, председателя ЦК отраслевого профсоюза или лидера Российского союза промышленников и предпринимателей? Явствует ли из этой подписи, в частности, что все члены данного отраслевого профсоюза согласны 1,5 - 2 года не требовать повышения заработной платы? По нашему мнению, отнюдь не явствует. А ведь ограничение роста доходов было совершенно необходимым условием приостановки инфляции — одной из основных целей применения гетеродоксного плана.
Была сделана попытка ограничения рентабельности административным путем, но, к счастью, тут же дезавуирована. План есть план, и в нем есть внутренняя логика. Отдельно вырванная мера, да еще проведенная не по той “технологии” способна была только создать дополнительный хаос, не приводя ни к каким положительным результатам.
Говоря сегодня о том, что три года реформ, 1993 - 1995гг., характеризовались неловкими действиями и в области финансовой стабилизации, и в области институциональных преобразований, да еще и эти два главнейших направления реформ рассматривались как совершенно оторванные друг от друга, нельзя забывать, что правительство было лишено возможности действовать согласно апробированным долгосрочным планам.
Впрочем, единственная возможность двигаться в этом направлении рассматривалась. В какой-то мере на протяжении 1993-1995 гг. делались попытки ее использования и не всегда безуспешные.
В конце 1992 г. в России явственно проступили черты корпоративного общества. Это поставило перед правительством вопрос о возведении барьеров на пути тех чрезмерных требований, которые исходили от отраслей, предприятий и социальных институтов. Все чаще стал употребляться термин “лоббирование”. Но это не было лоббирование в западном смысле этого слова. Это было корпоративное давление, которым в развитых демократиях занимаются профсоюзы. В России эту борьбу возглавил директорат, как правило, во главе с отраслевым министром. Ситуация совершенно невероятная для Запада, но очень хорошо вписывающаяся в российские реалии.
На передний план выдвинулась задача достижения социального партнерства как гарантии обеспечения управляемости экономикой. Если уж Россия стала корпоративным обществом, надо было считаться с реальностями и вести кропотливую работу по согласованию различных интересов в переходный период. Ситуация реформы экономически неустойчива, и даже "малые толчки" чреваты крупномасштабными последствиями. Однако неструктурированность общества, опьянение долгожданной демократией, отсутствие влиятельных политических сил и слабость профсоюзов резко осложняли перспективы достижения экономической солидарности. Оппозицию правительству возглавил директорат предприятий, который и пришел к власти в конце 1992 — начале 1993 гг. под лозунгами усиления государственного регулирования экономики и повышения управляемости народным хозяйством. Тем не менее противостояние директората и радикал-реформаторов не носило идеологического характера. Сама суть реформирования не затрагивалась. Придя к власти, директорат продолжал политику, начатую в 1992 г., идя по пути последовательной либерализации экономической деятельности. Такой оборот событий, впрочем, можно было с уверенностью предсказать уже тогда.
Фактически с этого момента, то есть с начала 1993 г., в России началась экономическая реформа. Все действия до того следует расценивать как служебные, подготовительные к институциональным преобразованиям в экономике.
РАБОТА ПО СОЗДАНИЮ
ЧАСТНОГО СЕКТОРА
Еще раз напомним, что сутью реформы с самого ее начала было стремление перейти от неэффективного государственного управления к частному. Именно неэффективность централизованного планирования и управления послужила причиной преобразований. Наше хозяйство безусловно проигрывало по всем показателям системам, у которых жесткая финансовая ответственность частных лиц обеспечивала максимальную эффективность всех экономических действий. Бесхозность производств, безответственность чиновничьего управления очень невыгодно выглядели по сравнению с хозяйским, конкурентным, агрессивным, мобильным, чрезвычайно экономным методом работы частных собственников.
Такая реформа — настоящие долгожданные изменения отношений собственности — началась в 1993 г. [59]. Реформа началась после долгих и бессмысленных проволочек, которые только усугубили кризис. Реформа, которая должна была облегчить условия для эффективного инвестирования началась при полном уничтожении внутреннего инвестиционного ресурса и при финансовой дестабилизации, закрывающей дорогу внешним ресурсам. Видимо, трудно было выбрать более неудачное время для развертывания преобразований, чем рубеж 1992 - 1993 гг.
Вдобавок ко всему в качестве основной цели реформы было продекларировано не повышение эффективности производства, а создание как можно более широкого слоя собственников.
Это привело к совершенно странным последствиям, которые, на наш взгляд, не осмыслены до сих пор. Хотелось перейти от неэффективного собственника-государства к эффективному частному собственнику. Вместо этого, мы ликвидировали собственника вообще и оказались в новой микроэкономической среде, до сих пор не встречавшейся в экономической истории.
Основная характеристика этой среды — все права управления собственностью при отсутствии финансовой и, в сущности, любой другой ответственности за результаты этого управления.
Можно сказать, что на протяжении процесса “широкомасштабной приватизации” делалось все, чтобы не допустить подлинного перехода собственности из общественной в частную, всячески воспрепятствовать появлению эффективного частного собственника-инвестора.
Рассматривая сегодня технологию проведения реформы, можно с уверенностью утверждать, что в значительной степени вопрос вызывает лишь исторический интерес. Любая критика — это критика post factum. Можно и нужно, видимо, указывать на определенные ошибки в методах проведения приватизации, но нельзя вернуться назад в 1992 г. (или лучше в 1986 г.) и все сделать заново и правильно. К сожалению, во время реформы очень много научных сил было потрачено именно на критику такого рода. Более плодотворно, на наш взгляд, рассматривать ход приватизации не с точки зрения оценки “правильно - неправильно”, но с точки зрения лучшего понимания той ситуации, той микроэкономической среды, которая сформировалась к концу первого этапа реформы и которую необходимо трансформировать на втором этапе, который еще предстоит.
Схемы приватизации применялись в определенной степени апробированные в мировой практике: бесплатное наделение собственностью населения путем раздачи приватизационных чеков, открытая продажа предприятий через предварительное их акционирование (корпорирование), создание “народных” предприятий с коллективнодолевой формой собственности путем бесплатной передачи и частично льготной продажи собственности государственных предприятий их работникам.
В процессе приватизации формировались как сложные модели распределения собственности, включающие сочетание в себе нескольких подходов (характерные для средних и крупных предприятий), так и простые (характерные для малых предприятий) с однородной структурой собственности.
Оценивая результаты приватизации в общем контексте реформирования экономики, следует отметить тот факт, что выбранная последовательность “либерализация цен — ваучерная приватизация госсобственности” привела к обесценению сбережений населения и вымыванию его из участников рынка корпоративных бумаг, к формированию искаженной (уникальной для мировой практики) структуры его участников.
С самого начала приватизации не был создан механизм привлечения сбережений в процесс приватизации и инвестирования производства. До сих пор население остается не включенным в этот процесс, за исключением незначительной его части (управленческого слоя), опосредованно участвующего в процессе приватизации. Несмотря на то, что в России постепенно восстанавливается норма сбережений — более 20% ВВП в 1995 г. — по-прежнему в инвестировании не работают сбережения населения. По официальным данным, в 1994 г. 17,7% сбережений населения находились в форме наличной иностранной валюты, в 1995 г. — 14,3% [60].
Если посмотреть на проблему с другой стороны, то следует отметить, что упор на приватизационные чеки в первой и второй программах приватизации в определенной степени стал вынужденной мерой, обусловленной тем, что в результате проведения перед началом реформы либерализации цен возмездная приватизация оказалась невозможной. В первой программе приватизации давалось описание механизма ваучерной приватизации. Разработка его и одновременное внедрение велись на протяжении 1991-1993 гг. Утверждаемые в данный период законодательные и нормативные акты часто противоречили друг другу. Впоследствии опыт Украины, Татарстана показал верный выбор предъявительской формы российского ваучера. Это позволило внедрить более простой механизм формирования крупных пакетов акций, повысить ликвидность данной ценной бумаги, существенно сократить сроки подготовки чековых аукционов. Более полно технология ваучерной приватизации была закреплена во второй программе приватизации.
Ваучер явился новым платежным средством и, в определенной мере, представлял собой новую эмиссию, что естественным образом не могло не отразиться на безналичной денежной массе. Однако количественно влияние данного фактора определить нельзя в связи с тем, что определение истинной рыночной цены чеков (на практике независимо от того, что был установлен номинал ваучера, формировалась его рыночная цена) в этот период не представляется возможным. Данная статистика отсутствует. Институциональная неразвитость фондового рынка обусловила активное развитие вторичного рынка корпоративных бумаг. Большая часть операций на ваучерном этапе совершалась на внебиржевом рынке. Однако, и здесь действовавший механизм регулирования препятствовал формированию институциональной структуры вторичного рынка.
В процессе ваучерной приватизации выявился ряд негативных и позитивных моментов. Прежде всего, прогноз инфляции в 1992 - 1993 гг. не оправдался и, как один из факторов, обесценил заложенную покупную способность ваучера. Отдельные политики предлагали провести индексацию чеков. Однако, действовавший несовершенный механизм регулирования рынка ценных бумаг не позволял реализовать предложение на практике. Негативную тенденцию усилил факт занижения цены ваучера чековыми фондами вплоть до 1 ноября 1993 г. (см. рис. 4.1.), то есть до проведения чековых аукционов. В результате доля реализованной собственности за ваучеры оказалась ниже запланированной.
В ваучерный период отсутствовал механизм регулирования спроса и предложения между отдельными сегментами рынка ценных бумаг, отдельными видами бумаг.
Вследствие чего в 1993 г. с появлением ГКО (высокая ликвидность которых искусственно поддерживалась и продолжает поддерживаться) ряд потенциальных инвесторов (например, средние и мелкие банки в качестве гаранта и непосредственного участника) ушли с рынка корпоративных бумаг. Сформировалась уникальная для мировой практики ситуация, когда самые надежные государственные ценные бумаги оказались самыми доходными. В 1994 г. государственные ценные бумаги в общей эмиссии ценных бумаг составляли 43%, в то время как акции приватизированных предприятий — 38%, приватизационные чеки — 5% [61]. По некоторым оценкам, доля корпоративных бумаг составила в 1995 г. 10,6% [62]. Таким образом, фискальные цели вступили в противоречие с процессом приватизации.
-o- Темп роста стоимости ваучера (рассчитано в USD)
-o- Темп роста стоимости ваучера (рассчитано в рублях)
-o- Темп инфляции (% к предыдущему месяцу)
Рис.4.1. Динамика изменения стоимости ваучера и инфляции
По данным ГКИ.
Нормативы поступлений от приватизации менялись. В 1992-1993гг. они были установлены с учетом того, что раз на данной стадии реформы упор был сделан на малую приватизацию, то и значительная часть дохода должна была пополнить местные бюджеты: в 1993 г. — 28,8% от планируемого объема всех поступлений денежных средств, в 1994 г. - 19%. Еще раз следует подчеркнуть тот факт, что на стадии ваучерной приватизации приоритет был отдан социально-политическим целям. Если и была вторая цель, то фискальная. Поскольку она была второй, то подавляющая часть имущества крупных и средних предприятий была продана за ваучеры, в то время как приватизация в денежной форме планировалась изначально незначительной и проводилась с целью окупить расходы чековых аукционов. В 1993 г. реализовано* 46,8 млн. чеков поступило денежных средств в размере 450,3 млрд. руб. (см. табл. 4.1.).
_________________________________
* Анализируя количественные сдвиги, следует иметь в виду два момента. Во-первых методические основы обработки статистической информации и единые формы отчетности о приватизации были направлены областным фондам только во второй половине 1993 г. Во-вторых, в связи с тем что на этапе ваучерной приватизации доминировали социальные цели, то ее количественные характеристики не показательны.
_________________________________
Ваучерная приватизация способствовала ускорению развития фондового рынка. Формируется инфраструктура для обслуживания чековых аукционов, создаются чековые инвестиционные фонды (ЧИФ). Фонды создавались с целью обеспечения процесса аккумулирования и движения капитала (купли — продажи), ведения реестров акционеров, расчетно-депозитных операций. Во второй половине 1993 г. и первой половине 1994 г. ЧИФы стали функционировать более организованно и стабильно, формируя значительную часть общего объема реализации акций брокерами. Зарубежные специалисты указывали и на тот специфический факт для России, что одна и та же фирма часто выступала как брокер, маркетмейкер, трансферагент, регистратор и депозитарий, что является неприемлемым на западных рынках ценных бумаг [63]. Здесь нарушалась и логика структурных преобразований — сначала распределялась собственность и с некоторым опозданием формировалась институциональная структура, обеспечивающая осуществление самого процесса.
Оценки аналитиков в отношении ЧИФов сильно расходятся. Многие считают их “мертворожденной идеей” в результате введения большого количества ограничений в документы* регламентирующие деятельность данных институтов. Так, ЧИФы вправе владеть не более чем 10% голосующих акций одного АО и помещать в его ценные бумаги не более 5% своих активов, не имеют права приобретать и иметь в своих активах более 10% ценных бумаг одного эмитента по номинальной стоимости. Последняя квота во второй половине 1994 г. была увеличена до 25%. Общая сумма расходов ЧИФа на управление им и оплату услуг депозитария не может превышать 10% среднегодовой стоимости собственных чистых активов. Имеется еще более 16 ограничений различного характера.
Таблица 4.1.
Поступления денежных средств от приватизации
и их распределение
|
Показатели |
1993 |
|
1994 |
|
1995 |
|
|
ед. |
% |
ед. |
% |
ед. |
% |
|
|
Всего: |
|
|
|
|
|
|
|
Поступление денежных средств, млрд.р. |
450,3 |
100 |
1066,8 |
100 |
2833,8 |
100 |
|
Поступление приватизационных чеков, мл н.чеков |
46,8 |
100 |
55,5 |
100 |
|
|
|
в т.ч. от приватизации предприятий: муниципальной собст-ти млрд.р. мпн.чеков |
220,2 6,5 |
49 14 |
606,9 4,2 |
57 8 |
1517,3 |
54 |
|
собственности субъектов Федерации млрд.р. млн.чеков |
66,8 10,9 |
15 23 |
143,8 7,8 |
13 14 |
354 |
12 |
|
Федеральной собст-ти млрд. р. млн.чеков |
163,3 29,4 |
36 63 |
316,1 43,5 |
30 78 |
962,5 |
34 |
|
Перечислено средств из поступившей выручки от продажи имущества приватизированных пред-тий (после выплаты средств работникам этих пред-тий), всего, млрд.р. |
355 |
100 |
984,1 |
100 |
2584,1 |
100 |
|
в т.ч.: в муниципальные бюджеты |
129,8 |
37 |
399 |
41 |
921,6 |
36 |
|
в бюджеты субъектов Федерации |
96,3 |
27 |
180,4 |
18 |
438,8 |
17 |
|
в федеральный бюджет |
71,1 |
20 |
117,4 |
12 |
476,1 |
18 |
|
государственным органам приватизации |
57,7 |
16 |
194,5 |
20 |
364,3 |
14 |
|
прочие |
0,1 |
0 |
92,8 |
9 |
383,3 |
15 |
Рассчитано по:
1. Социально-экономическое положение России в 1993 г., стр. 116.
2. Социально-экономическое положение России в 1994 г., стр. 118.
3. Стат. сборник, январь - декабрь 1995 г. стр.95
Тем не менее, законно и мнение, что ЧИФы сыграли позитивную роль, подтолкнув к развитию рынок ценных бумаг. Безусловен тот факт, что чековые фонды, созданные для привлечения населения к портфельным инвестициями управления средствами населения, основной своей функции не выполнили.
По данным ГКИ на 1 июля 1994 г., то есть к моменту исчерпания активной функции ЧИФов, насчитывалось более 660 чековых инвестиционных фондов, аккумулировавших 45,32 млн. ваучеров и инвестировавших из них 75,2% (0,2 млн. чеков остались неразмещенными на 27 июля 1994 г.). То есть через чековые инвестиционные фонды прошло 31,4% ваучеров. Среднее количество акционеров в фондах составило 22,8 млн. чел. (15,4% населения страны). Таким образом, фонды приняли активное участие в проведение чековых аукционов, которые, в свою очередь, в 1993 г. явились основной формой продажи собственности.
С другой стороны, давая объективную оценку, нельзя не отметить тот факт, что большинство фондов фактически занималось аккумулированием ваучеров и спекуляцией ими. Отдельные аналитики отмечали, что на краткосрочные и среднесрочные спекуляции инвестиционными чеками в первом квартале 1993 г. приходилось 2/3 вложений средств чековых фондов, в то время как на инвестиции в акции приватизированных предприятий — всего 15% (в том числе за счет привлеченных ресурсов — только 5%) [64]. Другого поворота событий ожидать было бы наивно. Большинство региональных чековых фондов в своем активе могли иметь только акции неликвидных мелких и низколиквидных средних предприятий, на которые не было и практически не могло быть большего спроса. Приватизация же крупных конкурентоспособных предприятий началась в конце 1994 г. Вопрос об эффективном управлении акциями в этом случае отпадал сам собой. Следовательно, фондам ничего не оставалось, как аккумулировать пакеты акций по заказу отдельных инвесторов с целью их перепродажи.
Ситуацию усугубляла угнетающая система налогообложения фондов, которая была построена так, что они изначально становились бесприбыльными организациями. Введенные позже незначительные налоговые льготы не исправили ситуацию. Позднее практика показала, что выжили те фонды, которые, обходя ограничения по диверсификации, ориентировались на скупку крупных пакетов акций. С этой целью был создан инвестиционный синдикат из 30 участников, в большинстве своем — чековых фондов.
По идее чековые фонды должны были сыграть роль прототипов американских инвестиционных взаимных фондов [65]. Однако, в отличие от российских, американские фонды были задуманы и функционируют как посредники, распределяющие в большей массе своей ликвидные корпоративные бумаги. Сами фонды налогами не облагаются.
Но на российском ваучерно-фондовом рынке не было ликвидных бумаг. Поэтому сам упор на портфельные инвестиции вызывал недоумение. Основная цель приватизации, как она была сформулирована и реализована в 1993-1994 гг. — создание как можно более широкого слоя собственников с целью обеспечения народной поддержки реформ — вступила в резкое противоречие с основной целью реформы вообще — повышения эффективности народного хозяйства.
Не учитывался тот факт, что портфельные инвестиции не имеют смысла в условиях формирования слоя стратегических собственников на этапе первичного распределения капитала. Они целесообразны при последующих эмиссиях. Мировая практика показывает, что портфельные инвестиции эффективны в качестве дополнительного капитала под программы расширения функционирующего производства, когда вложение капитала можно оценить через показатели, характеризующие привлекательность корпоративных акций: ликвидность, надежность и доходность. В регулирующие нормативные акты, в основу которых были взяты американские каноны, были положены такие критерии, под которые не подходила ни одна российская ценная бумага. Ясно, что условий для реализации данных критериев не было.*
_______________________________
*Акции предприятий должны были обращаться на нескольких биржах, за месяц через биржи должно было пройти не менее 3% общего объема эмиссии бумаг, котировки, этих бумаг должны публиковаться в газетах тиражом не менее 500 тыс. экземпляров и др.
_______________________________
Очевидно, что логичнее было бы не делить приватизацию на ваучерный и денежный этапы, а использовать обе технологии параллельно, внедряя более сложные формы владения пакетами, как, собственно, и предполагалось в предреформенных программах. На практике политические соображения одержали верх.
Появившиеся в период ваучерной приватизации незначительные портфельные инвестиции к концу 1994 г. исчезли (с повышением новой волны инфляции). Изменений здесь не будет до тех пор, пока не будет создана развитая инфраструктура рынка ценных бумаг с необходимой информированностью по предприятиям - эмитентам, а также соответствующей системой гарантий и ответственности за взятые обязательства перед акционерами. Но ведь это может произойти только после появления действительного собственника, который обеспечит эффективность производства.
Распыление большей части собственности между мелкими ее владельцами исключало формирование эффективного широкого слоя собственников-инвесторов. Фактически, происходила не приватизация, то есть создание частного собственника, а превращение в промышленности совхозов (государственных предприятий) в колхозы. Происходил логический апофеоз идей Закона о предприятии. Как и следовало ожидать, это вело не к усилению хозяйского надзора, а к уже полной безхозяйственности. Спад производства принял обвальный характер. В этих условиях совершенно удивительно выглядела политическая задача: путем создания широкого слоя собственников обеспечить всенародную поддержку реформ. Отсутствие всякого управления, даже государственного, вело к спаду. Спад бил по доходам населения. Ни о каких дивидендах не могло быть и речи. Откуда могла взяться всенародная поддержка?
Тем не менее, в России, несмотря ни на что, существовали потенциальные инвесторы, готовые стать собственниками. Их тактика состояла в скупке акций у ЧИФов и трудовых коллективов для формирования в конечном счете контрольного пакета. Это наложило крайне своеобразный оттенок на фондовый рынок. Если крупная структура формировала контрольный пакет акций какого-либо предприятия, то по мере формирования стоимость акций росла, а после достижения заветной цифры фактически становилась нулевой. Конечно, если возникала задача, требующая трех четвертей голосов акционеров, например, реорганизация предприятия, то цена у акции опять возникала, но на значительно более низком уровне.
Как уже неоднократно замечалось, предреформенная научная мысль пришла к выводу о рациональности сочетания безвозмездной и возмездной форм приватизации. Представлялось целесообразным дать исполнительной власти возможность балансирования этими методами в зависимости от тенденций склонности населения к сбережениям. Тогда можно было бы использовать приватизацию для канализации средств населения в инвестиции и снижать степень инфляции.
Однако, на практике был заранее принят тезис о неуправляемости процесса и два метода — ваучерная и денежная приватизация - фактически были разделены организационно и разнесены во времени. Это внесло своеобразную дополнительную стадийность в процесс реформирования. Так, явно распался на две половины 1993 г. — подготовительную и активно-ваучерную.
Еще более ярко деление пополам 1994 г. Конец ваучерной приватизации совпал с крушением инвестиционных институтов типа пирамид и потерей доверия населения к любым способам аккумуляции средств для инвестирования. Единственным способом приватизации на довольно продолжительное время стали инвестиционные конкурсы, которые сыграли весьма положительную роль в процессе формирования реального собственника, несмотря на все свои многочисленные недостатки.
Хотя первоначально они задумывались как некоторое возвращение к предреформенным программам, делавшим основной упор на привлечение инвестиций в производство, но теперь получили иной смысл. Предреформенные программы предполагали аккумулирование средств населения через соответствующие инвестиционные институты. В 1994 г. не было ни институтов, ни средств у населения.
Поступление инвестиций на предприятия предполагалось за счет выполнения условий инвестиционного конкурса. Размер и схема предоставления инвестиций, при прочих равных условиях, являлись решающими для определения победителя. Вводились жесткие ограничения по срокам перечисления данных средств — 20% (в отдельных случаях разрешалось 10%) инвестиций должны перечисляться на счет предприятия в течении месяца (в том числе 0,5% от этих средств в равных долях соответствующему комитету по управлению имуществом и фонду имущества), остальные — в течении 3 лет. В качестве одной из мер стимулирования, предусматривался зачет победителю конкурса задолженности Предприятий, выставляемых на инвестиционный конкурс, в объем инвестиций. Все инвестиционные конкурсы должны были проводиться только открытыми.
По плану приватизации, на 1994 г. первоначально предусматривалось проведение нескольких инвестиционных конкурсов по крупным предприятиям отдельных отраслей (металлургической, химической, лесной и другим), позднее списки пересматривались и дополнялись. Исходя из поставленных целей опыт проведения инвестиционных конкурсов во второй половине 1994 г. нельзя считать удовлетворительным. Многие проведенные конкурсы были признаны несостоявшимися из-за нарушений регламента их проведения. Но реальными ли были цели и технологии?
Основной целью стадии денежной приватизации явилась фискальная — пополнение бюджета за счет распродажи в основном федеральной собственности. На втором плане стояла инвестиционная — создание условий для привлечения инвестиций в производство ведущих предприятий страны. На данной стадии на рынок корпоративных ценных бумаг выставлялись более ликвидные акции. Несмотря на это, доля корпоративных бумаг в общей эмиссии ценных бумаг в 1995 г. сохранялась на низком уровне: 38% акции приватизируемых предприятий, 3% — банков [61].
Для реализации новой политики в области приватизации была принята третья программа, в которой основной упор делался на инвестиционные конкурсы. С целью расширения перечня предприятий, подлежащих приватизации, в программе был сокращен список ограничений по отраслям и размерам пакетов, закрепляемых в государственной собственности (соответственно 51% и 25,5%). В связи с тем, что на данный период пришлась в основном приватизация объектов федеральной собственности, естественным стало введение новых нормативов отчислений: доля доходов от приватизации федеральной собственности, направляемая в бюджет, увеличивалась с 10% до 55%. Средства, поступающие предприятиям в Фонд приватизации, были сокращены с 51% до 14% . Предприятиям, помимо указанных средств, основную часть поступлений должны были обеспечить обязательства по инвестиционным конкурсам — 1430,5 млрд. руб. [66, 67, 68] (см. табл. 4.2.).
Предполагалось, что переход к денежной модели приватизации значительно повысит поступления в бюджеты всех уровней за счет продажи пакетов госсобственности приватизируемых предприятий, недвижимости, привлечет значительные инвестиции. Однако в целом разработанная схема не принесла ожидаемых результатов.
Таблица 4.2
Анализ отклонений начальной и продажной цен на приватизированные
Предприятия
|
|
1995, 1 пол |
||||||||
|
Всего |
муниципал, собств-ть |
собств-ть суб. федерации |
федеральная собств-ть |
||||||
|
Показатели |
|
% |
|
% |
|
% |
|
% |
|
|
№ |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6 |
7 |
8 |
9 |
|
1 |
1. Приватизировано предпритий, всего, ед. |
4949 |
100.0 |
3353 |
100.0 |
701 |
100.0 |
895 |
100.0 |
|
2 |
Начальная цена (величина уст. капитала), млрд.р. |
469.6 |
|
170.6 |
|
161.8 |
|
137.2 |
|
|
3 |
Количество пред., имеющ. прибыль, ед. |
2067 |
41.8 |
1007 |
30.0 |
509 |
72.6 |
551 |
61 6 |
|
4 |
Сумма прибыли, млрд. руб. |
266.5 |
|
26.9 |
|
86.7 |
|
152.9 |
|
|
5 |
Кол во убыточ. предпр., ед. |
493 |
10.0 |
380 |
11.3 |
47 |
6.7 |
66 |
7.4 |
|
6 |
Сумма убытка, млрд. руб. |
17.9 |
|
6.5 |
|
2.2 |
|
9.2 |
|
|
7 |
Предусм. получить инвестиций по услов. инвест, конкурса, млрд. руб. |
56.2 |
|
13.9 |
|
7.9 |
|
34.4 |
|
|
8 |
Получ. инвестиций, млрд. руб. |
16.3 |
|
0.5 |
|
1.4 |
|
14.3 |
|
|
9 |
II. Приватизир. путем продажи, ед. |
3512 |
100.0 |
3061 |
100.0 |
221 |
100.0 |
230 |
100.0 |
|
10 |
Кол-во предприятий, имеющих прибыль, ед. |
1042 |
|
825 |
|
117 |
|
100 |
|
|
11 |
Сумма прибыли, млрд. руб. |
25.3 |
|
15.4 |
|
2.3 |
|
7.6 |
|
|
12 |
Кол-во убыт. предпр., ед. |
394 |
|
357 |
|
17 |
|
20 |
|
|
13 |
Сумма убытков, млрд. руб. |
8.8 |
|
5.4 |
|
1.2 |
|
2.1 |
|
|
14 |
Начальная цена, млрд. руб. |
172 |
|
141.3 |
|
17.2 |
|
13.5 |
|
|
15 |
Продажн. цена, млрд. руб. |
285 |
|
244.3 |
|
19.4 |
|
21.2 |
|
|
16 |
Приватизировано путем: продажа на аукционе, ед |
220 |
6.3 |
200 |
6.5 |
11 |
5.0 |
9 |
3.9 |
|
17 |
Начальная цена, млрд. руб. |
7.2 |
|
6.1 |
|
0.7 |
|
0.4 |
|
|
18 |
Продажн. цена, млрд. руб. |
14.6 |
|
11.8 |
|
0.7 |
|
2.1 |
|
|
19 |
Получ. средств, млрд. руб. |
11 |
|
8.7 |
|
0.4 |
|
1.8 |
|
|
20 |
продаж, на ком. конк., ед. |
1043 |
29.7 |
964 |
31.5 |
44 |
19.9 |
35 |
15.2 |
|
21 |
Начальная цена, млрд. руб. |
16.5 |
|
15.1 |
|
0.5 |
|
0.9 |
|
|
22 |
Продажн. цена, млрд. руб. |
101.9 |
|
69.9 |
|
3 |
|
2 |
|
|
23 |
Получ. средств, млрд. руб. |
54.7 |
|
51.3 |
|
2.6 |
|
0.9 |
|
|
24 |
прод. на инвест, конк., ед. |
64 |
1.8 |
58 |
1.9 |
1 |
0.5 |
5 |
2.2 |
|
25 |
Начальная цена, млрд. руб. |
2.5 |
|
2.5 |
|
0.01 |
|
0.04 |
|
|
26 |
Продажн. цена, млрд. руб. |
3.4 |
|
3.3 |
|
0.01 |
|
0.09 |
|
|
27 |
Получ. средств, млрд. руб. |
2.2 |
|
2.1 |
|
0.01 |
|
0.09 |
|
|
28 |
продажи имущ-ва ликвидируемых, ликвидированных предприятий, ед. |
129 |
3.7 |
111 |
3.6 |
4 |
1.8 |
14 |
6.1 |
|
29 |
Начальная цена, млрд. руб. |
1.3 |
|
0.7 |
|
0.2 |
|
0.4 |
|
|
30 |
Продажн. цена, млрд. руб. |
5.1 |
|
2.4 |
|
0.2 |
|
2.5 |
|
|
31 |
Получ. средств, млрд. руб. |
5 |
|
2.4 |
|
0.2 |
|
2.4 |
|
|
32 |
продажи незаверш. строит-ва объектов, ед. |
77 |
2.2 |
40 |
1.3 |
23 |
10.4 |
14 |
6.1 |
|
33 |
Факт, выполн. объем работ в % смет, ст-ти стр-ва |
44.9 |
|
14.8 |
|
55.6 |
|
26.3 |
|
|
34 |
Начальная цена, млрд. руб. |
13.8 |
|
2.3 |
|
11 |
|
0.7 |
|
|
35 |
Продажн. цена, млрд. руб. |
13.5 |
|
3.1 |
|
9.8 |
|
0.6 |
|
|
36 |
Получ. средств, млрд. руб. |
5.9 |
|
2.6 |
|
2.7 |
|
0.6 |
|
|
37 |
продажи проч. объектов, получено средств, млрд. руб. |
2.1 |
|
0.9 |
|
0.5 |
|
0.7 |
0.09 |
*В данные за 1992-1994 гг. вошли только предприятия, приватизация которых была предусмотрена в программе 1993 г.
Рассчитано по:
«Стат. бюллетень о ходе приватизации гос. и мун. предприятий (объектов) в РФ за 1995 г.”.
январь - июнь, с. 65-67
январь - сентябрь, с. 67-68.
Продолжение таблицы 4.2.
|
В т.ч. по пред., приватизир. в 1992-1994гг.* |
1995, 2 пол. |
|||||||||
|
Всего |
муниципальная собственность |
собств-ть суб. федерации |
федеральная собственность |
|||||||
|
|
% |
|
% |
|
% |
|
% |
|
% |
|
|
№ |
10 |
11 |
12 |
13 |
14 |
15 |
16 |
17 |
18 |
19 |
|
1 |
1339 |
100.0 |
5203 |
100.0 |
3607 |
100.0 |
616 |
100.0 |
980 |
100.0 |
|
2 |
260.6 |
|
2129.6 |
|
1784.9 |
|
139.7 |
|
205 |
|
|
3 |
601 |
44.9 |
1979 |
38.0 |
883 |
24.5 |
430 |
69.8 |
666 |
68.0 |
|
4 |
100.3 |
|
296.3 |
|
42.7 |
|
83.4 |
|
170.2 |
|
|
5 |
86 |
|
387 |
7.4 |
255 |
7.1 |
56 |
9.1 |
76 |
7.8 |
|
6 |
2.2 |
|
26.2 |
|
7.1 |
|
9.9 |
|
9.1 |
|
|
7 |
35.8 |
|
1374.3 |
|
424.2 |
|
10.9 |
|
939.1 |
|
|
8 |
14.3 |
|
3 |
|
0.7 |
|
0.4 |
|
2 |
|
|
9 |
753.0 |
100.0 |
3824 |
100.0 |
3268 |
100.0 |
237 |
100.0 |
319 |
100.0 |
|
10 |
226 |
|
769 |
|
585 |
|
111 |
|
73 |
|
|
11 |
|
|
38.8 |
|
18.9 |
|
11.5 |
|
8.4 |
|
|
12 |
55 |
|
286 |
|
227 |
|
28 |
|
31 |
|
|
13 |
0.5 |
|
8.3 |
|
4.7 |
|
1.8 |
|
2 |
|
|
14 |
31.8 |
|
1841.9 |
|
1728 |
|
43.2 |
|
70.7 |
|
|
15 |
46.6 |
|
2052 |
|
1929 |
|
42.8 |
|
82.2 |
|
|
16 |
45 |
|
210 |
5.5 |
186 |
5.7 |
14 |
5.9 |
10 |
3.1 |
|
17 |
3.1 |
|
11.8 |
|
11 |
|
0.4 |
|
0.4 |
|
|
18 |
4.1 |
|
16.9 |
|
15.6 |
|
0.6 |
|
0.8 |
|
|
19 |
2.5 |
|
11.8 |
|
10.8 |
|
0.5 |
|
0.6 |
|
|
20 |
202 |
|
567 |
14.8 |
515 |
15.8 |
17 |
7.2 |
35 |
11.0 |
|
21 |
3.2 |
|
23.5 |
|
15.7 |
|
4.1 |
|
3.7 |
|
|
22 |
12.5 |
|
63.3 |
|
53.9 |
|
4.6 |
|
4.9 |
|
|
23 |
6.7 |
|
47.9 |
|
42.8 |
|
0.6 |
|
4.3 |
|
|
24 |
5 |
|
45 |
1.2 |
42 |
1.3 |
2 |
0.8 |
1 |
0.3 |
|
25 |
0.09 |
|
2.2 |
|
2 |
|
00.9 |
|
0.01 |
|
|
26 |
0.10 |
|
2.1 |
|
2 |
|
0.09 |
|
0 |
|
|
27 |
0.06 |
|
1.5 |
|
1.4 |
|
0.09 |
|
0 |
|
|
28 |
31 |
|
148 |
3.9 |
110 |
3.4 |
19 |
8.0 |
19 |
6.0 |
|
29 |
0.07 |
|
14.8 |
|
2.6 |
|
2.3 |
|
9.9 |
|
|
30 |
0.10 |
|
17.4 |
|
3.2 |
|
2.5 |
|
11.8 |
|
|
31 |
0.09 |
|
9.6 |
|
2.3 |
|
2 |
|
5.3 |
|
|
32 |
13 |
|
72 |
1.9 |
46 |
1.4 |
6 |
2.5 |
20 |
6.3 |
|
33 |
15.9 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
34 |
0.6 |
|
16.8 |
|
4.3 |
|
2.5 |
|
12.8 |
|
|
35 |
0.8 |
|
25.4 |
|
5.2 |
|
2.6 |
|
17.6 |
|
|
36 |
0.8 |
|
13.3 |
|
2.5 |
|
1.7 |
|
9.1 |
|
|
37 |
0.09 |
|
3.2 |
|
0.9 |
|
1.4 |
|
0.11 |
|
*В данные за 1992-1994 гг. вошли только предприятия, приватизация которых была предусмотрена в программе 1993 г.
Рассчитано по:
“Стат. бюллетень о ходе приватизации гос. и мун. предприятий (объектов) в РФ за 1995 г.”
январь - июнь, с. 65-67
январь - сентябрь, с. 67 68.
Продолжение таблицы 4.2.
|
1995 |
В т.ч. по пред., приватизир. в 1992 - 1994 гг.* |
||||||||
|
Всего |
муницип. собственность |
собственность федеральн. суб. федерации собственность |
|||||||
|
|
% |
|
% |
|
% |
% |
|
% |
|
|
№ |
20 |
21 |
22 |
23 |
24 |
25 |
26 |
27 |
28 |
|
1 |
10152 |
100.0 |
6960 |
100.0 |
1317 |
100.0 |
100.0 |
2185 |
100.0 |
|
2 |
2599.2 |
|
1955.5 |
|
301.5 |
|
|
506.1 |
|
|
3 |
4046 |
39.9 |
1890 |
27.2 |
939 |
71.3 |
64.9 |
1156 |
52.9 |
|
4 |
562.8 |
|
69.6 |
|
170.1 |
|
|
158.3 |
|
|
5 |
880 |
8.7 |
635 |
9.1 |
103 |
7.8 |
7.6 |
105 |
4.8 |
|
6 |
44.1 |
|
13.6 |
|
12.1 |
|
|
2.5 |
|
|
7 |
1430.5 |
|
438.1 |
|
18.8 |
|
|
1023.7 |
|
|
8 |
19.3 |
|
1.2 |
|
1.8 |
|
|
15.0 |
|
|
9 |
7336 |
100.0 |
6329 |
100.0 |
458 |
100.0 |
100.0 |
1142 |
100.0 |
|
10 |
1811 |
|
1410 |
|
228 |
|
|
296 |
|
|
11 |
64.1 |
|
34.3 |
|
13.8 |
|
|
5.3 |
|
|
12 |
680 |
|
584 |
|
45 |
|
|
69 |
|
|
13 |
17.1 |
|
10.1 |
|
3 |
|
|
0.7 |
|
|
14 |
2013.9 |
|
1869.3 |
|
60.4 |
|
|
230.5 |
|
|
15 |
2337 |
|
2173.3 |
|
62.2 |
|
|
257 |
|
|
16 |
430 |
5.9 |
386 |
6.1 |
25 |
5.5 |
3.5 |
55 |
4.8 |
|
17 |
19 |
|
17.1 |
|
1.1 |
|
|
3.9 |
|
|
18 |
31.5 |
|
27.4 |
|
1.3 |
|
|
5.2 |
|
|
19 |
22.8 |
|
19.5 |
|
0.9 |
|
|
3.3 |
|
|
20 |
1610 |
21.9 |
1479 |
23.4 |
61 |
13.3 |
12.8 |
257 |
22.5 |
|
21 |
40.0 |
|
30.8 |
|
4.6 |
|
|
4.4 |
|
|
22 |
165.2 |
|
150.8 |
|
7.6 |
|
|
14.5 |
|
|
23 |
102.6 |
|
94.1 |
|
3.2 |
|
|
8.6 |
|
|
24 |
109 |
1.5 |
100 |
1.6 |
3 |
0.7 |
1.1 |
6 |
0.5 |
|
25 |
4.7 |
|
4.5 |
|
0.1 |
|
|
0.1 |
|
|
26 |
5.5 |
|
5.3 |
|
0.1 |
|
|
0.1 |
|
|
27 |
3.7 |
|
3.5 |
|
0.1 |
|
|
0.09 |
|
|
28 |
277 |
3.8 |
221 |
3.5 |
23 |
5.0 |
6.0 |
48 |
4.2 |
|
29 |
16.1 |
|
3.3 |
|
2.5 |
|
|
1.2 |
|
|
30 |
22.5 |
|
5.6 |
|
2.7 |
|
|
1.4 |
|
|
31 |
14.6 |
|
4.7 |
|
2.2 |
|
|
1.1 |
|
|
32 |
149 |
2.0 |
86 |
1.4 |
29 |
6.3 |
6.2 |
13 |
1.1 |
|
33 |
12.1 |
|
27.9 |
|
58.5 |
|
|
15.9 |
|
|
34 |
30.6 |
|
6.6 |
|
13.5 |
|
|
0.6 |
|
|
35 |
38.9 |
|
8.3 |
|
12.4 |
|
|
0.8 |
|
|
36 |
19.2 |
|
5.1 |
|
4.4 |
|
|
0.8 |
|
|
37 |
9.5 |
|
3.2 |
|
3.1 |
|
|
0.2 |
|
*В данные за 1992-1994 гг. вошли только предприятия, приватизация которых была предусмотрена в программе 1993 г.
Рассчитано по:
“Стат. бюллетень о ходе приватизации гос. и мун. предприятий (объектов) в РФ за 1995 г.”
январь - июнь, с. 65-67
январь - сентябрь, с. 67 68.
Рис. 4.2. Темпы приватизации и ее структура по способам проведения.
По данным ГКИ.
Отчасти, это объясняется следующим. Из 84 млн. акций, которые были предназначены к свободной продаже, то есть 30% от общего числа акций, 3,7 млн. акций (4,4%) продано на аукционах, 5,4 млн. (6,4%) - на инвестиционных конкурсах, 40 млн. (47,6%) остались нереализованными (т.е. явились невостребованными). Структура приватизации по способам ее проведения представлена на рис. 4.2.
Приходится слышать о невыполнении обязательств по инвестиционным программам. Призывают ввести более жесткий контроль вплоть до пересмотра результатов инвестиционного конкурса. Думается, что вопрос гораздо сложнее. Инвестиционные программы составлялись предприятиями, исходя из старых госплановских представлений. Дело даже не в том, что они совершенно игнорировали вопрос о рынках сбыта продукции, ценовой политике и меняющейся конъюнктуре. Произошла более глубокая подмена понятий. Слово “инвестор” воспринималось на предприятиях в значении “спонсор”. Предполагалось, что если раньше деньги выделялись государством, то теперь их должна давать фирма-владелец.
Как только новые собственники стали анализировать инвестиционные программы под углом зрения их окупаемости и эффективности, то это вызвало недоумение и даже возмущение директората. Естественное требование обоснования схемы возвратности средств для всех оказалось неожиданностью. Хотя, объективно говоря, это было самым положительным итогом приватизации — прекращение выбрасывания денег на ветер. Можно сказать, что в 1995 г. обязательства по инвестиционным программам выполнены на 2%, а можно сказать, что лишь 2% из капитальных вложений, запланированных “производственниками-практиками”, оказались эффективными при нормальной жесткой оценке. Кроме того, нельзя забывать, что фактически новым собственникам приходилось заниматься пополнением оборотных средств предприятий.
Характерной чертой денежных аукционов и особенно инвестиционных конкурсов стало сокращение мелких инвесторов. Инвестиционная ориентация продаж обеспечивает инвестору возможность приобретения контрольного пакета акций в ходе первичного его размещения. На стадии денежной приватизации данная тенденция усиливается. Происходит взаимное проникновение капиталов акционерных обществ (в том числе и банков), чаще всего связанных технологически или действующих в одних секторах рынка. Инвестиционные конкурсы третьей программы даже более, чем раньше, способствовали развитию практики слияний и поглощений, а не портфельных инвестиций. Очень вяло идет расширение числа участников приватизации за счет вовлечения страховых компаний, пенсионных фондов.
Пока не приходится говорить о появлении единой фондовой инфраструктуры в стране. Существует насущная необходимость создания на базе инфраструктуры ЧИФов, а также, используя опыт чековых аукционов, системы специализированных институтов и денежных аукционов для продажи акций мелким инвесторам. Здесь предпринимаются определенные попытки: создаются паевые инвестиционные фонды. На денежной стадии ускоренными темпами продолжается развиваться система внебиржевой торговли, приобретая при этом более институциональный вид. Формируется система “Портал”, месячная доля которой составляет 5 — 15% сделок от общего объема рынка. Увеличивается число инвестиционных институтов.
Начиная со второй половины 1995 г. процесс широкомасштабной приватизации практически прекратился. Идут безуспешные попытки допродажи невыкупленных акций. В незначительном объеме инвесторы докупают у трудовых коллективов акции с целью формирования контрольного пакета. Можно с уверенностью сказать, что первый этап реформ завершен. Что же, собственно говоря, он дал на сегодняшний момент?
НОВАЯ МИКРОЭКОНОМИЧЕСКАЯ СРЕДА
Прежде всего, подводя итоги достигнутого, невозможно дать объективную оценку масштабам приватизации, опирающуюся на количественные показатели. Имеются разночтения отдельных положений нормативных документов, регламентирующих процесс приватизации, отсутствие методического подхода, учитывающего не только количественные, но и качественные оценки (их ранжир) в расчетах. Как следствие, расхождение оценок, приводимых в открытой печати, ГКИ, Госкомстататом, федеральными комиссиями, отдельными экспертами, занимающимися вопросами приватизации.
Приводимые официальной статистикой показатели: количество приватизированных предприятий; количество выпущенных и реализованных акций АО; число АО, контрольный пакет акций которых закреплен в государственной собственности, и некоторые другие не позволяют сделать качественную оценку секторальной динамики процессов. Так, например, отсутствуют данные по доле государства в пакетах акций промышленных предприятий с расшифровкой его степени участия. Отсутствуют такие данные и по группе “особо значимых предприятий в промышленности”. Пообъектное отслеживание текущей информации только частично позволяет восполнить отсутствие информации о государственной доле собственности в части приватизируемых предприятий, имеющих стратегическое значение для национальной экономики.
Оценивая состояние приватизации на настоящий момент, следует обратить внимание на следующие моменты. На 1 января 1996 г. всего приватизировано 112 тысяч предприятий, из которых 71,5% (79903 единицы) составили малые и 28,5% (31857 единиц) — средние и крупные предприятия. Надо сказать, по данным ГКИ, на эту дату приватизировано 53,3% предприятий. Однако, в этих расчетах показатель “предприятия, стоящие на самостоятельном балансе” на четверть ниже, чем приводит Госкомстат. То есть данный показатель включает только предприятия, включенные в списки, подлежащих приватизации. По состоянию на начало 1996 г., почти полностью проведена малая приватизация: из 94748 предприятий приватизировано 79903, что составляет 84,3% [66, 67, 68]. В основном малые предприятия торговли, общественного питания и бытового обслуживания приватизировались без зданий и сооружений. Данное положение не дает права считать такую приватизацию полной.
При оценке масштабов приватизации крупных и значительной части средних предприятий в категорию приватизированных официальная статистика включает предприятия, в структуре капитала которых имеются пакеты акций (размерами в 51%, 38% и 25,5%), временно закрепленные в государственной собственности. Однако, предприятия данной категории никак не могут считаться частными по сути самого понятия.
Приватизация данной группы проводилась через акционирование с определенными ограничениями для предприятий, имеющих стратегическое значение для российской экономики. Ряд ограничений по приватизации предприятий и объектов данной группы обозначены в п.2.2. Основных положений приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ после 1 июля 1994 г. [69]. Продажа акций через аукцион^ и конкурсы началась во второй половине 1994 г. До этого периода по данной группе проходили единичные решения. Если учитывать тот факт, что государственный пакет акций в основном закреплялся в этой группе, то можно сделать следующие поправки в расчетах.*
________________________
* Данное утверждение подтверждают и следующие цифры: в 1995 г. доля контрольного пакета акций в уставном капитале АО составила 23,7% (138819,6/585251,3 млн. руб.), в то время, как по остальным предприятиям стоимость имущества, переданного в государственную (муниципальную) собственность составила 1,1% (8004,1/719646,5 млн. руб.).
Данный показатель, рассчитанный по данным ГКИ, составляет 18,6%
___________________________
Если в 1994 г. из 9814 АО контрольный пакет акций был закреплен в 1496 обществах (15,2%), в 1995 г. из 2816 АО — в 698 обществах (24,8%), то, следовательно, доля фактически приватизированных предприятии может быть снижена, как минимум, до 29224 предприятий (26,1%).2 Данная цифра будет намного ниже, если учитывать предприятия, по которым в государственной собственности закреплены пакеты акций размерами 38% и 25,5%. Однако, такие статистические данные по годам отсутствуют.
Следует сделать еще одну поправку в сторону понижения удельного веса приватизированных предприятий, связанную с тем, что в их состав включены такие, в которых имеются пакеты нереализованных акций из подлежащих продаже. В 1994 г. из 1129,3 млн. акций остались нереализованными из подлежащих продаже 669 млн. акций - 517 млн. акций (45,8%), в 1995 г. было выпущено 856 млн. акций, из которых 272 млн. акций подлежали свободной продаже, из них остались нереализованными 153 млн. акций (17,8%) [67].
Бесспорным фактом является то, что основная часть национального богатства — земля, а также ряд объектов и предприятий, попадающих под ограничения п.2.1. Основных положений [69], остались практически не затронутыми процессом приватизации. Поэтому более глубокого отраслевого анализа здесь не приводится.
Приватизация отдельных предприятий, особо значимых для экономики страны (стратегического значения), проходила через залоговые аукционы.
С одной стороны, необходимость разработки и реализации данной схемы обусловили состояние бюджета страны и постоянное недопоступление в бюджет средств от приватизации предприятий. С другой стороны, в условиях дефицита инвестиционных средств этот путь представляется единственным и крайне необходимым для поддержания и развития предприятий, особо значимых для экономики страны.
Согласно схеме, победители залоговых инвестиционных конкурсов предоставили правительству заем в размере 9 трлн. руб. под залог части акций предприятий, ранее изъятых Указом Президента [70] из процесса приватизации. В связи с тем, что по действующему законодательству банки не имеют право выступать непосредственными участниками аукционов и конкурсов, они выступили гарантами учреждений, выполнявших в данной схеме функции доверенного лица. Однако, прямой смены собственника по пакетам, принадлежащим государству и выставляемым на аукционы, не происходит. Здесь имеет место передача пакетов в доверительное управление, что не ведет к однозначному решению о передаче его в собственность по окончании срока кредитного договора. Это положение и закреплено в действующих законодательных и нормативных актах. Предложенный механизм позволяет избежать занижения стоимости акций ведущих предприятий, складывающегося на российском рынке в условиях низкой ликвидности корпоративных бумаг.
Форма залогового управления, хорошо зарекомендовала себя в индустриально развитых странах с сильным государственным регулированием. Однако, в России такая попытка сталкивается с противодействием со стороны директората, сформированного в большинстве своем старой системой и школой управления. Последний не желает эффективного собственника и, как естественное следствие, ломки сложившихся отношений на предприятиях. Это привело к столкновению. Действительность некоторых залоговых аукционов стала ставиться под сомнение. В результате политических игр, началась дискредитация залоговых аукционов, что само по себе могло послужить гарантией дальнейшего спада.
Таким образом, можно говорить только о том, что данная группа предприятий подпадает скорее под категорию находящихся в “неопределенной собственности”. Передел собственности в этой группе только начинается.
В качестве еще одного негативного момента следует отметить то, что перестройка системы управления экономикой часто не увязывалась с процессом приватизации. На уровне министерств и ведомств наблюдалось постоянное введение ограничений на акционирование и приватизацию в отраслевом разрезе, формирование холдинговых структур с делегированием контрольного пакета акций, закрепленного в государственной собственности, материнской компании (холдинг цветной металлургии, объединяющий 16 ведущих предприятий отрасли). Однако, здесь следует иметь в виду то, что формальное влияние государственных структур на хозяйственную деятельность создаваемых АО фактически не осуществляется. С точки зрения управления, эти предприятия представляют из себя еще незнакомые экономике образования.
На уровне предприятий нарушались технологические связи. Процессу их приватизации постоянно мешала социальная сфера, находящаяся на их балансе. В 1993 г. в процессе акционирования крупных предприятий и изменения системы учета и финансирования затрат, существенного сокращения бюджетных средств объекты социального назначения ухудшали финансовое состояние, а на отдельных предприятиях (ТЭК, химической, металлургической промышленности и др.), являющихся единственными предприятиями в регионах, проедали всю их прибыль.
Проблема освобождения предприятий от социальной сферы остается открытой. В методических указаниях по расчету стоимости имущества приватизируемых предприятий предлагалось исключать объекты социально-культурного и коммунально-бытового назначения, но самой перестройки существующей системы финансирования социальной сферы в целом не предусматривалось. В то же время в условиях бюджетного дефицита местные администрации не в состоянии были принять их на свой баланс.
Позднее вышел ряд нормативных документов, рассматривающих порядок перевода социальной сферы из ведомственной формы собственности в муниципальную* и схему его финансирования. Перевод предполагалось финансировать за счет средств, поступающих от приватизации.
__________________________
* Постановление СМ - Правительства РФ N° 1325 от 23 декабря 1993 г. “О финансировании объектов социально-бытового назначения, передаваемых в ведение местных органов исполнительной власти при приватизации предприятий”, Указ Президента РФ № 2027 от 28 октября 1994 г. “О полномочиях Правительства РФ по осуществлению передачи объектов федеральной собственности в государственную и муниципальную собственность”.
__________________________
Содержание объектов социального назначения предполагалось за счет дивидендов по пакету акций, закрепленному в государственной собственности. Однако не было ни средств от приватизации, ни дивидендов от предприятий, фактически лишенных старого собственника (государства) и не приобретших нового.
На практике вопрос решался и решается до настоящего времени следующим образом:
— большая часть предприятий списывала данные объекты с баланса предприятия, а местные администрации не переводили освобождаемую социальную сферу на свой баланс. В результате объекты зависали в фондах имущества “в процессе перевода” и закрывались;
— предприятия выводили объекты из своего уставного капитала и переводили на баланс местной администрации и вновь, заключив договор о совместном их финансировании, брали на баланс;
Рис. 4.3. Темпы приватизации и ее структура по вариантам льгот,
предоставляемых трудовому коллективу, млн. акций, %.
По данным ГКИ.
- в остальных случаях (в благоприятных регионах) объекты переводились на баланс местных органов и хронически недофинансировались.
Данная проблема требовала основательного пересмотра системы финансирования (и, в частности, формирования источников) социальной сферы в целом.
Приватизация не представляла из себя гладкого процесса в течение трех лет. Качественно различались подходы к приватизации по полугодиям [43]. На рис. 4.3. представлен этот процесс. Если учесть, что качественные изменения важнейших макроэкономических показателей также происходили по полугодиям, то можно предположить связь этих явлений. Во всяком случае “колхозизация” промышленности явно провоцировала спад производства и прекращала инвестиционную активность, а уже это влияло на другие процессы.
Рис.4.4. Динамика изменения структуры капитала акционерных обществ, %. По данным ГКИ.
Следует заметить, что по мере осуществления приватизации все более и более ставилось препятствий для создания эффективного частного собственника. На рис. 4.4. показано, что с течением времени “приватизировалось все больше и больше предприятий, над которыми было запрещено осуществлять частный контроль. Так как механизма управления через госпакет не существует, то предприятия фактически становились новообразованиями, микроэкономическое поведение которых по крайней мере отличается от описанных в экономической литературе.
Торможение реформы в 1995 г. не позволило наладить ситуацию с управлением предприятиями. Сегодня проблема заключается в том, что предприятия лишены реального управления со стороны ответственного собственника. Потеряна система министерского управления, а на создание новой формы государственного управления средств нет и не будет. Даже в холдингах, ФПГ и т.п. предприятия никому не подотчетны, реального хозяина нет. Осуществляется либо коллективное руководство, которого в промышленности не должно быть, либо идет столкновение директората с коллективом и с собственниками - держателями крупных пакетов акций.
У новых собственников еще не хватило времени, чтобы взять в свои руки финансовые потоки, наладить управление ими. Вопрос ответственного управляющего остается открытым.
В настоящее время практически 90% предприятий являются “народными” с коллективно-долевой формой собственности, и, следовательно, говорить о том, что сейчас имеется частный собственник, нельзя. Поэтому списывать спад производства на приватизацию некорректно. Этими же причинами объясняется инвестиционный спад. Денежно-кредитная политика играет здесь второстепенную роль, так как за прошедшие годы российские инвесторы научились через долларовый эквивалент инвестировать и в условиях высокой инфляции. Другими словами, инвестиционный спад в 1995 г. зависит не столько от монетарной стратегии, сколько от торможения реформ, приостановки приватизационных процессов.
Инвестиционные ресурсы отсутствуют прежде всего потому, что нет адресата инвестиций. Никакой международный или даже отечественный аудит не признает оправданность кредитования в таких условиях.
Можно сделать следующие выводы. В стране полностью осуществлен Закон о предприятии. Название “приватизированные предприятия” в большинстве случаев не отражает существа понятия. Государство не может осуществлять управление, так как для этого требуются средства на восстановление аппарата управления, налаживания утраченных управленческих связей Необходима стабильность в осуществлении реформенных преобразований, продолжение формирования структуры собственности, создание механизма воздействия на директорат. Структура собственности, где подавляющую ее часть составляют народные предприятия с коллективнодолевой формой собственности, в условиях, когда степень износа основных фондов перешагнула критическую отметку, отсутствуют не только инвестиционные ресурсы, но и ощущается постоянный дефицит оборотных средств, не в состоянии обеспечить реального подъема экономики. Модель “народных” предприятий с коллективно-долевой формой собственности не работает. Невозможно достижение доходности конкретных предприятий без эффективного (рачительного) реального управления ими.
После эксперимента по реализации централизованноплановой утопии мы в последние 5 лет осуществили эксперимент по реализации утопии “народных предприятий”. Трудно представить себе дальнейшее, если мы остановимся в таком положении.
Все вышесказанное относится к “городским“ отраслям хозяйства. Но нельзя забывать, что весьма значительная часть экономики России сосредоточена в сельском хозяйстве, и тут картина вырисовывается совершенно другая.
Если реформы в промышленности при всех обозначенных недостатках можно считать довольно бурно проходившими в 1993 - 1995 гг., то ситуация в преобразовании сельского хозяйства всеми отмечалась как “мертвая”. Вроде бы ничего не происходило.
По мнению же самих аграриев, происходило очень многое и очень негативное. В главе 3 упоминалось о бедственном положении сельхозпроизводителей в результате несбалансированных действий 1992 г. Дальнейший спад в сельском хозяйстве следовал уже за общим спадом. (См. табл. 4.3. и 4.4.)
Надо сказать, что в предреформенных программах крайне мало внимания уделялось именно сельскому хозяйству. Пожалуй, кроме романтической иллюзии о мгновенном победоносном развитии фермерства в России при условии его “разрешения”, ничего и не обсуждалось.
Таблица 4.3
Индексы объема продукции сельского хозяйства (1990 г. - 100)
|
1991 |
1992 |
1993 |
1994 |
1995 |
|
95 |
86 |
83 |
73 |
67 |
Таблица составлена на основе [71].
Таблица 4.4
Производство основных видов продукции сельского хозяйства
во всех категориях хозяйств
|
Показатели |
В среднем за 1986-1990 гг. |
1991г. |
1992г. |
1993г. |
1994г. |
1995г. |
1991- 1995 гг. в % к 1986 - 1990 гг. |
|
Продукция ростениеводства (млн.т) |
|||||||
|
зерно |
104,3 |
89,1 |
106,9 |
99,1 |
82,0 |
63,5 |
84.5 |
|
картофель |
35,9 |
34,3 |
38,3 |
37,7 |
33,7 |
39,7 |
102.4 |
|
сахарная свекла |
33,2 |
24,3 |
25,5 |
25,5 |
14,0 |
19,1 |
65.3 |
|
овощи |
11,2 |
10,4 |
10,0 |
9,8 |
9,6 |
11,2 |
91.1 |
|
Продукция животноводства |
|||||||
|
мясо в живом весе, млн.т. |
14,8 |
14,5 |
12,9 |
12,0 |
10,8 |
9,4 |
80.5 |
|
молоко, млн.т. |
54,2 |
52,0 |
47,2 |
46,5 |
42,8 |
39,3 |
84.2 |
|
яйца, млрд.шт. |
47,9 |
47,0 |
42,9 |
40,3 |
37,4 |
33,7 |
84.1 |
Таблица составлена на основе [71, 72, 73].
Наша робкая попытка в Программе российского правительства 1991 г. [34] указать, что проблема реформирования сельского хозяйства — это прежде всего проблема реформирования снабженческих и сбытовых организаций, прошла незамеченной. Тем не менее, на наш взгляд, опыт показал, что именно здесь наиболее болезненный нерв сельскохозяйственного производства.
Что касается фермерства, то создается впечатление, что оно, сделав первоначальный скачок, застабилизировалось, и в ближайшие годы уже никто не ожидает серьезного роста численности фермерских хозяйств. Видимо, 280 тыс. таких хозяйств, или около того, есть предельно возможное число, если не произойдет дальнейших перемен.
Вообще, вопросы экономики сельского хозяйства, несмотря на блестящие традиции русской экономической мысли, в послевоенное время оказались на задворках экономической науки. Во всяком случае, все реформаторы столкнулись с дефицитом идей и предложений в области преображения сельского хозяйства. Отсутствие должного анализа проблем привело к поразительно неверной мысли о сельскохозяйственном производстве как самом антирыночном секторе экономики. Стало особой доблестью для любого либерального члена правительства вести войну с аграриями.
А стоило прислушаться к классикам марксизма-ленинизма, которые справедливо считали крестьянина неисправимым рыночником и по природе своей вечным противником социализма.
Тесная сельскохозяйственная кооперация в России не является идеологией. Это средство выживания. С ней боролся П.Столыпин [74], но вовремя понял свою ошибку и, как умный человек отступил. Ее приветствовал и поддерживал А.Чаянов [75], которого тоже ведь коммунистом не назовешь. Проблемы сельского хозяйства, порожденные реформой, на наш взгляд, отнюдь не связаны с его организацией или прокоммунистической идеологией. Это проблемы соотношения отечественного производства и импорта, и их аналоги следует искать скорее в Японии, чем в Европе.
Кризис в крестьянском хозяйстве во многом вызван не противостоянием рыночным отношениям внутри России, а неподготовленностью к столкновению с мировым рынком. Это явление со второй половины XIX века постоянно присутствует в тех странах, чье сельское хозяйство в силу его слабости не могло выдержать конкуренцию с более сильными соседями. В те времена дорогостоящая поддержка “своего” производителя объяснялась остальной части общества доводами о том, что нужно иметь собственную надежную продовольственную базу на случай недружественного поведения соседних государств.
После второй мировой войны ситуация в глобальном масштабе стала более предсказуемой и устойчивой, но все страны-участницы в течение 15-20 лет следовали курсом жесткого аграрного протекционизма. И только с конца 60-х - начала 70-х годов начался процесс выборочного и постепенного открытия национальных границ для импортной конкурентной сельскохозяйственной продукции и сырья. Принцип “вначале сила — потом открытость” выполнялся повсеместно.
Однако аргумент национальной продовольственной безопасности все-таки уходит в прошлое. Правда, не так быстро, как хотелось бы, — и учитывать его придется еще долго, — но все-таки уходит.
Существует и другой аргумент - ситуация, при которой страна не проводит политику аграрного протекционизма и открывает границы для импортных товаров, имеет быстрые негативные последствия. В короткий срок слабое национальное сельское хозяйство разрушается, не выдержав конкуренции с дешевыми иностранными товарами, и страна оказывается в экономической и политической зависимости от стран-экспортеров, а экономику поражает массовая незанятость. Незанятость на селе имеет особое, весьма неприятное лицо. Помимо формирования слоя маргинальных элементов, сдерживание которых, а зачастую и их содержание, непомерной тяжестью ложится на бюджет, она имеет и чрезвычайно своеобразные политические свойства.
Постепенно развитые государства стали осознавать неотъемлемость культурологического аспекта для нормальной протекционистской аграрной политики. По мере индустриального развития город все больше терял черты национальной принадлежности. Невозможна национальная идентификация со всем миром. Национальная идентификация предполагает некий микромир, имеющий свой ландшафт, природную среду, климат, а в социальном плане — свои собственные законы. Именно локальность, место придает социальному образованию характерные черты, делает его укорененным. Осознание этого культурологического феномена определило мотивацию современных западных политиков, отстаивающих аграрный протекционизм.
Что же происходит с самосознанием российского крестьянства, с тем самым культурологическим фактором, который научились учитывать развитые страны? Каждодневно ощущая свою экономическую ненужность, чувствуя, что оно теряет свою национальную идентичность, крестьянство задает себе вопрос: кому это выгодно? Ответ примитивен — врагам России. Добавим к этому господствующее еще вчера милитаристское сознание, поголовную воинскую подготовку взрослого населения деревни, достаточно низкий образовательный уровень и получим отчетливое стремление любыми средствами восстановить свою локальность, усилить национальное самосознание. При этом, если это не удается сделать экономическими способами, в дело пойдут иные, которые в конечном счете могут привести к фашизму. При нормальной жизни крестьянство не испытывает никаких отрицательных эмоций ни к горожанам, ни к представителям иных наций и этносов. Но при свертывании аграрного производства ситуация становится весьма неприятной.
И в предреформенный период и на первом этапе реформ проблема не получила своего разрешения. Она осталась непроясненной. Примитивность позиций обеих сторон спора и либералов, и аграриев сделала ее политической и не давала шансов на преодоление противостояния. К сожалению, в таком же положении она переходит по наследству на второй этап реформы, то есть на 1996 г. и последующие годы. Приходится констатировать, что сельское хозяйство, еще в 70-е годы первым боровшееся за рыночные преобразования, не только не стало базой реформы, но и попало в ситуацию противостояния ей. Тем не менее в двух российских регионах, Орловской и Нижегородской областях, были предприняты мероприятия, которые можно считать реформаторскими.*
___________________
* В дальнейшем изложении о вышеуказанных областях использованы источники [76, 77, 78].
___________________
В Орловской области все началось в середине 80-х годов.
За 1986 - 1990 гг. произведено по сравнению с 1980 - 1985 гг.: зерна — 158%, мяса — 130,5%, молока — 133%. За этот период производительность труда увеличилась в 1,5 раза, прибыль — в 7 раз. Население области реально ощутило результаты происходящих перемен: так, объем продажи молочных продуктов на внутриобластном рынке возрос на 36%, мяса — на 41%.
Тогда фактически были образованы немногочисленные фермерские предприятия, называвшиеся семейными коллективами. В отличие от позже созданного на реформенной волне фермерства они сохранились по сей день. Дело, видимо, в том, что этим “семейным коллективам” 80-х годов строились усадьбы, выдавалась в аренду земля и средства производства из колхозных фондов или фондов районов, предоставлялись денежные ссуды. Все это оформлялось долгосрочными кредитными договорами (до 25 лет). Однако, большинство таких хозяйств рассчитались с “легкими” кредитами уже через 4-5 лет.
Сильные хозяйства, ранее созданные как целостные комплексы, радикальному реформированию не подверглись. Можно говорить, что это до сих пор “хозрасчетные” госпредприятия. Акционированию подвергались средние хозяйства. Слабые хозяйства пытались “пристегнуть” к промышленным предприятиям в основном в виде подсобных хозяйств. Как и везде, в Орловской области осуществлялась финансовая помощь таким предприятиям, но одновременно с их перепрофилированием и реорганизацией. Все эти хозяйства сохранили коллективный характер производства, впрочем, пойдя иногда на существенные перемены, а иногда на несущественные переименования.
Фермерские хозяйства, созданные в основном в 1992 - 1993 гг., получают кредит из областного бюджета под 28% годовых и из республиканского под 8% в 1992 г. и 53% в настоящее время. Возвратность кредитов достаточно слабая. 17% кредитов регионального филиала Агропромбанка просрочены, и в 1995 г. было принято решение отсрочить погашение на 8 лет.
Однако скрупулезный индивидуальный подход к крупным хозяйствам позволил отдельным средним и слабым выйти в разряд процветающих даже на фоне общего кризиса.
В отличии от “маяков” коммунистического прошлого эти предприятия не были поставлены в льготные условия и эффект полностью достигнут за счет преобразований собственности и умелого хозяйствования в конкурентной среде. Именно это позволяет говорить о неком положительном “орловском опыте”.
Особое внимание было уделено инфраструктурным проблемам. С целью наладить ситуацию со снабжением и сбытом и смягчить переход от распределительной к рыночной экономике было создано АООТ “Орловская нива”, которому были переданы и функции госзаказчика по продовольствию. “Нива”, контролируемая региональными органами управления (51% акций), не является монополистом, однако, работать с ней выгодно для предприятий, а иногда и просто спасительно. Создается собственная торговая сеть, выстраиваются четырех-пяти-звенные бартерные цепочки, работает расчетно-клиринговый центр.
Если “орловская модель” по сути представляет из себя государственное создание элементов рыночной инфраструктуры, которые по мысли авторов все равно создались бы стихийно, то “нижегородская модель” больший упор делает именно на саморегуляцию и подчеркнутую добровольность.
Орловцы как бы прогнозируют черты рыночной экономики, искусственно формируют предполагаемые необходимыми институты и инструменты, чтобы смягчить издержки переходного периода, а нижегородцы полагают, что любой прогноз при его превращении в план может исказить реформу, повести ее по неверному пути и дальнейшие издержки “переделки” превысят эффект сглаживания. Кроме того, видимо, предполагается, что постоянная гибкость, необходимая при хозяйствовании в рыночной экономике, требует воспитания определенных навыков и вечно “водить за ручку” сельхозпроизводителей нецелесообразно.
Нижегородская программа ЗЕРНО (Земельная реформа Нижегородской области) основывается на аукционах, которые рассматриваются как механизм перераспределения земли и имущества, а не их продажи. На аукционах оперируют лишь оценками земельных долей и паевыми рублями. При формировании лотов соблюдаются требования функциональной целостности объектов.
Паевые аукционы позволяют сформировать новые хозяйства в виде товариществ, выделиться в виде фермера, сдать земельную долю в аренду, продать (за паи) или подарить. Такое перераспределение не влечет никаких льгот для новых, создающихся стихийно хозяйств.
Реорганизованные хозяйства выделяются интенсификацией труда и его дисциплиной. Это позволяет поддерживать более высокие показатели, чем в нереорганизованных, где зачастую наблюдается деградация. Однако, общие беды одинаково тяжелы для всех. Здесь и износ оборудования, и недостаток квалифицированных кадров.
По ходу процесса аукционы превратились в распределительные собрания, что больше соответствует смыслу и характеру реорганизации.
Ни об орловском, ни о нижегородском опыте реформирования нельзя сказать, что это единственно верный путь.
В сущности, оба эти пути основываются на двух идеях, бытовавших в предреформенное время. Первая идея заключалась в том, что реформа должна изменить внутрихозяйственные связи. В зависимости от смелости ее приверженцев предложения были от внутрихозяйственного хозрасчета до частной собственности на землю. Эта идея получила особенную популярность в кругах экономистов и политиков, далеких от собственно сельскохозяйственной проблематики, что, конечно, не может говорить о ее неверности, но явно дает понять ее недостаточность и крайнюю трудность реализации. Нижегородский опыт находится в русле этой идеи, хотя он далеко ушел от романтических надежд на самозарождающегося, кормящего всю Россию, Европу и Азию мужика-фермера. Здесь уже применяется разумный технологический механизм перераспределения земли и средств производства и подчеркивается, что все происходящее — лишь первый, предварительный этап реформирования.
Вторая идея основывалась на представлении о том, что наиболее узким местом в сельском хозяйстве является не само сельское хозяйство, а система снабжения, сбыта и переработки. Исходя из современной реальности развитых стран, экономисты, придерживающиеся такого взгляда, считали, что реформированию прежде всего должны быть подвергнуты внешнехозяйственные связи сельхозпроизводителей. Предполагалось, что создание конкурентных рынков в снабжении, сбыте и переработке предъявит сельхозпроизводителю подлинные требования поставщиков и потребителей и заставит всех участников процесса адекватно реагировать на информационно проясненный платежеспособный спрос. Адепты этой идеи — в том числе и автор — считали, что давление конкурентного рынка является более разумным и действенным организатором, чем самые умные и энергичные экономисты-реформаторы. Орловский опыт лежит скорее в этом русле. Основной упор в нем сделан именно на реорганизацию внешнехозяйственных связей и информационную проясненность платежеспособного спроса для всех участников рынка. Что же касается внутрихозяйственных организационных форм, то они меняются скорее по критерию рациональности, чем по какой-либо идеологии.
Однако, и нижегородский, и орловский опыт являются скорее исключением. В подавляющем большинстве регионов в 1993 — 1995 гг. серьезных реформенных процессов в сельском хозяйстве не наблюдалось. В то же время предприятия переработки провели приватизацию, в основном по второму варианту, получив контрольный пакет акций и право на фактически неограниченное воздействие на сельскохозяйственных товаропроизводителей. Стали заключаться соглашения по закупочным ценам между перерабатывающими предприятиями, занимающими ведущее положение в регионах по отраслям, возникли объединения перерабатывающих и заготовительных организаций для монополизации рынка. Крупные предприятия-переработчики усилили давление на хозяйства, понижая закупочные цены, или увеличили долю закупаемого импортного сырья, благо, к тому времени исчезли все препоны для внешнеэкономической деятельности в АПК (не стало каких-либо ограничений на экспорт и на импорт сельскохозяйственной продукции и сырья). Усилилась дезинтеграция с сельским хозяйством; произошло дальнейшее удорожание продукции на всех стадиях ее прохождения от производителей к потребителю. Перераспределились доходы между производителями продукции и другими сферами. Такая политика была недальновидной и не принесла пользы переработке. Загрузка мощностей предприятий-переработчиков упала до 30 — 40%, они стали постоянно задерживать оплату за закупаемое у отечественных товаропроизводителей сырье, чем усугубили и без того тяжелое финансовое положение последних. В настоящее время переработку лимитирует дефицит сырья. Что же в действительности произошло с сельским хозяйством, производящим это самое сырье?
Начать рассмотрение следует с растениеводства. За рассматриваемый период в стране произошло резкое сокращение производства зерна. Если в течение предшествовавшей перестройке пятилетки производство зерновых (во всех категориях хозяйств) в среднем за год составляло 104,26 млн. т, то в 1995 г. — лишь 63,5 млн. т в массе после доработки (самый низкий урожай за последние 30 лет), сократившись на 22% по сравнению с 1994 г. Это вызвано сокращением площадей под зерновыми и снижением средней урожайности с гектара. В данный период площади посева зерновых в семи основных зерносеющих экономических районах уменьшились в России на 6,627 млн.га [79]. При этом на 3,238 млн.га сократились посевные площади под зерновыми в наиболее благоприятных для земледелия экономических районах: Центрально-Черноземном, Северо-Кавказском и Поволжском.
Таблица 4.5
Тенденции региональной специализации в растениеводстве
Посевные площади (тыс. га)
|
Экономический р-н |
1990 г. |
1991 г. |
1992 г. |
1993 г. |
1994 г. |
1995 г. |
1995 /1990 (%) |
1995 /1994 (%) |
|
|
|
|
Подсолнечник (на зерно) |
|
|
|||
|
Центрально- |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
черноземный |
388,6 |
360,6 |
426,4 |
422,4 |
451,6 |
572,2 |
147,2 |
126,7 |
|
Поволжский |
897,4 |
800,7 |
904,7 |
853,1 |
848,6 |
1142,8 |
127,3 |
134,7 |
|
Северо- |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Кавказский |
1026 |
991,2 |
1074,9 |
1168,6 |
1342,6 |
1777 |
173,7 |
132,7 |
|
|
|
|
Сахарная свекла (фабричная) |
|
|
|||
|
Центральный |
125,4 |
116,6 |
113,4 |
96,4 |
67,1 |
68,6 |
54,7 |
102,2 |
|
Центрально |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
черноземный |
755,3 |
722,2 |
681,5 |
620,9 |
535,8 |
523,8 |
69,3 |
97,8 |
|
Поволжский |
155,3 |
148,1 |
157 |
149,1 |
117,2 |
117,4 |
75,6 |
100,2 |
|
Северо- |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Кавказский |
256,3 |
252,5 |
276,6 |
279,2 |
255,6 |
246,3 |
96,1 |
96,4 |
|
Уральский |
79,4 |
76,3 |
88,6 |
82,6 |
71,6 |
73,0 |
91,9 |
102,0 |
|
|
|
|
Зерновые культуры |
|
|
|||
|
Северо- |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Западный |
468,7 |
389,1 |
467,5 |
407,2 |
298,2 |
264,8 |
56,5 |
88,8 |
|
Центральный |
6314,3 |
5873,9 |
6224,4 |
5969,1 |
5187,9 |
5120,5 |
81,1 |
98,7 |
|
Центрально |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
черноземный |
5215,9 |
5102 |
5185,4 |
5091,8 |
4738,6 |
4642 |
87,0 |
95,8 |
|
Поволжский |
12503,8 |
12299,1 |
12242,9 |
12313 |
10971,9 |
10924 |
87,2 |
99,4 |
|
Северо- |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Кавказский |
7572 |
7522,3 |
7529,4 |
7318,5 |
6824,7 |
6742 |
87,2 |
96,8 |
|
Западно- |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Сибирский |
9958,9 |
9831,2 |
9753,4 |
9809,2 |
9457,8 |
9219,7 |
92,6 |
97,5 |
|
Уральский |
11763,9 |
11626,5 |
11395,7 |
11214,1 |
10682 |
10507 |
89,3 |
98,4 |
Таблица составлена на основе [79].
Площади под зерновыми в 1991 — 1992 гг. по всем экономическим районам, кроме Северо-Западного в 1991 г., уменьшились незначительно по сравнению с 1990 г. В 1993 - 1994 гг. наблюдается все возрастающее сокращение площадей под зерновыми в семи экономических районах. В конце первого периода реформ поступательная тенденция сокращения площадей под зерновыми резко затормозилась и площади под зерновыми в 1995 г. по сравнению с 1994 г. не упали ниже 88,8%, составив 96,5% в среднем по семи экономическим районам. Следовательно, в 1990 — 1995 гг. наиболее резкое сокращение площадей под зерновыми по семи рассматриваемым зернопроизводящим экономическим районам произошло в 1994 г. (см. таблицу 4.5)
Однако, если в абсолютном выражении посевные площади под зерновыми сократились, то доля их во всех посевных площадях не изменилась - 53,5% в 1990 г. и 53,3% в 1995 г. Произошло ухудшение качества производимого зерна. Так, в течение 1990 — 1995 гг. доля озимых в структуре посевных площадей сократилась на 34,5% в 1995 г. по сравнению с 1990 г., а доля яровых возросла за этот период на 9,1%.
Что касается технических культур, то их валовый сбор и доля в структуре посевных площадей сельскохозяйственных культур резко возросли в 1995 г.: подсолнечника — в 1,64 раза по сравнению с 1994 г. при расширении посевов на треть, сахарной свеклы - в 1,37 раза при небольшом сокращении площадей (на 0,28% в 5 экономических районах). Посевные площади под подсолнечником увеличились за период 1990 - 1995 гг. в Центрально-черноземном, Поволжском и Северо-Кавказском экономических районах, что объясняется благоприятным соотношением цен, например, по сравнению с зерном, и широкими возможностями реализации. В сущности это уже похоже на структурный сдвиг под воздействием платежеспособного спроса. Динамика роста посевных площадей под подсолнечником прерывается их снижением по трем экономическим районам в 1991 г. на 159,5 тыс. га (на 6,9%) по сравнению с 1990 г. Наибольшее увеличение площадей под этой культурой за рассматриваемый период произошло в Северо-Кавказском районе (на 73,7%). В 1995 г. самый значительный рост посевов подсолнечника по сравнению с таковым в 1994 г. наблюдался в Поволжском районе: на 34,7% (а в Северо-Кавказском соответственно на 32,7%).
Так как свекловодство — одна из самых низкорентабельных отраслей растениеводства, то в целом в 1990 - 1995 гг. шел процесс сокращения посевных площадей этой культуры. В 1995 г. эта площадь сократилась на 22,5% по сравнению с 1990 г. в среднем в пяти свеклосеющих экономических районах из семи, выращивающих эту культуру на производственные цели.
Валовые сборы картофеля и овощей увеличились по сравнению с 1994 г., соответственно на 17,5 и 16,5% [72, 73]. Но в целом валовый сбор овощей в 1995 г. превысил средний показатель за 1986 — 1990 гг. лишь на 4,3%, а картофеля - на 9,6% [72, 73]. За пять лет возросла на 19% доля картофеля и овощей (в хозяйствах всех категорий) в структуре посевных площадей сельскохозяйственных культур. Как и по другим рассмотренным выше культурам наименьший валовый сбор картофеля и овощей в 1990 — 1995 гг. зафиксирован в 1994 г.; по картофелю он составил 94,1% от среднего показателя 1986 — 1990 гг., а по овощам — 86,1%. Производство картофеля и овощей продолжает сосредотачиваться в хозяйствах населения [71, 72, 73].
Ситуация в животноводстве сложилась значительно хуже, чем в растениеводстве, так как произошло наложение проблем растениеводства на таковые в животноводческом комплексе. Страна почти перестала импортировать зерно, большая часть которого приходилась на кормовое. Либерализация внешней торговли показала нерациональность импорта зерна на корм, так как выход продукции животноводства на единицу использованного корма достаточно низок в отечественной отрасли, выгоднее мясо импортировать, а не производить в России. В целом по России численность крупного рогатого скота (во всех категориях хозяйств) сократилась за этот период на 28,3%, в том числе коров — на 15,5%, свиней — на 36%, овец и коз — на 48,6% (см. табл. 4.6.). В то же время в фермерских хозяйствах и хозяйствах населения поголовье увеличилось по КРС на 11,2%, в том числе по коровам — на 22,8%, по свиньям — на 3,8%. К концу 1995 г. сельхозпредприятия содержали 69,6% КРС, в том числе 59,8% коров, 64,2% свиней, 46,8% овец и коз.
Происходит резкое сокращение производства мяса, молока, яиц. Максимальное производство мяса скота и птицы (в живом весе в среднем за год) приходится на период 1986 — 1990 гг., когда его уровень составил 14,84 млн.т. К концу 1995 г. он сократился на 36,6%. Производство яиц в России с 1980-х гг. неуклонно сокращается. Наиболее высокий среднегодовой уровень производства яиц (48054 млн. шт.) зафиксирован в 1981 - 1985 гг. К 1995 г. он сократился почти на 30%, составив 33700 млн. шт. Производство яиц в 1995 г. по сравнению с 1994 г. упало незначительно (на 9,9%). В период 1991-1995 гг. наибольшее количество молока (51900 млн.т) надоено в 1991 г., к 1995 г. этот показатель сократился на 24,3% и составил 39300 млн.т. Валовый надой молока в 1995 г. по сравнению с 1994 г. упал незначительно (на 6,9%) [71, 72, 73].
Снижение производства основной животноводческой продукции обусловлено не только уменьшением поголовья скота, которое в свою очередь вызвано слабой отечественной кормовой базой (доля кормовых культур в структуре посевных площадей с.-х. культур сократилась в 1995 г. на 4,5% по сравнению с 1990 г.) и резким сокращением импорта. В число причин входит также снижение генетического потенциала животных, сокращение маточного поголовья, низкое качество кормов, слабая материально-техническая база.
Таблица 4.6
Структура поголовья скота (млн. голов на конец года)
|
|
1991г. |
1992г. |
1993г. |
1994г. |
1995г. |
Доля в общем поголовье в 1995 г. в % |
|
Крупный рогатый скот |
54.7 |
52.2 |
48.9 |
43.3 |
39.2 |
100.0 |
|
Сельхозпредприятия |
43.9 |
40.2 |
36.3 |
31.1 |
27.3 |
69.6 |
|
Хозяйства населения |
10.7 |
11.6 |
12.0 |
11.6 |
11.3 |
28.8 |
|
Фермерские хозяйства |
0.1 |
0.4 |
0.6 |
0.6 |
0.6 |
1.5 |
|
в т.ч. коровы |
20.6 |
20.2 |
19.8 |
18.4 |
17.4 |
100.0 |
|
Сельхозпредприятия |
14.8 |
13.7 |
12.8 |
11.4 |
10.4 |
59.8 |
|
Хозяйства населения |
5.7 |
6.4 |
6.7 |
6.7 |
6.7 |
38.5 |
|
Фермерские хозяйства |
0.04 |
0.1 |
0.3 |
0.3 |
0.3 |
1.7 |
|
Свиньи |
35.4 |
31.5 |
28.6 |
24.9 |
22.6 |
100.0 |
|
Сельхозпредприятия |
27.6 |
23.5 |
20.3 |
16.7 |
14.5 |
64.2 |
|
Хозяйства населения |
7.7 |
7.8 |
7.9 |
7.8 |
7.7 |
34.1 |
|
Фермерские хозяйства |
0.1 |
0.2 |
0.4 |
0.4 |
0.4 |
1.8 |
|
Овцы и козы |
55.3 |
51.4 |
43.7 |
34.5 |
28.4 |
100.0 |
|
Сельхозпредприятия |
38.0 |
32.7 |
25.8 |
18.4 |
13.3 |
46.8 |
|
Хозяйства населения |
17.1 |
18.0 |
16.9 |
15.0 |
13.8 |
48.6 |
|
Фермерские хозяйства |
0.2 |
0.7 |
1.0 |
1.1 |
1.3 |
4.6 |
Таблица составлена на основе [79].
Перечислив технологические болезни отраслей сельского хозяйства, а несколько ранее таковые в перерабатывающей отрасли АПК, следует сказать о главном — денежных ресурсах. Что происходит с ними, есть ли у этой отрасли экономики запас прочности? Падение объема производства сельскохозяйственной продукции и продовольствия не может идти бесконечно долго. Достигнув определенной критической точки спада, отрасль может иметь два пути развязки ситуации: сельскохозяйственное производство стабилизируется на уровне мелкотоварного или восстановит свой потенциал, дав развитие внутреннему рынку. Данные по растениеводству и животноводству показывают, что критической точкой стал 1994 г. Доля убыточных хозяйств составила 59% [80].
Особенно отрицательную роль сыграл диспаритет цен. При выручке от реализации в 16 трлн.т потери из-за диспаритета и других факторов в этот год по сравнению с 1991 г. составили 41 трлн. руб. [81].
По оценкам специалистов [82] за 1992 - 1994 гг. из-за ценового диспаритета сельское хозяйство потеряло или недополучило 100 трлн. руб. Соотношение индекса цен на сельскохозяйственную продукцию к индексу цен на приобретаемые селом промышленные товары и услуги за 1990 — 1993 гг. составило 0,34, то есть цены на сельско-хозяйственную продукцию росли в целом в три раза медленнее. Значение ценового паритета в 1994 г. равнялось 0,72. Среди товаров, потребляемых сельским хозяйством, в 1994 г. в наибольшей степени увеличились цены на электроэнергию — в 11 раз, топливо — в 8 раз, минеральные удобрения - в 7 раз. В первом квартале 1995 г. картина резко изменилась: соотношение индекса цен на сельскохозяйственную продукцию к индексу цен на приобретенную сельхозпроизводителями промышленную продукцию и услуги составило 1,3. В целом по 1995 г. значение ценового паритета равнялось 1,04 [83, 84, 85]. То есть в настоящее время говорить о диспаритете цен на сельскохозяйственную и промышленную продукцию нельзя. Следует лишь отметить почти не изменившееся по сравнению с 1994 г. соотношение индекса цен на продукцию растениеводства и индекса цен на ГСМ (0,86 в 1995 г. и 0,89 в 1994 г.), тогда как в 1993 г. цены на растениеводческую продукцию росли в два раза медленнее, чем цены на ГСМ. Для продукции животноводства данное соотношение равнялось 0,92 в 1995 г. и 0,93 в 1994 г.
Сельское хозяйство является одним из наиболее крупных потребителей топливно-энергетических ресурсов и включает их в себестоимость, которая не всегда покрывается закупочными ценами. Получается, что единственным источником уменьшения себестоимости, который может регулироваться самими товаропроизводителями, является оплата труда. А она и так одна из самых низких в сельском хозяйстве по сравнению с другими отраслями экономики. Сделать ее достаточно высокой нет возможности из-за высоких цен на энергоносители, больших транспортных расходов, устаревшей технологии производства. Сейчас установилось новое соотношение цены к зарплате в результате либерализации цен, сокращения бюджетных ассигнований, отмены льготных кредитов.
Российское сельское хозяйство в 5 раз более энергоемко и в 4 раза более металлоемко, чем американское [86], и не только из-за меньшей эффективности производства и использования ресурсов, но и из-за худших природно-климатических условий. Следовательно, разница в себестоимости на единицу сельскохозяйственной продукции длительное время останется значительной. Российский товаропроизводитель в обозримом будущем будет проигрывать западному. Видя свою зависимость от внешней торговли в условиях обострения проблемы сбыта, аграрии в настоящее время ведут лоббирование в органах власти за принятие высоких импортных тарифов на основную сельскохозяйственную продукцию и продовольствие, что в связи с технологическими особенностями иногда приносит наибольший вред им же. За время реформ вмешательство государства в управление АПК сведено к минимуму и доля его участия в сельскохозяйственном производстве все снижается; затраты в 1995 г. из федерального бюджета покрывались на 12,5%. С 1991 г. доля сельского хозяйства в расходной части бюджета сократилась с 12% в 1991 г. до 3,8% в 1995 г. (9,4 трлн. руб.) и 2,4% в 1996 г. (8,5 трлн. руб.) [87]. Причем финансовая поддержка АПК государством снижалась более быстрыми темпами, чем для других отраслей народного хозяйства. Льготные кредиты в АПК отменены постановлением Правительства РФ с ноября 1993 г. Предоставление централизованных кредитных ресурсов отменено с 1995 г. Кредиторская задолженность крестьян к началу 1995 г. составила 21 трлн. руб., в том числе по кредитам банков — 11,7 трлн. руб. Банковская задолженность на 1 января 1995 г. по отношению к выручке за год составила 98%. В условиях нестабильности банки не хотят вкладывать средства в рискованное сельское хозяйство, которое ничего не может предложить существенного под залог (основные фонды имеют большой процент износа и не являются высоколиквидными с точки зрения банка), кроме земли, рынок который в России пока не создан.
Возникает проблема собственности (управление ею и финансовая ответственность за нее), на которую никто не предъявляет требований. Если ипотечное кредитование не возникло, значит оно не представляет экономического интереса для банковской системы. Агропромышленное производство в частности и село в целом на сегодняшний день обделены услугами банковской системы. Скорее всего в сельскую местность сначала придут розничные банки для аккумулирования средств населения. Только вслед за ними можно ожидать прихода инвестиционных банков для вкладывания этих накопленных средств в инвестиционные проекты АПК.
ТРАЕКТОРИЯ РОССИЙСКОЙ РЕФОРМЫ
Целью российской реформы с самого начала являлось повышение уровня жизни населения, который безнадежно отставал от уровня жизни в развитых индустриальных странах, к каковым не без основания причисляла себя и Россия. Такое безрадостное положение справедливо считалось следствием высокого уровня милитаризации экономики, а также неэффективности производства. Поэтому гласно и негласно лозунгом реформы было создание мощного частного сектора, в котором эффективный собственник, кровно заинтересованный в росте собственного благосостояния, обеспечил бы подъем производства. Реформа мыслилась как переход от бесхозности государственного управления предприятиями к жесткому хозяйскому руководству.
Таким образом, основным содержанием реформы являлись и являются институциональные преобразования, то есть преобразования организационных основ экономики, в том числе, прежде всего, отношений собственности, которые в советское время на сто процентов носили устаревший общинный характер. Однако, как было показано ранее, этот процесс был серьезно заторможен, и фактического собственника еще не появилось. Первый этап реформы не мог принести сладкие плоды капитализма, но в полной мере обеспечил нас горькими плодами “колхозной” экономики.
При анализе траектории экономической реформы приходится сталкиваться с рядом затруднений методологического характера, вытекающих из несопоставимости макроэкономических показателей различных стадий процесса. Это связано и с постоянными изменениями методик расчета, и с содержательными переменами в отражаемых явлениях. Вопрос о сопоставимости показателей требует отдельного рассмотрения и не является предметом данного исследования. В основном для поставленных здесь целей можно использовать имеющиеся статистические данные, однако, с учетом некоторых оговорок. Так, например, все это касается рассмотрения текущих показателей уровня жизни. Скажем, по данным Госкомстата реальные (то есть с поправкой на инфляцию) располагаемые доходы населения составили в 1991 г. 121% от уровня 1990 г., а в 1992 г. всего 63%.*
_______________________
* В дальнейшем, если не оговорено дополнительно, используются данные, приведенные или рассчитанные на основе [88-91] и также на основе Приложения.
__________________________
Но все прекрасно помнят, что 1991 г. был годом глобального товарного дефицита, и не существует методики оценки его влияния на доходы. Можно было бы сделать некоторые выводы, основываясь на показателях насыщенности потребительского рынка. Однако данные за период до 1992 г. поэтому важнейшему показателю отсутствуют. Если же брать период после 1992 г., то процент городов, в которых в момент регистрации товар (по определенной номенклатуре) имелся в наличии, составил по продовольственным товарам в 1992 г. - 50%, в 1993 г. — 70%, в 1994 г. — 88%. А по непродовольственным товарам соответственно — 70%, 80%, 92%. Происходящее насыщение в сущности говорит об изменении уровня жизни.
Резкому изменению подверглось качество товаров и услуг. Это явление тем более осложняет сопоставление показателей уровня жизни за разные годы. Определенные выводы можно сделать, анализируя показатели уровня жизни в долларовом исчислении, более адекватно отражающем именно изменение качества. Так, если в январе 1992 г. среднемесячная зарплата рабочих и служащих составляла 6$, то в декабре 1995 г. она достигла 156$. Еще более разительными являются изменения в среднедушевом доходе (с 4$ до 166$) и среднедушевом остатке накоплений (17$ и 475$ соответственно). Конечно, это не могло не сказаться и на величине прожиточного минимума, который увеличился с 7$ в ноябре 1992 г. до 70$ в декабре 1995 г. Хотя здесь, видимо, сомнительно звучит тезис об изменении качества. Скорее повышение прожиточного минимума в долларовом исчислении связано с сокращением объема дотирумых продуктов. Кроме того, доля населения с доходами ниже прожиточного минимума падала, составив в 1992 г. — 34%, в 1993 г. — 32%, в 1994 г. - 22% населения, но в 1995 г. опять поднялась до 25%, в первую очередь из-за жесткого контроля над бюджетными расходами. Однако интересно, что и без учета качества товаров и исчезновения дефицита среднедушевой доход вырос в рублях декабря 1990 г. с 98 в январе 1992 г. до 166 в декабре 1995 г.
Наибольший интерес представляет динамика среднедушевых доходов в ее сопоставлении с динамикой накоплений населения (5.1.). На графике можно четко проследить качественные изменения в поведении населения. Если основываться на графике доходов населения, то критическими точками, изменяющими характер кривой, в общем случае за рассматриваемый период являются середина года (апрель, май, июнь) и рубеж годов (декабрь, январь). Напрашивается желание в связи с этим посмотреть на ситуацию с просроченными платежами населению (рис. 5.2). И действительно, всплеск доходов в декабре связан с выплатами задолженности населению. Впрочем, тут же в январе задолженность либо вновь достигает ноябрьской величины, либо даже становится значительно больше ее (январь 1994 г.). Однако эти всплески не оказывают существенного долговременного влияния на величину накоплений населения. Исключением может показаться январь 1995 г., когда падение доходов сопровождалось и падением накоплений, но ясно, что это незначительный эффект по сравнению с замедлением роста накоплений, начавшимся ранее в сентябре 1994 г.
Невозможно серьезно говорить о влиянии величины просроченной задолженности населению на ежегодное апрельское падение доходов, а тем более на величину накоплений. Более того, 1993 г. — год самого низкого уровня накоплений - был и годом самой низкой задолженности как населению, так и предприятиям. Но влияет ли величина доходов на величину накоплений?
Рис. 5.1. Среднедушевые доходы и сбережения (в сопоставимых ценах).
Составлен на основе Приложения
Рис. 5.2. Просроченные платежи населению и промышленным предприятиям, %
Составлен на основе Приложения
Если бы в 1992 и 1994 гг. падение доходов в середине года вызывало падение накоплений, то лаг должен был составлять 4 — 5 месяцев, что весьма сомнительно. На протяжении 1993 г. вообще трудно говорить о колебаниях величины накопленных сбережений в виду их небывало низкого уровня.
Можно посмотреть на проблему колебания уровня накоплений и с другой стороны, со стороны динамики покупательной способности доллара (рис. 5.3). 1991 г. был годом самой высокой покупательной способности доллара. В 1992 г. во время ценового шока произошло ее резкое снижение. После этого 1992 г. распадается на две половины - до майской критической точки идет снижение, а после нее повышение, чтобы закончиться резким спадом на рубеже годов. Во второй половине 1992 г. и в первой половине 1993 г. за исключением критической точки рубежа этих годов падение курса национальной валюты либо превышало инфляцию, либо совпадало с ней.
Падение накоплений сбережений в первой половине 1992 г. явно связано с ценовым шоком и падением доходов, но после майской критической точки в действие вступает другой фактор. Конечно, в промежутке между критическими точками середины и конца 1992 г. величина накопленных рублевых сбережений не сразу начала падать. Какое-то время наблюдался даже их инерционный рост, связанный по традиции с ростом доходов. Однако, рост покупательной способности доллара в конце 1992 г. вызвал устойчивое падение сбережений, которое продолжалось с небольшими колебаниями в критической точке середины 1993 г. до конца 1993 г. Майский всплеск 1993 г. покупательной способности доллара не вызвал существенных изменений, но резкое ее падение во второй половине 1993 г. прекратило едва наметившуюся корреляцию между накоплениями и доходом.
Падение доходов не сказалось на тенденции повышения накопления сбережений. Начиная с критической точки рубежа 1993 — 1994 гг., наметились две тенденции: медленного и неуклонного падения покупательной способности доллара и бурного роста накопленных сбережений. Критическая точка середины 1994 г., характерная существенным падением доходов, совершенно не сказалась на обеих этих тенденциях, а вот рост покупательной способности доллара в конце 1994 г. (“черный вторник”) сразу же отразился на кривой накопленных сбережений, сначала прекратив ее рост, а в критической точке рубежа 1994 — 1995 гг. вызвав ее падение, парадоксальным образом совпавшее с ростом доходов.
Рис. 5.3. Индекс покупательной способности доллара в РФ (декабрь=100)
Составлен на основе Приложения
Впрочем, далее в 1995 г., несмотря на общее падение доходов по сравнению с 1994 г., накопление сбережений продолжило свой рост и к июню — июлю восстановилось на уровне сентября — октября 1994 г. именно в тот момент, когда произошло существенное падение покупательной способности доллара.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что ни статистика доходов населения, ни статистика накопленных сбережений не отражают экономическую реальность. Если пренебречь периодом между критическими точками начала и середины 1992 г., когда ценовой шок и институциональная неразбериха дезориентировали население, то создается впечатление, что важнейшие показатели уровня жизни более связаны с кривой покупательной способности доллара, чем с рублевыми доходами и сбережениями. Низкий уровень накопленных сбережений в 1993 г. и их рост в 1994 г. вероятнее всего связаны с отсутствием в 1993 г. в экономике финансовых инструментов (кроме доллара), защищающих от инфляции, и появлением в 1994 г. различных финансовых институтов, активно работающих в рублевой зоне.
Именно энергичная дискредитация этих новых финансовых институтов, проведенная в сжатые сроки с исчерпывающей полнотой всеми видами демократической власти от правоохранительных органов до средств массовой информации, привела осенью 1994 г. к уходу населения из рублевой зоны, остановке роста накопленных рублевых сбережений, отсюда росту покупательной способности доллара в июле - сентябре 1994 г. и естественной реакции валютного рынка, вылившейся в якобы непредсказуемый “черный вторник”.
Дело не в том, чтобы с нравственной точки зрения оценивать наши отечественные Merill Lynch типа МММ, “Хопров” и пр. Уж если в свое время не озаботились организацией цивилизованных институциональных инвесторов, то объективная экономическая реальность все равно вызвала их к жизни и, конечно, в совершенно уродливом виде. А вот дискредитация едва появившихся инвестиционных компаний — пусть и совершенно оправданная с точки зрения морали — нанесла ущерб динамике реформы. Происшедшее еще раз показало, что содержанием реформы являются институциональные преобразования, а увлечение макроэкономическими показателями - занятие не всегда безобидное и способное приводить к крупным неприятностям.
Анализ показателей уровня жизни еще раз доказывает нам, что в процессе реформ макроэкономические показатели не являются адекватным инструментом для оценки ситуации. Значительно большую роль играют качественные институциональные изменения.
1995 г., как заключительный год первого этапа реформы, охарактеризовался некоторыми изменениями тенденций.
Номинальная зарплата с декабря 1994 г. по декабрь 1995 г. выросла в 2,1 раза. Ее рост отставал от роста потребительских цен. За счет этого на 10% снизился ее эквивалент в рублях 1990 г. Это произошло в критической точке рубежа годов и, хотя в дальнейшем она несколько выросла, но фактически положение не исправилось. Иная картина в долларовом исчислении. Здесь, благодаря введению валютного коридора, в мае — июне произошел впечатляющий скачок и в целом за год зарплата увеличилась на 63%.
Рост номинальных доходов в 1995 г. практически совпадал с ростом зарплаты.
Среднее превышение потребительских расходов над прожиточным минимумом осталось ниже 1994 г. (169% против 173%), хотя в течение 2-й половины 1995 г. постоянно повышалось.
В 1995 г., как и в 1994 г., существенно выросли сбережения населения. В номинальном выражении они выросли в 2,9 раза, в рублях декабря 1990 г. — в 1,2 раза, в долларовом выражении - в 2,2 раза. К концу 1995 г. сбережения превышали месячную зарплату более чем в 3 раза, тогда как в конце 1994 г. — всего в 2,2 раза. Таким образом, в России идет постепенное восстановление сбережений населения, потерянных после либерализации цен в январе 19,92 г. Сбережения образуются вовсе не у тех слоев, которые утратили их в 1992 г., поэтому социальную напряженность этот процесс почти не снижает.
Наблюдается баланс в объемах покупки и продажи долларов населением с учетом челноков. Это говорит о том, что дедолларизации экономики не происходит, но и бегства от рубля тоже нет. Население заняло выжидательную позицию, интересуясь, чем же кончится “валютный коридор”.
Рис. 5.4. Число зарегистрированнных безработных (на конец сесяца)
Составлен на основе приложения
Проблема незанятости, как это было и в Восточной Европе в начале реформы, не приняла еще того характера, который теоретически должен был бы быть (рис. 5.4). Есть и некоторые положительные тенденции: замедлилось падение уровня занятых, уменьшилось и так сравнительно незначительное число увольнений работников, увеличилось число приемов на новую работу, одновременно с уменьшением рабочих мест в промышленности растет занятость в сфере услуг. Однако для оптимизма 1995 г. в этом смысле давал мало оснований. Не следует забывать, что на втором этапе реформы, когда начнется масштабная структурная перестройка, банкротства предприятий из скрытой формы перейдут в открытую. Конечно, отток людей из предприятий, фактически обанкротившихся, идет и сейчас, но он может усилиться. В то же время открытие новых рабочих мест, характерное для этапа структурной перестройки, видимо, не будет бурным процессом из-за недостатка в стране серьезных капиталов и непривлекательности России для иностранных инвесторов в период неминуемой борьбы между менеджментом и новыми собственниками. Хотя какой-то прирост рабочих мест начался уже в 1995 г.
Число официально зарегистрированных безработных на конец 1995 г. составило 2,3 млн. чел. Методика определения их количества существенно занижает показатель числа безработных по сравнению с методологией МОТ. По методике МОТ, их число составляет около 6 млн. чел.
Впрочем, вместе со скрытой безработицей существует и скрытая занятость, масштабы которой не так уж и малы. В России нет нравственного почтения к налогам и общественный пафос никогда не обрушивался на сокрытие доходов. Стоит напомнить, что один из первых русских философов московский городской голова Б.Чичерин выступал даже против налога в помощь голодающим, добровольно отдав на эти нужды собственное состояние. Он брезгливо называл налоги “нравственностью по закону”.
Исторические традиции и слабость системы сбора налогов, видимо, еще долго не позволят нам вполне доверять статистике доходов и сбережений. Как уже упоминалось, несовершенна сама методика определения доходов. Кроме того, по сути все слои населения заинтересованы в их сокрытии: богатые, чтобы не платить налоги, бедные, чтобы получать пособия. Но это говорит о том, что реальные доходы выше тех, которые отражаются в статистике.
Итак, преодоление дефицита, тенденция к росту доходов, достаточно приемлемый уровень сбережений, устойчивый рост спроса на дорогостоящие импортные товары длительного пользования и отдых за границей могли бы вселить определенную надежду на улучшение положения населения, однако в обществе сохраняется большая социальная напряженность. Это принято объяснять происшедшей дифференциацией населения по доходам. Действительно, ситуация в этой области изменилась кардинально. Если в 1991 г. соотношения дохода 10% наиболее и наименее обеспеченного населения было равно 4,5 раза, а в 1992 г. выросло до 8 раз, то в 1993 г. эта величина достигала уже 11,2 раза, а в 1994 г. составила 15,1 раза. Впрочем, в 1995 г. дифференциация уменьшилась до 13,5 раз. В принципе это не катастрофичный показатель для мировой практики. В США и Швеции он не меньше, а для реформируемой экономики России тем более не выглядит критическим. Однако, нельзя забывать, что в столь обнаженном виде это явление для России совершенно непривычное. Надо понять, что речь здесь не идет об отдельных нуворишах, а о весьма значительном пласте населения, серьезно выигравшем от проведения реформы. Прежде всего это работники экспортоориентированных отраслей: ТЭК, отдельные направления металлургии, химическая промышленность, а кроме того работники тех сфер, которые были почти не развиты в советской экономике и оказались очень нужны в экономике рыночной: некоторых видов торговли, банковской деятельности и др. Массовое сознание склонно преувеличивать уровень их благосостояния. Единственно верное, что можно о них сказать — их доходы существенно возросли по сравнению с предреформенным временем.
Приходится слышать о бедственном положении пенсионеров, но здесь вопрос очень не прост. Во-первых, среди пенсионеров тоже существует довольно серьезное расслоение. Работающие пенсионеры первого пенсионного возраста продолжают помогать более молодым членам семей, а среди пенсионеров второго пенсионного возраста Довольно многочисленны категории, пользующиеся различного рода надбавками и привилегиями. В целом пенсионеры по доходам стоят выше молодых семей, как это было и в советской России.
Все-таки причина социальной напряженности видится несколько в другом. Реформа - вообще тяжелая вещь прежде всего потому, что меняется стиль жизни. Это очень болезненный процесс. Терпеливо снести ее бремя во всех странах помогает “обработка” массового сознания, которую постоянно проводит наиболее интеллектуально значимая, активная и всегда либерально настроенная часть населения. В России двигателем реформенного процесса также выступила с самого начала именно эта категория, в которую входили инженерно-технические работники ВПК, учителя, врачи и творческая интеллигенция. Мы останавливались на этом вопросе, анализируя предпосылки реформы.
Недальновидная политика начала 1992 г., когда были задержаны выплаты зарплаты так называемым бюджетникам, повергла большую часть этой категории населения в шоковое состояние. Исчез “высший средний класс”. Его восстановление идет с очень большим трудом. В 1995 г. второй горб уже почти не проглядывается на кривой распределения населения по доходам. Тем не менее сохраняется существенная вогнутость правого склона, которая говорит о сравнительной малочисленности высшего среднего класса, а попросту говоря об определенной бедственности положения интеллигенции и высококвалифицированной верхушки рабочих. Правда, в 1995 г. наметилась здоровая тенденция поквартального уменьшения степени вогнутости правого склона, но инерция 1992 г. еще очень значима. Возвращаясь к “верблюдам”, упомянутым в главе 3, следует признать парадокс — наибольшей тяжестью бремя реформы обрушилось на те слои населения, которые больше всего сделали для того, чтобы реформа стала реальностью.
Так как именно эти слои впрямую зависят от ситуации со сбором налогов, а перспективы выправления этой ситуации, как уже говорилось, весьма туманны, то очаг социальной напряженности не только не исчезнет, но в ближайшее время может разрастись. Важно понять, что не сами эти слои служат катализатором напряженности: забастовка учителей безобидней забастовки шахтеров. Катализаторов хватает и без них. Но в любом обществе интеллектуальные слои являются той “социальной смазкой”, которая обеспечивает стабильность.
Платят зарплату “бюджетникам”, и они - инженеры, врачи, учителя — через своих сослуживцев, знакомых, родственников — обеспечат всенародную неприязнь к экстремистам. Не платят — и они не пойдут в экстремисты, но они будут молчать. А экстремисты приобретут столь необходимую им популярность.
Задолженность по выплате доходов населению, может быть, и не оказывает прямого влияния на средний уровень этих доходов, поскольку удельный вес просроченных выплат редко превышает 10% от всех денежных доходов населения. Но ее роль как социальной составляющей, ставящей под сомнение успех реформы, весьма велика потому, что касается задолженность именно тех слоев населения, которые составляли базу реформ и по своей природе обеспечивают стабильность общества.
Особенно неприятно эта проблема встала в 1995 г. Если в первой половине года отношение задолженности к денежным доходам населения устойчиво уменьшалось, то, с июля произошло качественное изменение и в ноябре оно достигло 13,4%.
Конечно, ситуация стала совершенно иной после окончания 1-го этапа реформы во время приостановки процесса преобразований в 1996 г. К концу 1996 г. задолженность составила около 40%. Здесь, конечно, уже можно говорить и о прямом влиянии на доходы.
Пытаясь анализировать ситуацию с уровнем жизни населения, мы столкнулись с тем, что оперирование традиционными макроэкономическими показателями либо не помогает понять суть происходящих процессов, либо вообще невозможно из-за их несовместимости. Это часть более общей проблемы, присущей периоду экономической реформы.
Экономические теории, с помощью анализа макроэкономических показателей объясняющие те или иные явления, основываются на непреложном факте, что речь идет о рыночной экономике. Базовая характеристика рыночной экономики состоит в том, что цена возникает на рынке по известным микроэкономическим законам, работающим с такими понятиями, как маркетинг, качество продукции, взаимоотношения с профсоюзами и т.п. Если же микроэкономические законы, по которым действует Данная экономика, резко отличаются от общепринятых, если не существуют институты, обеспечивающие теоретически привычное действие микроэкономических законов, то цена, в том числе и цена труда, имеет непривычное содержание.
Не надо привлекать авторитет Я.Корнай для того, чтобы вспомнить, как отличалось содержание понятия цены в социалистической экономике от понятия цены у А.Маршалла. Для наших экономистов это всегда было очевидно. Почему же могла возникнуть иллюзия, что одномоментный ценовой шок чудесным образом мгновенно срастит все поломанные кости микроэкономики? Этапность и стадийность реформы состоит в том, что на каждой стадии микроэкономические законы имеют свои особенности и такие показатели уровня жизни как рублевые доходы и рублевые накопления в качестве макроэкономических показателей отражают разные реальности на каждой стадии реформы в зависимости от характера, наличия или отсутствия рыночных институтов.
Макроэкономические показатели становятся несравнимы, и каждый раз при пользовании ими приходится проводить нудную, неблагодарную и столь нелюбимую макроэкономистами работу по выявлению их подлинного содержания, исходя из необычной микроэкономической реальности.
ПРОИЗВОДСТВО, РЫНКИ, ИНВЕСТИЦИИ
Говоря об углублении экономического кризиса в России, следует выделить три бесспорных факта: спад в экономике начался до начала реформы, спад до сих пор не завершился, и затронул он главным образом капитальное строительство. Скажем, по сравнению с 1990 г. объемы 1995 г. составили: по капитальным вложениям - 30%, по промышленному производству — 50%, по продукции сельского хозяйства — 67%, по вводу жилья — 67%, по ВВП в целом — 62%. Но 1990 г. уже не был годом роста. Последним годом стабильного производства даже при использовании тогдашних макроэкономических показателей, вызывающих большие сомнения, является 1988 г. Если признаки кризиса производства отмечались экономистами (например Г. Ханиным) и значительно раньше, то начиная с 1988 г. даже “лукавые цифры” не были способны затушевать начавшийся кризис.
Рис. 5.5. Индекс промышленного производства (сезонность устранена)
Составлен на основе приложения
Тогда же с 1989 г. началось и падение индекса капитальных вложений, которое не могло не сказаться на производстве в самые ближайшие годы. За исключением отдельных всплесков в III квартале 1990 г. и IV квартале 1991 г. наблюдается устойчивая тенденция инвестиционного кризиса, который, может быть за исключением I квартала 1992 г., носит довольно гладкий характер.
Что касается спада производства, то он также подвержен влиянию критических точек, как и другие макроэкономические показатели. Общая тенденция спада с некоторыми колебаниями в середине года и на рубеже годов тем не менее с мая — июня 1994 г. почти прекратилась. Вторую половину 1994 г. [92] можно считать периодом стабилизации и даже умеренного роста.
В целом 1995 г. [93] тоже можно считать годом стабилизации объемов промышленного производства. Но только в целом. Анализ месячной динамики не позволяет делать выводы о наличии устойчивых тенденций внутри года. Небольшой спад производства в летние месяцы сменился подъемом в сентябре и октябре. В октябре объем промышленного производства составил 49,3% от среднемесячного уровня 1989 г. — наивысший показатель 1995 г. В декабре 1995 г. общий уровень производства снизился до летних показателей.
Если говорить об индексах физического объема промышленного производства по сравнению со среднемесячным уровнем 1989 г., то при устранении сезонных колебаний мы имеем четкое январское падение (1992, 1993, 1994, 1995 гг.) и ярко выраженное колебание кривой в середине года (рис.5.5).
Совершенно ясно, что в промышленности России происходят глобальные процессы, в основном сводящиеся к двум направлениям: структурные сдвиги и институциональные преобразования. Спад производства во время структурного сдвига нельзя трактовать однозначно негативно. Такого рода чисто негативно оцениваемый обвальный спад, не связанный со структурными сдвигами, в основном происходил в 1992 г. Начиная с 1993 г., ситуация начала кардинально меняться.
Преобразования собственности — то есть, собственно говоря, реформы — вызвали в 1993 г. новые явления. С января и до декабря 1993 г. ВВП России, исчисленный в млрд.$ (рис.5.6), поднялся с 5,9 до 22, при этом критическая точка середины года (май) дала существенный (15%) спад по сравнению с апрелем.
Рис. 5.6. Валовый внутренний продукт. Составлен на основе приложения.
После январского (1994 г.) падения до 18,3 млрд.$ тенденция роста продолжилась, хотя и не так бурно. Видимо, на цифры оказало корректирующее влияние замедление падения покупательной способности доллара. Как мы уже заметили, индекс физического объема промышленного производства во второй половине 1994 г. фактически показывал тенденцию к росту. Но хотя ВВП стал медленно падать, экспорт продолжал быть в угнетенном состоянии, и давление произведенной продукции стало одной из причин скачкообразного падения курса рубля в октябре и уже позже резкого падения ВВП в долларовом исчислении.
Однако, несмотря на происшедшее, ВВП России в долларовом исчислении увеличился со 154,1 млрд.$ в 1993 г. до 263,4 млрд.$ в 1994 г. 1995 г. четко распадается на две половины. Если в начале года повторялась характерная для предыдущих лет картина: январское падение с последующим медленным ростом, то, начиная с июня, ВВП стал бурно расти. Это началось даже до введения “валютного коридора”. Небезосновательно мнение, что в своей тактике поднятия курса доллара в 1994 г. экспортеры несколько переборщили. ВВП достиг в 1995 г. 356,2 млрд.$.
Во всяком случае ясно, что подобные качественные изменения в экономике не были вызваны исключительно кредитно-денежной политикой. Здесь сказывались меры институционального плана. И заадминистрированность валютной биржи с одной стороны, и изменение экспортно-импортного режима. Одним из самых решающих факторов, влияющих на показатели производства в России, стала качественно новая открытость экономики. Поэтому, начиная с 1993 г., макроэкономические показатели, исчисленные в долларах, зачастую более адекватно отражают реальность, чем рублевые, несмотря на вполне очевидные отступления от этого правила.
В 1992 г. еще невозможно проследить устойчивые тенденции во взаимоотношениях российского и мирового рынков. Первоначально импорт увеличивался быстрее экспорта, но к первой критической точке (май 1992 г.) экспортно-импортное сальдо выправилось в положительную сторону, и, хотя во второй половине года импорт опять стал возрастать, экспорт рос опережающими темпами.
Критическая точка рубежа годов дала серьезное снижение и экспорта, и импорта (почти в 2 раза), но величина экспортно-импортного сальдо продолжала оставаться существенно положительной, хотя и медленно снижалась.
В середине 1993 г. произошло резкое падение импорта, связанное с падением курса рубля. Но вообще, если первая половина 1993 г. характеризуется незначительными изменениями экспортно-импортного сальдо, то вторая половина - ярко выраженной тенденцией к его возрастанию. Возможно, главной причиной данного положения явилось резкое снижение субсидий на централизованный импорт. Критическая точка рубежа 1993 - 1994 гг. характеризуется падением экспортно-импортного сальдо с 1,7 млрд.3> в декабре 1993 г. до 0,5 млрд.$ в январе 1994 г. В первой половине 1994 г. экспорт опять стал возрастать при сохранении импорта практически на одном уровне. Однако критическая точка середины года выявила тревожные тенденции. Произошел спад производства как в сопоставимых ценах, так и долларовом исчислении, спад экспорта с 5,0 до 4,4 и импорта с 3,1 до 2,6 млрд.$ в июне и июле соответственно при фактически неизменной покупательной способности доллара. Первоначально это не сказалось на экспортно-импортном сальдо, но с ноября оно стало серьезно уменьшаться, а в критической точке рубежа годов упало на 0,4 млрд.$ в декабре при одновременном сокращении и экспорта, и импорта в январе 1995 г. Возможно, такое поведение связано с некоторым оживлением внутреннего рынка во второй половине 1994 г.
Введение “валютного коридора” привело к сокращению экспорта в июле - августе почти на 0,5 млрд.$. Впрочем, впоследствии он рос и к декабрю 1995 г. превысил июньскую величину. Таким образом, общий объем экспорта, несмотря на введение “валютного коридора” и значительное обесценение доллара к рублю, вырос за год на 20%, в том числе в страны дальнего зарубежья на 24%. Экспорт в страны СНГ остался практически на прежнем Уровне, главным образом, из-за их неспособности расплачиваться за российские энергоносители.
Общий объем импорта в 1995 г. вырос на 20% (из стран дальнего зарубежья на 20%). В конце 1995 г. импорт заметно увеличился вследствие усиления национальной валюты. В декабре он достиг рекордной за последние годы величины - 4,7 млрд.5. Несмотря на это, положительное экспортно-импортное сальдо в декабре составило 1,5 млрд.$. Иначе говоря, обесценение доллара в 1995 г. пока не привело к радикальным изменениям в соотношении экспорта и импорта.
Изменения в товарной структуре импорта заметно различаются по дальнему зарубежью и странам СНГ. Так, например, резко сократился ввоз машин и оборудования из стран СНГ, и одновременно вырос их ввоз из стран дальнего зарубежья. В общем объеме импорта возросла доля мясомолочной продукции, алкоголя и оборудования.
В ноябре было достигнуто соглашение о долгосрочной (на 25 лет) реструктуризации внешнего долга РФ в рамках Лондонского клуба. Это создает предпосылки для дальнейшей активизации внешнеэкономической деятельности.
Вообще роль внешнего рынка неизмеримо возросла в экономике России. Начиная с 1993 г., объем внутреннего рынка резко сузился и пока не имеет серьезной тенденции к расширению. Отсутствует серьезный инвестиционный спрос. Ранее в экономических исследованиях были четко выражены разные разделы: “текущее производство” и “внешнеэкономические связи”, но начиная с 1993 г. и особенно с 1994 г., ситуация резко изменилась. Текущее производство и процессы, происходящие в нем, напрямую зависят от присутствия или неприсутствия российских предприятий на внешнем рынке.
Если проанализировать общую динамику промышленного производства, используя такой показатель, как уровень исследуемого периода по сравнению со среднемесячным уровнем 1989 г., то легко увидеть, что резкое падение наблюдается два раза в год: в середине года и на рубеже годов. В 1992 г. вслед за январским падением по группе сырья и материалов, в которую входят электроэнергетика, топливная промышленность, металлургия, химический и лесной комплексы, промышленность строительных материалов, наблюдалась некоторая стабилизация, и существенное падение пришлось на август, после чего вплоть до декабря продолжался стабильный период на достаточно низком уровне (декабрь 72%). В 1993 г. после январского падения индекса до 69% период относительной стабильности продолжался до июня, после которого произошел качественный скачок на более низкий уровень, с небольшими колебаниями продержавшийся до декабря.
Динамика выпуска сырья и материалов в 1993 г. в основном повторяла динамику общепромышленного индекса. Или, может быть, вернее будет сказать наоборот, потому что именно сырьевая продукция имела сбыт, особенно на внешнем рынке. В наименьшей степени производство упало в электроэнергетике и в топливной промышленности, соответственно до 92,0% и 73,6% от уровня 1989 г. В наиболее глубоком кризисе в 1993 г. находилась черная металлургия, предприятия которой выпустили всего 52,7% продукции от уровня 1989 г. (в декабрьской критической точке до 38,6%).
В 1994 г. первая половина года характеризовалась сравнительно медленным падением индекса по группе сырья и материалов вплоть до мая 1994 г. (падение на 3,7 процентных пункта по сравнению с апрелем) и небольшим, но стабильным ростом во вторую половину года.
Начиная с января 1995 г., начался новый этап медленного падения производства в сырьевых отраслях на 3,6 процентных пункта за 6 месяцев и повышения во второй половине года. На этом фоне можно говорить о некоей общей стабилизации в электроэнергетике и нефтегазовом комплексе.
Объем электроэнергетической продукции снизился за год на 4,2% (в том числе теплоэнергии на 8%). Декабрьский выпуск составил 86% от среднемесячного уровня 1989 г., по сравнению с другими отраслями это падение — самое маленькое.
Продукция топливной промышленности сократилась в 1995 г. на 2%, в том числе сырой нефти и угля на 3%, природного газа на 2%. Произошло некоторое увеличение глубины нефтепереработки: выпуск бензина вырос за год на 5%, дизельного топлива на 1,5%, тогда как производство топочного мазута уменьшилось на 6%. В 1995 г. значительно увеличился выпуск черных и цветных металлов, причем решающую роль в этом сыграло расширение экспорта. Объем производства черных металлов возрос на 9%, в том числе листового проката на 22%. Производство аллюминия увеличилось на 5%, меди на 15%, никеля на 19%. Несмотря на рост в течение года, общий уровень металлургического производства не превышал 40% от объемов 1989 г.
К числу отраслей, значительно увеличивших в 1995 г. экспортные поставки, относится химический комплекс. В результате объем продукции химической и нефтехимической промышленности возрос на 10%. При этом производство минеральных удобрений увеличилось на 17%; полиэтилена на 32%, синтетического каучука на 31%. В целом объем производства в химическом и нефтехимическом комплексе составлял 45 — 48% от докризисного уровня.
Выпуск продукции лесного комплекса увеличился в 1995г. на 7,7%, главным образом за счет расширения производства и экспортных поставок в целлюлозно-бумажной промышленности. По сравнению с 1989 г. уровень производства в лесном комплексе не превышал 40%.
В промышленности строительных материалов, чья продукция не имеет экспортной ориентации, выпуск сократился на 6% (до одной трети от среднемесячного выпуска 1989 г.).
Итак, оживление связано прежде всего с внешним рынком. Доля топливно-энергетических ресурсов в товарной структуре экспорта в первой половине 1995 г. составила 45%, в то время как в первой половине 1994 г. — 48%. В это же время доля металлургической промышленности поднялась с 16 до 17%, продукции химической промышленности — с 6,8 до 7,7%, а лесоматериалов и целлюлозно-бумажных изделий с 3,5 до 4,6%. По итогам года в товарной структуре экспорта в 1995 г. доля топливно-энергетических ресурсов еще понизилась до 41% (в 1994 г. — до 45%). И еще возросла доля минеральных удобрений, целлюлозы, черных и цветных металлов.
Если отвлечься от микроэкономической реальности и смотреть на данный вопрос только с точки зрения макроэкономики, то процесс представляется непонятным. Инфляция значительно опережала рост курса доллара. Относительное усиление национальной валюты в полном соответствии с экономической теорией привело к оживлению импорта. Но почему не упал экспорт? Сальдо платежного баланса продолжает расти. А ведь только сырая нефть и природный газ сохраняют запас экспортной ценовой эффективности, определяемой на основе соотношения внутренних и мировых цен. Экспорт большинства видов металлургической промышленности в середине 1995 г. оказался неэффективным и тем не менее не снизился.
Видимо дело в том, что в металлургии началась жестокая борьба по превращению номинальных собственников в фактических между финансовыми структурами, приобретшими контрольный пакет акций, и директоратом.
Экспорт контролируется директоратом, а стремление вывезти доллары накануне своего отстранения от должности вполне понятно.
Однако III квартал 1995 г. несколько изменил ситуацию. Фактор снижения экспортной ценовой эффективности стал играть все большую роль. Введение валютного коридора особенно снизило эффективность у черной и цветной металлургии. И вот уже сентябрьский выпуск чугуна готового проката составил 95% от августа, упало производство алюминия, цинка, олова и меди.
Наибольшую тревогу у экономистов, не чуждых понятию российской национальной гордости, вызывает положение с производством оборудования. Уже в декабре 1991 г. его выпуск составлял 73,7% от среднемесячного уровня 1989 г. Майский (1992 г.) спад на 8,2 процентных пункта и дальнейшие скачки вниз в каждой критической точке без сколько-нибудь заметных периодов оживления привели к тому, что к концу сентября 1995 г. объем производства промышленного оборудования составлял порядка 20% от среднемесячного выпуска 1989 г. На фоне общего снижения или стагнации на низком уровне в машиностроении, конечно, можно найти некоторые сегменты роста. К ним относится производство прокатного и агломерационного оборудования, рудничных электровозов, что напрямую связано с ростом производства металлургической продукции. С другой стороны, в 1995 г. импорт машин и оборудования возрос на 17%, уменьшился ввоз зерна, одежды и обуви, металлургической продукции. Может быть, это предвестие оживления инвестиционных процессов в России? Во всяком случае собственная машиностроительная база пока что не задействована в данной ситуации.
Какое-то время относительно устойчивое положение занимала автомобильная промышленность, но сейчас и эта отрасль находится перед серьезной угрозой кризиса.
В производстве потребительских товаров разнится динамика спада товаров долгосрочного и краткосрочного пользования. В 1992 г. падение выпуска потребительских товаров было меньше, чем сырья и материалов, и тем более оборудования, причем индекс физического объема производства товаров длительного пользования вообще практически не упал в первые 4 месяца 1992 г. и достаточно неплохо выправился после майского спада вплоть до 98,5% в декабре 1992 г. от среднемесячного объема 1989 г. В это же время индекс физического объема производства продовольственных товаров в декабре составил 72,5%. Кстати, такие виды продукции, как легковые автомобили, холодильники и цветные телевизоры в 1992 г. в значительной части шли на экспорт (соответственно 20%, 13% и 4% от общего объема выпуска продукции). В первом полугодии 1993 г. стал быстро падать выпуск магнитофонов, видеомагнитофонов, радиоприемных устройств, фотоаппаратов. Еще держались холодильники, стиральные машины, электропылесосы, телевизоры, швейные машины. До апреля включительно производство потребительских товаров длительного пользования было на довольно высоком уровне — близко к 100% от 1989 г. После скачкообразного снижения в мае на 17,3 процентных пункта за месяц выпуск стабилизировался вплоть до декабря, когда последовало новое резкое падение, на этот раз на 10,8 пункта. В результате при относительно небольшом среднегодовом падении декабрьский выпуск 1993 г. был на 25,7 пункта ниже, чем в декабре 1992 г. В 1994 г. негативные тенденции продолжились, и впервые за годы реформы произошло резкое падение производства потребительских товаров длительного пользования — на 29,3%. Впервые также падение выпуска товаров длительного пользования обогнало темпы падения по группе потребительских товаров в целом.
Если в начале реформы выпуск товаров краткосрочного пользования и особенно пищевых товаров сокращался быстрее и импортозамещение первым делом ударило именно по этой товарной группе, то в первом полугодии
1995 г. ситуация изменилась. С января по июнь индекс физического объема производства потребительских товаров возрос на 9,6% и составил в июне 41,9% от среднемесячного уровня 1989 г. Это произошло только за счет товаров краткосрочного пользования и в первую очередь продовольственных товаров. Производство пищевых продуктов увеличилось в первом полугодии 1995 г. на 9,9%. Причиной происшедшего, видимо, следует считать прежде всего введение государственных протекционистских мер с февраля 1995 г. Однако, после критической точки середины года ситуация изменилась. Начался резкий спад, и по результатам 1995 г. сокращение производства потребительских товаров достигло 15% или составило 43% от уровня 1989 г. Конечно, прежде всего сократилось производство товаров длительного пользования (на 18,7%) и продукции легкой промышленности (на 29%), но и пищевая, пошедшая вверх вначале, по итогам года упала на 8%.
Рис. 5.7. Индекс капитальных вложений и индекс вводов жилья
(сезонность устранена)
Составлен на основе приложения
Что касается отечественной электроники и других товаров длительного пользования, то качество их таково, что говорить о каких-то оптимистических перспективах здесь трудно. Тем более, что протекционистская политика, например, к производителям легковых автомобилей никакого перелома негативных тенденций не вызвала.
Самым важным вопросом в анализе производственной динамики и ее перспектив является вопрос об инвестициях (рис.5.7). Не трудно заметить, что несмотря на отдельные периоды, которые теоретически выглядят благоприятными для инвестиций, тем не менее нет перелома в этой сфере. Изменения уровня инфляции пока что не влияют на показатели инвестиционной активности. Пока что структурный сдвиг осуществляется путем разрушения неэффективных производств и поддержания производств эффективных. Но развитие эффективных производств практически не происходит. Объяснение такому положению лежит опять же не в сфере кредитно-финансовой политики. Реформы 1993 - 1995 гг. создали собственника чисто номинального. Этот собственник находится в конфликте с действующим менеджментом.
Инвестиционная активность в производстве может проявиться только тогда, когда номинальный собственник превратится в собственника фактического, имеющего гарантии своей собственности и контролирующего директорат. В противном случае независимо от кредитно- денежной политики правительства и ЦБ он не будет направлять средства на развитие производства. Разве что речь пойдет о “не своих” деньгах.
Но в 1993 г. государственная политика в этой области была ужесточена, и усилен контроль за выдачей централизованных кредитов. Это дало в IV квартале 1993 г. абсолютный минимум капитальных вложений по всем годам реформы — 21,2% от среднеквартального уровня 1989 г. И хотя в 1994 г. продолжалось сокращение централизованных средств (их доля составила 13,3%), но возросла доля инвестиций по предприятиям и организациям негосударственного сектора экономики (68% против 49% в 1993 г.). В первой половине 1995 г., казалось бы, появилось новое явление — значительно выросло участие коммерческих банков в инвестиционном кредитовании предприятий. Однако после ужесточения политики ЦБ в отношении коммерческих банков вкупе с неопределенностью положения собственников все прекратилось. Общий объем капитальных вложений снизился на 13% по сравнению с 1994 г.
В структуре производственных капитальных вложений в разные периоды реформы возрастал удельный вес средств, направляемых в ТЭК, пищевую промышленность, транспорт. Опережающими темпами падали инвестиции в машиностроение, ряд сырьевых отраслей и аграрный сектор.
Все время реформы постоянно возрастала доля непроизводственных капитальных вложений в их общем объеме (с 26% в 1990 г. до 40% в 1993 г., 44% в 1994 г., 44% в 1995 г.). Основной составляющей в них является жилищное строительство. Если препятствием росту капитальных вложений является отсутствие фактического собственника, то жилищное строительство как раз является естественным исключением в этом вопросе.
В 1993 г. на фоне повсеместного спада жилищное строительство даже несколько оживилось, и ввод жилья составил 100,7% к уровню 1992 г. В 1994 г. ввод жилых домов за счет всех форм финансирования все-таки сократился по сравнению с 1993 г. на 6%, но стала существенно меняться структура по источникам финансирования. Населением за свой счет и за счет кредитов было построено жилья на четверть больше, чем в 1993 г. Этот типичный пример нормальной структурной перестройки уже в I полугодии 1995 г. показал свою эффективность. Соответствующие показатели 1994 г. были превышены на 12%. Увеличение ввода жилья имело место по предприятиям всех форм собственности, в т.ч. государственных. Но прирост ввода жилья за счет собственных средств населения и взятых им кредитов составил уже 49%. И хотя спад второй половины 1995 г. коснулся и жилищного строительства, но все-таки общий объем вводов возрос на 4,6%, а по частным предприятиям на 30% по сравнению с 1994 г. Это еще раз доказывает, что инвестиционное оживление в производственном секторе тормозится не макроэкономическими факторами, которые одинаковы и для жилищного строительства, и для производственного. Дело в другом. Жилье имеет гарантированного фактического собственника, а производственные объекты — еще нет. Ситуация может стать иной, только когда “обладатель контрольного пакета” перестанет бояться “передела” и возьмет производство под свой полный контроль.
Таким образом, ясно, что определенный этап экономической реформы окончен и страна готова вступить в фазу решительных институциональных изменений, которые приведут к появлению инвестирующего эффективного собственника. С другой стороны, любое замедление темпов перемен может вновь отбросить нас в хаотический спад, что показывает вторая половина 1995 г.
В конце раздела, посвященного производству, уместно остановиться на вопросе об изменении соотношения цен на продукцию отраслей промышленности. В некоторых экономических кругах приходится слышать, что существенных перемен здесь не произошло, а значит одна из целей реформы — рационализация ценовой структуры в соответствии с общепринятыми в мире соотношениями — не достигнута. Рассмотрение таблицы 5.1. показывает ложность этого утверждения. С учетом транспортных расходов и особенностей экономики добывающей страны Россия фактически вышла на мировые цены. Экспортная эффективность, связанная с разрывом цен, ликвидирована почти по всем продуктам. Это коренным образом меняет ситуацию в реальном секторе экономики.
Таблица 5.1
Рост оптовых цен в 1992 - 1995 гг.,
разы (декабрь к декабрю 1991 г.)
|
|
1992 |
1993 |
1994 |
1995 |
|
Вся промышленность |
34 |
338 |
1115 |
3123 |
|
Электроэнергетика |
55 |
749 |
2473 |
7419 |
|
Нефтедобывающая промышленность |
100 |
561 |
1626 |
4552 |
|
Нефтеперерабатывающая промышленность |
144 |
746 |
2164 |
6059 |
|
Газовая промышленность |
13 |
125 |
489 |
1272 |
|
Угольная промышленность |
61 |
571 |
1999 |
5596 |
|
Черная металлургия |
36 |
431 |
1465 |
4247 |
|
Цветная металлургия |
52 |
345 |
1378 |
3032 |
|
Химическая промышленность |
39 |
370 |
1330 |
3592 |
|
Нефтехимическая промышленность |
54 |
412 |
1483 |
4004 |
|
Машиностроение |
27 |
286 |
942 |
2639 |
|
Лесная, деревообр. и ц/б промышленность |
20 |
200 |
740 |
1998 |
|
Промышленность строительных материалов |
28 |
351 |
1089 |
2940 |
|
Легкая промышленность |
13 |
98 |
334 |
869 |
|
Пищевая промышленность |
27 |
292 |
906 |
2354 |
Таблица составлена на основе Российского статистического ежегодника (Госкомстат России).
Если на первом этапе реформы главным для развития производств был поиск рынков сбыта, приспособление российских менеджеров к общемировому экономическому менталитету, то на втором этапе преимущество низких цен уже исчерпано и необходимо заниматься снижением издержек и повышением качества продукции. Российские производители встали перед задачей освоения обычного для всех участников поведения на рынке. А это прежде всего требует инвестиций.
Инвестиционный голод первого этапа реформы безусловно имеет долгосрочные негативные последствия, но на текущем производстве он сказывался слабо. Еще был запас, благодаря которому можно было выживать. На втором этапе инвестиционный голод способен прекратить производство товаров и услуг. Это качественно новая ситуация, диктующая новое поведение. Таким образом, требование появления эффективного собственника на месте сегодняшнего номинального становится категорическим императивом. Иначе экономика уже выжить не может.
Ни в коем случае не отрицая влияние кредитно-финансовой политики и ценовой ситуации на уровень жизни населения и положение в производстве, мы хотели бы обратить внимание, что на различных стадиях реформы в полном соответствии с действующими экономическими институтами и микроэкономическими правилами это влияние сказывается различно. Для прояснения его характера каждый раз необходимо анализировать характер среды, на которую призваны воздействовать те или иные макроэкономические инструменты.
Принято говорить, что инфляция в 1991 г. носила скрытый характер и, в основном, выражалась в форме дефицита. Это справедливое утверждение, которое, однако, нуждается в корректировке. Уже в 1991 г. индекс оптовых цен производителей промышленной продукции составил 238,1% к 1990 г. При этом дифференциация по отраслям была далека от рыночной оценки и объяснялась представлениями властей о том, какие цены можно отпускать, а какие отпускать социально опасно. Так, индекс по легкой промышленности достигал 306,4%, а по электроэнергетике - 197,4%. В верхней половине находилась пищевая, лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная и промышленность стройматериалов, ближе к минимуму держались нефтехимическая, химическая промышленность и черная металлургия. Традиционно сдерживался рост цен в топливной промышленности.
Индексы потребительских и оптовых цен представлены на рис. 5.8. Ценовой шок января 1992 г. вызвал самую бурную реакцию в нефтехимической промышленности, и ее месячный индекс в январе 1992 г. составил 1147% при общем индексе 408%. Если же учитывать итоги бюрократической инфляции 1991 г., то по величине индекса январь 1992 г. к январю 1991 г. на первые места вышли пищевая промышленность — 1624%, цветная металлургия - 1363% и нефтехимическая промышленность - 1104%. Ясно, что речь не может идти о влиянии спросовых ограничений, и цены устанавливались не по классическим законам микроэкономики, но по произволу директората и властей, которые продолжали сдерживать рост цен на нефть и нефтепродукты. Рост цен происходил через произвольное установление уровня рентабельности (доли прибыли в цене). Характерно положение в этой сфере за 9 месяцев 1992 г.
Таблица 5.2
Рентабельность промышленных предприятий
|
Уровень рентабельности, % |
|
|
Промышленность, всего |
44,7 |
|
Топливно-энергетический комплекс |
32,7 |
|
Металлургия |
57,9 |
|
Химия и нефтехимия |
73,2 |
|
Машиностроение и металлообработка |
54,6 |
|
Лесная и лесоперерабатывающая промышленность |
45,7 |
|
Промышленность строительных материалов |
36,1 |
|
Легкая промышленность |
46.9 |
|
Пищевая промышленность |
29.6 |
Таблица составлена на основе сборника Госкомстата РФ “Рентабельность отраслей промышленности в разрезе республик (в составе РФ), краев и областей за 9 месяцев 1992 г.”
В таблице 5.2 не отражено влияние на рентабельность освобождения цен на нефть и нефтепродукты, а также переоценка основных производственных фондов в IV квартале 1992 г. Относительно низкая рентабельность в целом объясняется низкой доходностью мясной и молочной промышленности.
Рис. 5.8. Индексы потребительских и оптовых цен (% к предыдущему месяцу)
Составлен на основе Приложения
Как известно, прибыль промышленных предприятий в 1992 г. в основном являлась источником фонда потребления и почти не использовалась для капитальных вложений. Поэтому дифференциация уровней рентабельности по отраслям в определенной степени отражает отраслевые различия в оплате труда.
Оценивая средний уровень рентабельности промышленности России, который за первые три квартала 1992 г. составил 44,7% по отношению к затратам на производство продукции, прежде всего отметим, что в США аналогичный показатель в 3 — 4 раза ниже. Конечно, снижение инфляции и спросовые ограничения повлияли на уровень рентабельности. В декабре 1992 г. он составил 38,6%, 1993 г. — 24,6%, 1994 г.— 19,7%, а в 1995 г. упал до 11,3%. Показатель остается тем не менее высоким. И все же, несмотря на такой, казалось бы, высокий уровень рентабельности, российская промышленность находится в чрезвычайно сложном финансовом положении. Объясняется это двумя основными причинами: высокими налогами и высокой инфляцией. Если за 100% принять себестоимость промышленной продукции по данным 1992 г., то сумма налогов и обязательных платежей (включая НДС и налог на прибыль) составит 48%, а сумма прибыли после уплаты налогов — 30%. Такой высокий уровень налогообложения сам по себе является сильнейшим инфляционным фактором, а неостанавливающийся рост цен сводит на нет прибыль, которая “на бумаге” выглядит вполне приличной. Ведь предприятие, затратив некоторую сумму на производство продукции, должно выручить от ее продажи столько денег, чтобы их хватило на покупку очередной партии сырья (по успевшим подскочить ценам), на выплату зарплаты (которая не стоит на месте), на возмещение выбытия основных средств (а они тоже непрерывно дорожают). При среднемесячном росте зарплаты на 22%, при еще более высоком росте оптовых цен (в среднем на 47% за месяц, если рассматривать период с января по сентябрь), при начислении амортизации на балансовую (а не восстановительную) стоимость основных средств, 30%-ной “бухгалтерской прибыли” очевидно недостаточно. Описанная ситуация качественно продолжала оставаться такой же в 1993 - 1995 гг. [94].
Хотя все это высказывалось и обсуждалось в середине 1992 г., приходится оставаться, мягко говоря, в недоумении, почему же до сих пор не изменены бухгалтерские инструкции по расчету себестоимости. В США, когда в начале 70-х гг. инфляция там достигла 10 - 15% в год, предприятиям было разрешено, во-первых, использовать ускоренные методы амортизации основного капитала (при этом большая часть его стоимости списывается до истечения физического срока его службы), а во-вторых, учитывать стоимость сырья и материалов по цене "последней приобретенной партии”. У нас, впрочем, ускоренные методы амортизации введены с 1995 г., но бухучет при всех вроде бы нововведениях фактически так и не был изменен в нужном направлении. Непринятие этой простой меры микроэкономического характера усугубило проблему “недостатка оборотных средств”, которая на макроэкономическом уровне выглядит “квадратурой круга” и не имеет решения.
Естественно, что начиная с 1992 г., такое положение влияет и на так называемую “задолженность”. Но основная причина кризиса неплатежей достаточно верно освещалась в литературе о реформе. Неплатежи — это квазиэмиссия, кредитование предприятиями друг друга. Явление обычное для переходного периода, которое первоначально можно назвать издержками освоения директоратом понятия платежеспособного спроса и обучения законам микроэкономики. Можно спорить о целесообразности применения розги в учебном процессе и правоте или неправоте ЦБ в сентябре - октябре 1992 г. Спор этот достаточно риторический. Жесткие меры безусловно нужны, но нельзя ведь забивать ребенка насмерть. Сама постановка вопроса о расшивке или нерасшивке кризиса неплатежей с помощью государственных методов является безусловным признанием провала в решении этой задачи на соответствующем ей микроэкономическом уровне.
Опыт всех стран с переходной экономикой говорит о неизбежности этой проблемы. Она очевидна для простого логического анализа, хотя бы при взгляде на расхождение между внутренними и мировыми ценами, при оценки неэффективных производств, при сопоставлении обычных микроэкономических законов и старой советской практики. Конечно, выплата задолженности, а особенно расшивка кризиса неплатежей путем накачки дополнительных денежных средств ведут к росту цен, и он произошел в конце 1992 г., но это было явление неизбежное, так как не были подготовлены инструменты, помогающие смягчить это явление, хотя бы в виде различного рода долговых обязательств. Конечно, и векселя, и появившиеся в конце 1993 г. столь презираемые и в конце концов отмененные казначейские обязательства, являются платежными средствами, влияющими на инфляцию, но как показывает дальнейшая практика, они в большой степени сглаживают кризис неплатежей. Поэтому, кстати, а не по чьей-то злой воле они все время возрождаются и будут возрождаться под разными псевдо-нимами. Если критическая точка середины 1994 г. показывала в сущности ту же задолженность, что и критическая точка середины 1992 г., то расшивка уже носила не столь бурный характер и дала рост цен не столь значительный и менее резкий.
В 1993 г. практически не применялись меры по расшивке неплатежей, и задолженность промышленным предприятиям росла равномерно весь 1993 г. до критической точки середины 1994 г., что не помешало ни росту цен в первой половине 1993 г., ни падению уровня инфляции во второй половине 1993 г. и в первой половине 1994 г., за исключением всплеска цен в критической точке рубежа годов.
Если оставаться исключительно на почве макроэкономики, то становится совершенно непонятно, каким образом пик роста задолженности предприятиям, который является характеристикой жесткой кредитной политики, мог совпасть с резким падением курса рубля в ноябре 1994 г.
Анализ показывает, что манипуляции с задолженностью населению и в меньшей степени с задолженностью предприятиям влияют на доходы и цены незначительно. Проблема становится серьезной только в случае запущенности процесса и отсутствия соответствующих микроэкономических инструментов. С каждым годом это влияние уменьшается и в 1995 г. приобретает характер преимущественно социальный в отдельных “горячих точках”. Задолженность предприятий друг другу вроде бы стабилизировалась, хотя и на достаточно высоком уровне, во второй половине 1995 г. Появилась другая проблема — задолженность перед бюджетом.
Рис. 5.9. Денежные агрегаты М0 и М2 в сопоставимых ценах (млрд. руб. декабря 1990г.)
Составлен на основе Приложения
Главное, что природа этих явлений в 1995 г. совершенно другая. Время учебы директората закончилось. Однако, вместе с пониманием, что такое платежеспособный спрос, появилось и понимание того, как с помощью шантажа о задолженности в форме “задержки выплаты зарплаты” добиваться получения дополнительных денег. Для исследования процесса становления фактического собственника крайне важным представляется следующий факт. Свои претензии по поводу невыплаты зарплаты директорат направляет уже не только в адрес государства, но и в адрес номинального собственника. С одной стороны, это обучает собственника ответственности за приобретенное производство, но с другой стороны, заставляет его “разбираться” с директоратом более жесткими методами, чем это может себе позволить государство. Смеем предположить, что становление “подлинно хозяйского отношения к собственности” не всегда будет идти цивилизованным путем и не явится синекурой для правоохранительных органов. Видимо, гражданское и уголовное законодательство должно быть готово к бурному процессу установления микроэкономической законности.
Впрочем, это не касается задолженности перед бюджетом, которая должна ликвидироваться именно государством, а не новыми собственниками.
Конечно, с 1993 г. уже можно говорить о возникновении и развитии чисто макроэкономических зависимостей (рис. 5.9). Начало реформы знаменовало собой начало “развода между финансами государства и предприятий”. После хаотических движений предреформенного 1992 г., которые можно трактовать как угодно, в 1993 г. темпы роста наличной денежной эмиссии стали влиять на рост цен.
Если в первой половине 1992 г. сокращение М2 и МО вполне сочеталось с ростом цен, а в первой половине
1993 г. не влияло на него, то с июля 1993 г., когда затормозилось падение индекса промышленное производства, сокращение М2 в рублях декабря 1990 г. с 66,4 млрд. в июле до 45,1 млрд. в декабре поддержало это замедление и даже после привычного всплеска цен на рубеже годов позволило держать темпы инфляции приблизительно на одном уровне до критической точки середины 1994 г. Однако, дальнейшее сжатие агрегатов МО и М2 во второй половине 1994 г. опять неадекватно в макроэкономическом отношении повлияло на рост цен, и хотя индекс промышленного производства рос, но росли и цены как потребительские, так и оптовые. Таким образом, сброс накоплений сбережений населения во второй половине 1994 г. оказал большее влияние на цены, чем сжатие денежных агрегатов МО и М2 и стабилизация производства.
Эта ситуация показывает, что хотя определенные реформенные изменения в экономике происходят, но любые институциональные перемены еще более значимы, чем макроэкономическая политика.
В 1995 г. динамика роста денежной массы (агрегата М2) существенно различается по кварталам. В первом квартале было достигнуто значительное сокращение прироста денежной массы — в среднем до 3% в месяц (не последнюю роль здесь сыграло прекращение практики выдачи централизованных кредитов правительству в соответствии с договоренностями с МВФ). Во втором квартале ситуация существенно изменилась: в апреле прирост М2 составил 15,2%, в мае - 12,5%. Важной причиной, вызвавшей ускорение роста денежной массы, явился перевод валютных активов организаций и населения в рублевые (основной мотив — более высокая доходность рублевых активов) в течение апреля — июня. Если рассматривать всю совокупную денежную массу в стране, включая доллары и другие виды иностранных валют, то она при переводе данной валюты в рубли не меняется.
В структуре рублевой денежной массы в январе 1995 г. удельный вес наиболее инфляционного компонента — наличных денег — впервые за годы реформы уменьшился с 36% в декабре 1994 г. до 31,6% в январе 1995 г. Январская отрицательная эмиссия наконец-то подействовала. Впрочем, в декабре 1995 г. он уже был равен 36,7%. Конечно, это говорит об очень низком качестве денежной массы.
По сути дела такой огромный объем МО свидетельствует о существовании весьма развитого теневого оборота, уходящего от налогообложений. Если учесть, что скорость обращения этих денег достаточно высока в условиях инфляции, то мысль о том, что теневой товарооборот раза в 3 больше официального не покажется безумной. А это, в свою очередь, прямо пропорционально степени криминализации экономики.
Всерьез говорить об успехе или даже продвижении реформы вперед без развитого фондового рынка невозможно, а пока, к сожалению, он представляет из себя плачевное зрелище. Впервые фондовый рынок реально заработал при обслуживании ваучеров в процессе приватизации, а потом переориентировался на ГКО и в какой-то степени КО. Во второй половине 1993 г. и первой половине 1994 г. массовый ажиотаж возник вокруг так называемого “фондового мусора”: различного рода необеспеченных обязательств, бумаг сомнительных фирм, действующих по принципу финансовых пирамид. После их дискредитации и исчезновения основное внимание перешло на ГКО и другие государственные ценные бумаги. Рынок корпоративных ценных бумаг остается узким и неразвитым. Несмотря на некоторый прогресс в начале 1995 г., он тут же обрушился.
Хотя время от времени поступает информация о схватке тех или иных финансовых структур за обладание пакетом акций некоторых предприятий, но это никак не отражается на состоянии фондового рынка. Портфельные инвестиции практически отсутствуют. Вышеупомянутые схватки имеют характер борьбы за контроль над предприятием и обладание полными правами собственника. Это не игра на фондовом рынке, а старание вытеснить директорат и стать на его место с целью извлечения прямых доходов, которые никак не сказываются на доходности акций.
Пожалуй, это одна из самых тяжелых проблем, решение которой перенесено на следующий этап реформы.
Государственные краткосрочные облигации в 1995 г. продолжали оставаться основным инструментом фондового рынка. В первой половине 1995 г. Минфину РФ удавалось снижать доходность ГКО и, соответственно, потенциальную нагрузку на бюджет. При последовательном снижении доходности ГКО не возникает потребности искусственно завышать доходность их новых выпусков, что необходимо для поддержания доверия к ГКО со стороны участников денежного рынка. Однако, в III квартале доходность ГКО вновь резко возросла, а поступления в бюджет снизились. В декабре дело дошло до чего-то похожего на обвал.
В июне 1995 г. Минфин РФ приступил к размещению на Московской межбанковской валютной бирже облигаций федерального займа с переменным купонным доходом. Срок обращения этих ценных бумаг — 378 дней. Минфин РФ планирует при благоприятных обстоятельствах изменить структуру внутреннего долга в пользу этих более долгосрочных бумаг, но пока они не получили широкого распространения.
Говоря о реформе, невозможно обойти молчанием такой важнейший макроэкономический инструмент, как ставка рефинансирования ЦБР.
Рис. 5.10. Ставка рефинансирования ЦБР и процент по 3 мес. МБК.
Составлен на основе Приложения
В 1992 г. она была отрицательной по отношению к инфляции и, несмотря на разовое повышение в первой половине года, фактически способствовала “бесплатному” кредитованию коммерческих банков государством (рис. 5.10). Как ни парадоксально это звучит, но такая подпитка в 1992 и 1993 гг. сыграла, видимо, положительную роль для экономики, укрепив банковскую систему, хотя в значительной степени обессмыслила ценовой шок января 1992 г. Впрочем, в 1993 г. произошли значительные изменения. В течение года учетная ставка ЦБ пересматривалась 7 раз (в 1992 г. 3 раза - 20%, 50%, 80%) и, начиная с октября 1993 г. до апреля 1994 г., держалась на уровне 210%. Уже с июля 1993 г., когда она была поднята с 140% до 170%, ее разрыв со ставками коммерческого и межбанковского кредитования заметно сократился. Одновременно ужесточились условия получения централизованных кредитов. Фактически к критической точке рубежа годов учетная ставка ЦБ и ставка трехмесячного межбанковского кредита сравнялись. Следуя тактике обеспечения воздействия учетной ставки ЦБ на процентные ставки финансового рынка, в критической точке середины 1994 г. произошло ее снижение до 130%. Параллельно снижались и ставки коммерческого кредитования. По всем макроэкономическим законам это должно было привести к дальнейшему снижению уровня инфляции и началу кредитования инвестиционных проектов. Сложилась ситуация, крайне благоприятная для оживления инвестиционного процесса в целом.
А вместо этого — “черный вторник”. Еще раз приходится подчеркивать, что никакие правильные макроэкономические действия не дают ожидаемого эффекта, если экономика работает не по рыночным микроэкономическим законам. Своеобразие ситуации во второй половине 1994 г., выражавшееся, как мы неоднократно упоминали, в отсутствии фактического собственника, не позволяло начаться процессу инвестирования. К рубежу 1994 — 1995 гг. учетная ставка ЦБ была срочно поднята до 200% и с февраля 1995 г. перестала быть ориентиром для ставок межбанковского и коммерческого кредитов. Хотя в мае она была снижена до 195%, а в июне до 180%, но это никак не повлияло на ситуацию. Так, в июне на кредитном аукционе по ставке 180,5% всего было размещено 20% от выставленного объема. Таким образом, 1995 г. стал годом, когда российские коммерческие банки практически перестали пользоваться кредитами ЦБ. Ставка межбанковского кредита последовательно снижалась в течение первого полугодия 1995 г. с 205% в январе до 79% в июне.
Но логика реформы, логика борьбы за контрольные пакеты акций именно в этот период диктовала банкам необходимость повышения инвестиционной активности. За первые 7 месяцев 1995 г. кредитование коммерческими банками нефинансовых организаций возросло на 40%. Начиная с февраля, стал быстро расти объем долгосрочных кредитов. В марте он превышал январский уровень в 3,3 раза. Заметно возросла доля долгосрочных кредитов в общем объеме кредитования. В критической точке середины года ЦБ предпринял новую атаку на российскую банковскую систему. Были существенно увеличены ставки резервирования.
Необходимо отметить, что сложности с выполнением своих обязательств на рынке межбанковских кредитов и с поддержанием ликвидности у ряда банков начали возникать за несколько недель до “черного четверга” — 24 августа. Однако масштабы межбанковского кризиса для большинства операторов этого рынка были неожиданными.
В разгар кризиса 24 — 25 августа ЦБ РФ купил у коммерческих банков ГКО на сумму 1,6 трлн. руб. и предоставил ряду банков семидневные кредиты в объеме 25% от их обязательных резервов по действующей дебитной ставке ЦБ. Это несколько смягчило остроту кризиса.
Тем не менее, рынок межбанковских кредитов в прежнем виде перестал существовать. Образовались закрытые банковские клубы, не предоставляющие кредиты сторонним банкам. По этой причине для крупных банков ставки межбанковских кредитов чрезвычайно снизились. Ускорилось расслоение банков по финансовым возможностям и надежности. После кризиса около 70 коммерческих банков потеряло лицензии, несколько сотен в течение 3-х месяцев не могут восстановить ликвидность и платежеспособность. На начало 1996 г. ЦБР отозвал лицензии у 300 банков.
Можно сказать, что “черный четверг”, как впрочем и ранее “черный вторник”, был вызван “правильными” действиями и “хорошими” обстоятельствами. Кризис вообще, может быть, вызывается не внезапностью “плохого”, а слишком близким во времени нагромождением “хорошего”.
Во-первых, в 1995 г. резко изменилась система рефинансирования коммерческих банков. Как уже упоминалось, по сути в течение всего года серьезные централизованные кредитные ресурсы коммерческим банкам не предоставлялись. Во-вторых, в 1995 г. резко снизилась инфляция и банки лишились возможности получения “инфляционных” доходов. Поэтому риски на рынке МБК многократно возросли. Ко всему прочему, тут же по новым правилам изменились в сторону увеличения резервы. Банки, ориентированные в своей деятельности преимущественно на межбанковские кредиты, и явились в период кризиса наиболее пострадавшей стороной.
Тем не менее банки, которым удалось удержаться на дистанции, продолжали упорно двигаться в производство. Нелогичность действий банков при сложившейся макроэкономической картине, тем не менее, только кажущаяся: революция, которая ожидалась в сфере микроэкономики, поставила их перед дилеммой — либо участвовать, либо сойти на нет.
Дело в том, что новый этап институциональных преобразований, этап становления фактического собственника неминуемо привлечет в страну крупные капиталы, которые совершенно безосновательно ожидались до этой поры. Банкам лучше, чем кому-либо, известно, сколь подготовлен уже этот шаг. Банки наши, даже самые крупные, по международным масштабам весьма малы и слабы. В такой момент остаться на обочине процесса — это значит, в лучшем случае, превратиться в малозаметную третьестепенную финансовую структуру. А вот ввязывание в начинающуюся борьбу дает шанс в случае благоприятного исхода стать серьезным партнером в международном финансовом сообществе.
Таким образом, банки находятся в двойственном положении. На их состояние угнетающе действуют три фактора: отсутствие кредитов ЦБ, ужесточение регламентов, в том числе резервных требований и собственная инвестиционная активность. Банки обвиняют друг друга в невыполнении инвестиционных обязательств, страдают от кризиса ликвидности, но упорно продвигаются в производство.
Особо следует упомянуть о решении ЦБ и правительства ввести валютный коридор с 6 июля 1995 г., то есть установить верхнюю и нижнюю границы для колебаний курса доллара. В принципе это означает еще один шаг от ортодоксального к гетеродоксному плану реформирования. Однако есть и разница. Классические требования включают в себя еще и жесткие ограничения по доходам и рентабельности. Но, видимо, сочтя, что доходы и рентабельность и так падают, решили пойти на паллиатив. Впрочем возможно, что такого глобального рассмотрения не было, а борьба шла с инфляционными ожиданиями. Общая динамика курса доллара представлена на рис 5.11.
Рис. 5.11. Московская межбанковская валютная биржа
Составлен на основе данных ММВБ
При введении валютного коридора первоначально диапазон колебаний доллара был установлен на уровне 4300 - 4900 руб./долл., причем ЦБ и правительство брали на себя обязательство “поддерживать обменный курс рубля в указанных границах мерами бюджетной, денежно- кредитной и валютной политики” до 1 октября, то есть в течение 3 месяцев. Однако вскоре было объявлено о продлении срока действия коридора до конца года, причем границы коридора формально не изменились, но высокопоставленными официальными лицами были даны устные заверения в том, что фактические колебания курса доллара не выйдут за пределы интервала 4400 — 4800 руб/долл.
Но паллиатив есть паллиатив, а недостаточно глубокая теоретическая проработка ситуации довольно опасна. В первой половине 1995 г. темп роста курса доллара совпадал с темпом инфляции. Отсюда могла произойти подмена понятий. В момент введения коридора на рынке были распространены ожидания быстрого роста доллара, подсознательно вызванные уверенностью в продолжении инфляции, и потому многие полагали, что верхнюю границу ЦБ будет удерживать труднее. Однако, в действительности события разворачивались совсем иначе, доллар продолжал падать, и, чтобы удержать доллар от еще более быстрого падения, ЦБ пришлось в течение нескольких месяцев проводить массированные рублевые интервенции. Поскольку они проводились с эмиссионных счетов, возникла неожиданная проблема: рост рублевой массы повлек за собой новый виток инфляции.
Впрочем, по прежним меркам это ускорение роста цен выглядело умеренно. В итоге инфляция замедлилась с 17,8% в январе до 3,2% в декабре. Так что в целом, в валютном коридоре можно найти нечто положительное: снижение колебаний курса доллара снизило инвестиционную привлекательность валютного рынка и свободные финансовые ресурсы направились если не в реальный сектор, то хотя бы на рынок государственных ценных бумаг.
Курс доллара вырос в 1995 г. на 30,7%, однако вследствие инфляции покупательная способность доллара на российском рынке снизилась в 1,8 раза. Весь 1995 г. можно условно разбить на три временных отрезка с различной динамикой курса доллара:
а) январь — апрель: рост доллара примерно соответствует темпам роста потребительских цен (в апреле несколько отстает от них).
б) май — июнь: падение курса доллара, вызванное стабилизацией денежной массы, значительным положительным экспортно-импортным сальдо, резким разрывом доходности рублевых и валютных активов, увеличением норм обязательного резервирования и ужесточением контроля над получением экспортной выручки. Все эти факторы вели к увеличению предложения валюты и сокращению рублевого спроса на нее. Падение курса доллара могло быть еще больше, если бы не активная скупка долларов ЦБ России на бирже и на межбанковском рынке.
в) июль — декабрь: время действия “валютного коридора”, когда рост доллара был значительно медленнее темпов инфляции. Можно отметить, что среднесрочные ожидания участников валютного рынка в течение всего года заметно опережали фактическую динамику курса. Это связано с ожиданиями летних, осенних, зимних всплесков инфляции, которых не последовало.
Обычно, при гетеродоксном плане, вводя валютный коридор или более жесткие методы фиксации, идут на серьезную девальвацию национальной валюты, чтобы избежать получившегося у нас эффекта, который опасен для экономики тем, что угнетает экспорт. При сильном сокращении внутреннего рынка и необходимости перехода от номинального собственника к фактическому такое действие вызвало очень серьезные проблемы и, видимо, будет даже иметь криминогенный эффект.
В данной главе подчеркивается прерывный, негладкий характер траекторий различных экономических показателей на протяжении трех лет реформы. Может создаться иллюзия, что выделяемые нами критические точки изменения поведения показателей носят сезонный характер, так как они с завидным постоянством приходятся на рубеж годов и середину года (чуть ближе к началу). Однако, сезонность того или иного явления подразумевает одну и ту же причину, связанную с сезонностью самих условий хозяйствования. Смеем утверждать, что в данном случае это не так.
Например, осеннее увеличение инфляции в 1992 г. было вызвано попыткой таким образом разрешить кризис неплатежей, а аналогичное явление 1993 г. — либерализацией цен на нефть и нефтепродукты.
В 1994 г. совсем другая причина породила схожее явление — кредитование АПК и завоза на Север. А в 1995 г. осеннего инфляционного всплеска вообще не было. Каждый раз углубленный анализ говорит, что критическая точка свидетельствует о происшедших институциональных изменениях различной природы.
Смеем высказать гипотезу, что сами особенности процесса приватизации, менявшиеся зачастую именно в эти же сроки, оказывали более существенное влияние на макроэкономические показатели, чем это принято считать.
Почему в России институциональные перемены, серьезно влияющие на экономику, происходят именно в апреле и декабре? Если это и относится к разряду сезонных явлений, то это явления не природные или экономические, но скорее лежащие в области политики и психологии.
Следует отметить, что в умозрении финансового сектора конец первого этапа выразился, в частности, в полной дискредитации ортодоксального плана реформ, подразумевающего предельную устраненность государства из экономики. Даже самые косные его сторонники, ранее видевшие в “свободном курсе” чуть ли не основу реформы, стали ругать правительство за “недостаточную фиксированность курса рубля”.
Была осознана важнейшая роль “настроений и ожиданий” населения и менеджеров, как решающего фактора при достижении конкретных экономических целей.
Можно сказать, что на собственных ошибках государственное управление, менеджмент и население в течение первого этапа реформы осваивали новую для России финансовую основу рыночной экономики.
ИТОГИ И НОВЫЕ ЗАДАЧИ
Было бы неправильно, на наш взгляд, выносить оценочное суждение по поводу характера прохождения российской экономической реформы. Конечно, явно раздражают бросающиеся в глаза ошибки, которых можно было бы избежать. Несвоевременность ряда действий, несогласованность между собой проводимых мероприятий, запаздывание с напрашивающимися решениями — повседневная реальность российской реформы. Но все это окупается неоспоримым достоинством — последовательностью и целенаправленностью преобразований. Даже в бездействии. Может быть, зачастую недостаточно осмысленно шли вперед, но назад не шли.
Хаотичное предреформенное действие, начиная с перестройки и ускорения научно-технического прогресса и до малопонятных метаний 1991 - 1992 гг., выгодно оттеняют упорное движение к рыночной экономике в течение трех лет 1993 - 1995 гг.
К сожалению, реформаторам не удалось придерживаться принципа, выдвинутого еще в 1978 г. во времена испанской реформы: “Равномерно распределить бремя реформы на все слои населения”. Конечно, можно спорить, удалось ли выдержать этот принцип самим испанским реформаторам, но удивительно, что у нас он не был выдвинут даже в качестве ориентира и лозунга.
Крупным теоретикоэкономическим недостатком явилось непонимание важности экономического поведения населения и исследования мотивов этого поведения. Вообще, пренебрежение к особенностям формирования цены на каждой стадии реформы и даже неулавливание смены стадий и разницы между ними, конечно же, не делает чести теоретической подготовке реформаторов и приводит к постоянным практическим “попаданиям не туда”.
Однако в целом можно уверенно констатировать завершение первого этапа реформ. Это, конечно, не был этап никакой стабилизации. Это был этап номинальной раздачи собственности и зарождения рыночной инфраструктуры. Этап постепенного перехода государства из положения единственного субъекта хозяйствования в положение арбитра, регулирующего правила и порядок их соблюдения многочисленными участниками экономического процесса. В такой окончательной форме, правда, на первом этапе преобразование роли государства, то есть органов власти, завершиться не могло и не завершилось. Однако, в этом направлении был сделан шаг определяющий, качественный, и все попытки повернуть назад здесь уже нереальны.
Следующий достаточно продолжительный этап состоит в переходе собственности из рук ее номинальных обладателей в руки обладателей эффективных. Уже сейчас ясно, что надежды на номенклатурную приватизацию не оправдали себя. Директорат оказался в большинстве своем, к глубокому сожалению, не способен взять на себя бремя собственности и ответственно нести его.
Попытка придать политический характер противостоянию в процессе перераспределения собственности от неэффективного владельца к эффективному, создание многочисленных партий директората ТЭК, ВПК, АПК, региональных директорских групп, партий “интересов трудовых коллективов”, выступающих с лозунгами пересмотра итогов приватизации, говорит, в сущности, о поражении директората в честной экономической игре. Здесь может быть политическая победа, но она явно будет лишь чисто внешней и краткосрочной. Провалившийся актер может с помощью интриг убрать своего удачливого конкурента, но публика на его выступления все равно не пойдет. Самое плохое, что здесь может произойти, это серия обвальных банкротств, скачок инфляции и дефицита и быстрое возвращение на нормальную дорогу. Население, конечно же, пострадает, но во-первых, надо думать, кого выбирать, во-вторых, все это будет очень непродолжительно.
Более реальным претендентом на роль эффективного собственника выглядят крупные российские банки или, вернее, их дочерние структуры. Следует приветствовать в этом плане появление таких структур, как ФПГ. Экономически интересными могут оказаться ИНТЕРРОС вместе с ОНЭКСИМ банком и РОСПРОМ с банком МЕНАТЕП. Однако, они должны понять, что санация бывших советских производств — задача чрезвычайно сложная и долговременная. Здесь не обойтись без замораживания средств и невозможно рассчитывать на быструю и легкую прибыль.
Трудность задачи, к сожалению, способна отвратить потенциальных собственников от столь мало привлекательного наследства.
Таким образом, на втором этапе реформ центральной проблемой и федеральных, и региональных властей становится создание максимально благоприятного климата для возникновения фактического собственника (любого происхождения) и поддержки и помощи ему в работе по оздоровлению и оживлению производств. Защита отечественного производителя на этом этапе реформ должна была бы состоять не в защите директората и даже не в протекционистских мерах по защите отечественной продукции, но в защите отечественного капитала, выражающего сегодня явное и, будем надеяться, долговременное желание идти в производство.
Однако, прежде чем говорить о специфических задачах второго этапа, следует заметить, что первый этап оставил и ряд “своих” задач, которые не были своевременно решены и достались второму этапу как бы в наследство.
Вспомним, сколько писалось накануне реформ о роли жилищного строительства в выводе страны из кризиса. Последующая практика показала всю правильность такого взгляда. Жилищное строительство даже в самое неблагоприятное время было единственной развивающейся отраслью. Однако, не была проявлена забота об использовании ее инвестиционной привлекательности для общего экономического оздоровления. При выработке стратегии первого этапа реформы, пожалуй, все, может быть за редким исключением, настаивали на том, что именно жилищное строительство должно приобрести статус самой приоритетной программы. Легко вспомнить обсуждавшиеся аргументы. Тут и социальная привлекательность, и оттягивание средств с потребительского рынка на инвестиционный, и существенная помощь в решении проблемы занятости, и, благодаря широкой секторальности жилищного строительства, масса других факторов, благоприятных для отечественных производителей. Немаловажно и то, что своевременное налаживание механизма кредитования жилищного строительства могло бы оказать чрезвычайно оздоровляющее влияние не только на реальный, но и на финансовый сектор экономики. Жилищное строительство — это как раз та отрасль, где не надо было бояться введения льготных режимов. За счет его неминуемого расширения все “недополученное” вернулось бы в бюджет с хорошей скоростью и не менее хорошей лихвой. Однако, раздавая льготы направо и налево в “черные дыры” при каждом обсуждении бюджета, именно жилищное строительство хотят лишить и тех жалких намеков на льготы, которые оно имеет.
Крайне негативное влияние на экономическую ситуацию также оказало пренебрежение проблемами реформирования агропроизводства. Даже если подходить к вопросу со столь любимой реформаторами стороны — со стороны денежно-кредитной политики, — то невозвратность сельскохозяйственных кредитов — это незаживающая рана бюджета. Отсутствие ответственного собственника в агробизнесе, отсутствие механизма обеспечения целевого расходования средств, а главное действенных схем воз-вращения этих средств приводит к бессмысленным систематическим спорам о льготном кредитовании, товарном кредите и т.п. Неужели не понятно, что главная задача здесь не в изменении характера кредита (льготы) или его вида (товарный), но в том чтобы это был действительно кредит, то есть одалживание денег на возвратной основе. Ясно, что выдачи гарантий Минфином с последующем списыванием “кредита” будут продолжаться до той поры, пока в агропроизводстве не произойдет коренное изменение микроэкономических отношений. Консерватизм деревни не позволяет сделать это двумя или тремя федеральными актами. Это, однако, не значит, что проблема не решаема. Просто ее решение лежит на региональном уровне.
И решений этих будет множество. В том числе и довольно экзотических для центра. Нравится это или не нравится, но ничего другого не остается. Впрочем, после окончания первого этапа реформы в 1996 г. обсуждались оставшиеся нерешенными проблемы выбора государственного приоритета или же реформы в агропроизводстве. Весьма специфически обсуждалась и центральная тема второго этапа — тема появления эффективного собственника на месте собственника номинального. С энтузиазмом, достойным лучшего применения, требовали пересмотреть итоги приватизации и затеять еще один номинальный передел. Отсутствие законодательной базы приватизации давало полный простор любым фантазиям по поводу такого передела. Но, впрочем, и это не было главным предметом обсуждения.
Все споры и обсуждения концентрировались вокруг планирования и исполнения бюджета.
Вначале внимание правительства, парламента и прессы было сосредоточено на тех или иных расходных статьях. При этом обсуждалась возможность еще большего сокращения тех или иных расходов "в целом, по статьям". Позже, и со значительно меньшим интересом, заговорили о механизмах целевого расходования средств, строгой направленности выделяемых финансовых ресурсов. Нельзя сказать, что в этом направлении ничего не делается, но степени внимания к цифрам в целом, с одной стороны, и механизмам проводки этих цифр к конкретным объектам, с другой, несоизмеримы. А ведь несовершенство этих механизмов создает постоянную реальную опасность обвалов финансового рынка, так как гарантирует его спорадическую неконтролируемую подпитку. Это усугубляется инфляционными ожиданиями, выражающимися в стремлении "защитить деньги от инфляции". И все-таки при всей своей важности работа по созданию механизмов обеспечения строгоцелевого расходования средств также не лежит на главном направлении борьбы с бюджетным Дефицитом.
В сущности, надо честно дать себе отчет в том, что расходная часть бюджета сокращена уже до пределов возможного. Дальнейшее сокращение не может принести ощутимых успехов. Популистские шаги по сокращению расходов на управление свидетельствуют о полном тупике политики сокращения расходов. Дело в том, что расходы на управление в России и так достаточно малы по сравнению с другими странами. Их неоправданно низкий уровень уже сказался на качестве управления. Он явно стимулирует некомпетентность и коррупцию. Это вызывает недовольство населения по отношению к органам управления. Тогда объявляется их сокращение, которое, во-первых, уже невозможно, а во-вторых, при самом успешном исходе фактически не уменьшит бюджетных расходов, а ситуацию в управлении ухудшит. Таким образом, любое заявление о сокращении управленческого персонала — яркий показатель провала политики борьбы с бюджетным дефицитом путем работы с его расходной частью.
Генеральным направлением сокращения дефицита бюджета на наш взгляд является политика наращивания его доходной части. При всей очевидности этого положения мы не слышим ни конкретных предложений, ни споров по этому поводу, ни даже постановки вопроса для обсуждения. Такое пренебрежение важнейшей задачей выглядит по меньшей мере странным. Единственное, что звучало в последнее время по этому поводу, — призывы к правоохранительным органам об усилении контроля. Считается, что этот контроль очень легок и не осуществляется только по нерадивости исполнителей. Эта кампания проходит под лозунгом "повышения собираемости налогов". Трудно признать, что работа с доходной частью бюджета может быть сведена лишь к повышению собираемости налогов, но даже и эта достаточно узкая задача не должна трактоваться столь прямолинейно. Нет глубокого анализа методов, а главное причин сокрытия доходов. Принимаемые решения не подвергаются социально-экономическому исследованию на предмет их влияния на этот процесс. Так, например, совершенно ясно, что всплывшее в ходе обсуждений предложение о введении 30% налоговой ставки на доходы от вторичной занятости будет способствовать увеличению наличного денежного обращения и массовому уклонению от уплаты налогов в широких слоях населения, которые именно таким образом борются с последствиями скрытой безработицы по основному месту работы. Либо социальный взрыв, либо "черный нал” и натуроплата. К различным видам уклонения от уплаты налогов приводит и повышенное налогообложение наиболее прибыльных видов деятельности, например, банковской. Крайне негативное влияние на ситуацию оказало введение дополнительных поборов с “челноков”. Всякие попытки поднять налог на прибыль разными способами в течение 1996 г. привели к падению массы поступлений в бюджет от сборов этого налога.
Дурную роль в данном случае играют попытки подражать в налоговой политике странам с многовековым опытом развитой рыночной экономики. В частности, речь идет о переносе основной налоговой нагрузки с корпораций на физических лиц. Для того, чтобы оценить насколько такие попытки бессмыслены, стоит посчитать затраты государства в этих странах на создание и поддержание широкоразветвленной фискально-карательной сети, включающей в себя массу компонентов: от налоговой полиции, электронных денег и до специализированной адвокатуры и судов.
Для того, чтобы четко определить, каков магистральный путь преодоления кризиса, прежде всего следует задать вопрос, в чем суть кризиса. Анализ показателей выпуска продукции по отраслям, приведенный в главе 5, показывает, что в России происходит глубокий структурный кризис. Структура реального сектора экономики бурно меняется, но пока что только с помощью различения темпов спада по отраслям. Финансовый кризис является лишь следствием экономического структурного кризиса, а бюджетный в свою очередь следствием финансового. Дело не в том, что развивающаяся экономика из-за недостатков в организации финансового сектора испытывает трудности, или из-за неправильной организации фискальных сборов недодает средств в бюджет. Дело в том, что экономика испытывает структурную закономерную ожидаемую депрессию, и отсюда уже происходят все беды финансов и бюджета.
Конечно, в таких условиях не повышение собираемости налогов, а пути увеличения налоговой массы должны, на наш взгляд, больше всего заботить экономистов. Естественно, что когда экономика идет на подъем, то и государство богатеет. Когда будет ликвидирован спад производства, введена в разумные рамки инфляция, то увеличатся и налоговые поступления. Поэтому, по мнению ряда экономистов, необходимо покончить со спадом, осуществить структурную перестройку, повысить качество продукции, а потом уже налоговые поступления дадут возможность неинфляционного финансирования дальнейшего развития страны. Однако, все эти задачи — борьба со спадом, структурные сдвиги — требуют ведь больших инвестиций, а инвестиции при дырявом бюджете — это эмиссия, то есть инфляция, то есть невозможность инвестирования. Это тупик. На основании каких критериев предлагается осуществлять новое "ускорение научно- технического прогресса"? Если в качестве критериев выступают такие представления, как нужность для страны, высокие технологии, передовые позиции в мире, то экономика попадает в ситуацию, которую Ю.В.Яременко назвал "технократической конверсией" [23]. Иными словами идет выбивание денег для того, чтобы производить "то, что умеем делать". Это путь пренебрежения экономической целесообразностью. Внеэкономические цели, естественно, не дают возможности оздоровить экономику. Тем не менее такая политика осуществляется и весь спор идет именно в рамках этой политики: много давать или мало давать. При этом на вопрос “а для чего давать?” следуют самые разнообразные ответы, среди которых нет единственно необходимого: это даст быструю прибавку в бюджет.
Если четко поставить перед собой проблему увеличения доходной части бюджета, то многие вопросы, которые сейчас вертятся в порочном кругу, на наш взгляд, станут яснее. Еще со времен Адама Смита легкие налоги теоретически считаются лучшим способом расширения налоговой базы. Однако, в реальной политике финансисты не следуют этой теоретической установке, так как справедливо полагают, что процесс расширения налоговой базы требует времени, которого у них нет. Действительно, если финансист задумает расширять налоговую базу путем снижения налоговых ставок, а для этого потребуется два года, то снимут его, не дожидаясь окончания первого года. Таково общее мнение. Смеем утверждать, что в современной ситуации постсоветского экономического пространства это мнение в значительной степени неверно. Сегодня не требуется крупных инвестиций для расширения производства по тем позициям, которые уже производятся. Есть свободные мощности и незанятая рабочая сила. Спад по этим позициям обусловлен неконкурентоспособной ценой. Таким образом, общее снижение налоговых ставок сделало бы возможным поступление на рынок довольно значительной массы товаров, которые могли бы найти спрос. Необходимо проанализировать данную ситуацию. Имеющиеся статистические данные позволяют это сделать и дать предварительный прогноз, какова масса товаров, которые могут стать конкурентоспособными при снижении цены на них на определенный процент. Такое общее снижение не носит избирательного характера, не влечет за собой быстрых глубоких изменений и является средством, с одной стороны, поддержать бюджет в катастрофической ситуации, а с другой стороны, дать возможность предприятиям произвести маневр за то недолгое время, когда их продукция невысокого качества еще будет пользоваться спросом в условиях низкого уровня жизни населения. На наш взгляд, такого рода операцию лучше всего осуществлять через налог на прибыль. Побочным эффектом является уменьшение степени сокрытия налогов для высокодоходных предприятий типа банков и финансовых компаний. Ко всему прочему легализация их капитала, возникающего в результате капитализации легализованной прибыли, позволяет инвестировать его в производство и сократить работу с наличностью, тогда как нелегализованные средства могут идти фактически только в финансовые спекуляции и отчасти торговлю с последующим вывозом прибыли за рубеж.
Одновременно со снижением налоговой ставки на прибыль целесообразно принять меры по облегчению процедуры налогообложения малого бизнеса. Требования постановки кассовых аппаратов и контроля прибыли мелкорозничной торговли, а также запретительные указания по наличноденежному обороту малых предприятий не эффективны. Они подразумевают крупные затраты как со стороны предприятия, так и со стороны государства на контрольную сеть. В случае, если налоговые службы получают долю средств от взымаемых штрафов, то это становится источником злоупотреблений. Неминуемое в этой ситуации сокрытие доходов приводят к созданию криминальной структуры взимания дополнительных поборов в качестве платы за защиту и довольно быстро влечет за собой сращивание этих структур с контрольно-карательными органами. Предприятия малого бизнеса в условиях такого двойного обложения доходов идут на повышение цен и способствуют инфляции. На наш взгляд, целесообразно ограничиться продажей патентов на занятия мелким бизнесом, не стараясь скрупулезно контролировать прибыль. Такой подход способствует увеличению занятости, снижает значение различных инфляционных факторов, и способствует перекрытию каналов денежной подпитки криминального сектора. Однако, самое главное — это то, что такая мера немедленно увеличивает доходы бюджета.
Неоправданным в условиях кризиса представляется и ужесточение прогрессивной шкалы налогообложения доходов населения. Фактически это влечет за собой различные изощренные методы сокрытия доходов. При рассмотрении данного вопроса нельзя ссылаться на опыт других стран с рыночной экономикой. Как уже упоминалось, эти страны имеют чрезвычайно дорогостоящий аппарат выявления и наказания уклонений от налогообложения. Кроме того стабильная экономика в принципе имеет очень ограниченное число методов сокрытия доходов, что позволяет этому аппарату сосредоточиться на них, в то время как экономика переходного периода характеризуется спонтанным возникновением все новых и новых непредусмотренных законодательством каналов сокрытия. Кроме того во время реформенной нестабильности при прогрессивной шкале налогообложения периодически становится невыгодным высококвалифицированный труд, а высокоэффективные производства вынуждены частично уходить в теневую экономику.
Вопрос, который в переходном периоде особенно волнует экономистов, состоит в том, что именно переход характеризуется повышенной степенью неравномерности развития. Действительно, потребность в переходе возникает из-за искаженной структуры экономики и переход для перспективных направлений должен обеспечивать ускоренное развитие, а для неперспективных — спад. Если мы считаем, что государственное управление — это не ломка экономики в угоду внеэкономическим соображениям, а помощь, способствование прогрессивным переменам, то избирательность государственной поддержки выходит на первый план в работе экономических ведомств. Формы селективной политики могут быть весьма разнообразными — не только излюбленные льготные кредиты, но и бюджетные ссуды, налоговые каникулы и неизвестные в России, но уже опробованные налоговые договора. Самое главное в том, каков критерий выделения средств. На наш взгляд, здесь может быть только один критерий: увеличение налоговых поступлений в бюджет. Поясним этот подход на примере налоговых договоров. Очень часто различные производители называют высокие налоги при-чиной спада производства. В таком случае целесообразно потребовать от них проект, в котором было бы доказано, что снижение налоговой ставки позволит увеличить объем выпуска и, таким образом, повысить доходы бюджета.
Такой договор может заключаться только на четко оговоренный срок и предусматривать обязательства, гарантирующие поступления в бюджет по крайней мере той суммы, которая поступила бы в случае незаключения такого договора.
Теперь можно сформулировать общие принципы уменьшения бюджетного дефицита путем наращивания доходной части бюджета. Все решения в области налоговой политики опираются на анализ микроэкономики, то есть характера и механизмов возникновения цены. Здесь финансовая политика отходит на второй план и работа идет с так называемым реальным сектором экономики. Анализу подвергаются характер товара и факторы возникновения цены. По сути дела проводятся маркетинговые исследования. При отборе проектов той или иной налоговой политики соотношение меняется. Никакие соображения по развитию реального сектора во внимание не принимаются. Критерии лежат в финансовом секторе и носят чисто фискальный характер: как и когда увеличится доходная часть бюджета. При этом в случае селективной поддержки предусматриваются жесткая регламентация ее сроков и штрафные санкции при срыве проекта, которые опять же носят фискальный характер. Не подлежит сомнению, что такой подход может быть смягчен в период ликвидации бюджетного дефицита. Так же ясно, что и в переходный период не удастся выдержать его с требуемой жесткостью. Однако уже сама декларация такого рода принципов способна кардинальным образом дисциплинировать механизмы государственного вмешательства в экономику и в положительную сторону повлиять на обеспечение целенаправленности этого вмешательства.
Сегодня мы видим два подхода к борьбе с экономическим кризисом. Один из них, традиционный, игнорирует финансовый сектор, да и вообще, видимо, денежные отношения, и полностью базируется на внеэкономических соображениях по развитию реального сектора. Опасности такого подхода общеизвестны и вечные споры экономистов с аграриями и ВПК уже не вызывают даже интереса. Однако другой подход, новый для нас, обнажил свои недостатки последнее время достаточно сильно. Жизнь в финансовом секторе, оперирование лишь макроэкономическими показателями, без учета механизмов реального ценообразования, оказалась псевдожизнью. Рискуя навлечь гнев с обеих сторон, все-таки решусь утверждать, что, во-первых, анализ и исследование ситуации должны вестись исключительно в реальном секторе с использованием микроэкономического подхода, но, во-вторых, решения должны приниматься только на основании макроэкономических соображений — в нашей ситуации для сокращения дефицита государственного бюджета.
В условиях Республики Крым за период апрель - сентябрь 1994 г. в какой-то степени удалось осуществить такой подход [95, 96]. Возник он, может быть, не столько из глубоких теоретических соображений, сколько из того простого факта, что Республика Крым не эмитирует свою валюту, а потому не может эмиссионным способом покрывать дефицит своего бюджета. С другой стороны, только что пережив украинскую гиперинфляцию 1993 г., она имела разрушенную экономику, ко всему прочему раздавленную неимоверными налогами, значительно превышающими российские. Кроме того, на Украине действовал так называемый "фиксированный курс" валют, в 3 раза заниженный по сравнению с реальным. Первым делом произошел отказ от налога на доходы и переход к налогу на прибыль по унифицированной ставке 30%, включая банки. С 1 июля для граждан, занимающихся предпринимательской деятельностью без создания юридического лица, перешли к патентному сбору с освобождением от уплаты акцизов, НДС и подоходного налога. Сразу же за июль патенты приобрели 4 тыс. чел. В сентябре отказались от прогрессивной шкалы подоходного налога с переходом к двум ставкам 10% и 20%. Налоговые договора по снижению НДС были заключены с рядом предприятий, которые резко увеличили объем реализуемой продукции и поступления в бюджет. С 15 апреля был введен свободный курс валюты. За второй квартал на созданной валютной бирже Крыма было продано около 5 млн.$, свыше 3 млрд. руб. России и 60 тыс. БМ. Это сократило убытки предприятий за счет разницы курса на 253 млрд. крб. В 1 квартале, когда еще не было самостоятельной валютной политики, убытки составили около 200 млрд. крб., а это повлекло потери бюджета свыше 10 млрд. крб. и уход из Крыма около 7 млн.$. Только за I полугодие на валютные счета предприятий Крыма поступило в 1,4 раза больше свободно конвертируемой валюты, чем за аналогичный период 1993 г.
Такой подход от микроэкономики к макроэкономике прежде всего рассчитан на мобилизацию ресурсов предприятий и, следовательно, на улучшение положения в реальном секторе экономики. Во втором полугодии замедлился спад промышленного производства. Несмотря на объективные неблагоприятные условия, он стал ниже, чем по Украине в целом. Улучшилось финансовое состояние предприятий — число убыточных предприятий сократилось в 2 раза. Стабилизировался объем грузоперевозок и перевозок пассажиров по железной дороге, а перевозки автомобильным транспортом увеличились по грузам на 2,8%, по пассажирам — на 2,6%. Феодосийский морской торговый порт увеличил объемы грузопереработки на 29,6%. Объем перевозок авиакомпанией "Крым" за 8 месяцев составил 182% к уровню прошлого года. Значительно успешней, чем за два последних года, был проведен курортный сезон.
Все эти сдвиги произошли благодаря облегчению финансового бремени. Был подтвержден взгляд, что в условиях кризиса такого рода меры дают быстрый результат, так как основываются на незадействованных мощностях и рабочей силе. В то же время для государственных органов подлинная отдача от названных мер заключалась в улучшении состояния бюджета. Если в начале года наполняемость доходной части бюджета составляла 20% от плановых проектировок, то в мае уже начался небольшой рост, а начиная с июня, плановые проектировки превышались на 20 - 50%, и на 1 октября наполняемость доходной части бюджета по 9 месяцам в целом составила 85%. Такой цифры, видимо, нельзя найти на всем постсоветском пространстве. При этом необходимо учесть, что в 1994г. на Крым обрушилось небывалое стихийное бедствие — засуха, аналогов которой не было в течении последнего столетия, что повлекло за собой естественное сокращение поступлений от сельхозпредприятий и ряда других хозяйств. Кроме того, это увеличило расходную часть бюджета, но, несмотря на это, позволило пересмотреть тарифные соглашения в промышленности и повысить зарплату работникам бюджетной сферы. Если в апреле заработная плата в Крыму на 13,6% была ниже, чем в среднем по Украине, то в сентябре она стала на 6% выше.
Возможность провести налоговую реформу в Крыму была обусловлена налоговой замкнутостью Крыма. На 1994 г. с правительством Украины был заключен бюджетный договор, который предусматривал, что все налоги и сборы остаются в Крыму, Крым из них производил фиксированные платежи в бюджет Украины, а Украина финансирует ряд объектов на территории Крыма. В действительности намеченное финансирование Украиной фактически не осуществлялось, а фиксированные платежи исчезали в порядке взаимозачета. В данном вопросе нас, конечно же, интересует не ситуация Украина - Крым, а вопрос о разумном бюджетном федерализме России. Нереально пытаться осуществить налоговую политику, основанную на вышеописанном подходе "от микроэкономике к макроэкономике" на уровне правительства России, где физически невозможно оценить ни один проект, если это не стройка века, от которых мы, кажется, слава Богу, отказались. Селективная политика — это не политика поддержки предприятий, а тем более отраслей, это политика совместного осуществления конкретных проектов государством и предпринимателем с целью получения прибыли, то есть в сущности партнеры выступают как бы в одном качестве. Но это тоже нельзя делать на уровне правительства России. В принципе, здесь, видимо, возможны исключения типа ситуации с жилищным строительством или же, что весьма интересно, — с нефтегазовым комплексом. Однако, это исключения, хотя и важнейшие.
Но в таком случае необходим пересмотр схемы построения бюджетной иерархии. Принцип бюджетного регулирования в переходный период должен быть таков, чтобы регионы могли самостоятельно проводить политику увеличения доходной базы в полном объеме, так как центр этого сделать не в состоянии в силу невозможности работать со столь дробной информацией. Такой подход к построению бюджета позволил бы наполнить реальным экономическим содержанием пока лишь чисто политическое понятие федерализма.
Трудно утверждать, что предложенные рекомендации пригодны всегда и везде. Однако, кризисное состояние экономики России и, как его следствие, финансовый и бюджетный кризисы, диктуют, на наш взгляд, выбор в качестве главной оценки целесообразности фискальной политики повышение доходной части бюджета, а в качестве механизма движения в этом направлении — развитие бюджетного федерализма. При этом возможны различные методы государственного влияния на экономику при том условии, что единственным критерием их применения будет гарантированное повышение доходов бюджета.
Бытует возражение, что при переходе от слов к делу в вопросах бюджетного федерализма можно вызвать опасность распада России. Представляется, что это возражение не выдерживает проверки практикой, особенно после договоров с Татарстаном и Якутией-Саха. Скорее наоборот сепаратистские тенденции питаются недовольством из-за недополучения трансфертов из центра. Переход на систему трансфертов диктовался весьма благими побуждениями — сделать прозрачным вопрос, кто у кого и сколько берет. Но привел он к еще большей запутанности. Капитальные вложения из местных бюджетов далеко превысили федеральную составляющую, а прямые обязанности территорий, например, по финансированию образования, не выполняются в надежде на трансферты. Трансферты не привязали территории к центру, но, наоборот, дали предлог для роста недовольства центром. Практика показывает, что концепция бюджетного устройства и самого бюджета устарела. Во всяком случае ясно, что торможение в решении этой проблемы крайне негативно сказывается на переходе ко второму этапу реформы. Как и перед началом первого этапа реформы, страх перед кардинальными действиями носит разрушительный характер и мешает нормальным процессам.
Итак, на рубеже 1995 — 1996 гг. в экономической науке и практике возникло почти всеобщее осознание исчерпанности первого этапа реформы. Однако, никто не называет 1996 г. началом второго этапа. В отличии от первого этапа, которому предшествовали глубокие научные проработки, ко второму этапу мы подошли в некотором научном вакууме. Фактически научная база первого этапа формировалась в течении 10 - 20 предшествующих лет. Осмысляя проблемы и осуществляя конкретные действия, можно было опираться на двухресурсную модель Ю.Яременко, наработки комиссии Л.Абалкина, ваучеры В.Найшуля, анализ ценообразования В.Волконского, макроэкономический синтез Г.Явлинского и другие, может быть, менее известные, но вполне “рабочие” материалы.
Отсутствие конкретных целей, невозможность сформулировать задачи привели к тому, что 1996 г. был назван годом стабилизации, что в данном случае, видимо, является синонимом безвременья. Реформе, особенно такой глубокой, как российская реформа, когда происходит ломка коренных социальных и экономических отношений, период стабильности в середине пути, очевидно, категорически противопоказан. Стремление удержать status quo приводит к потери темпа, торможению и в конечном счете откату назад.
Рациональная экономика — это экономика развития. Наверное, ни у кого не повернется язык сказать, что российская экономическая реформа окончена. Но если она продолжается, то худшее, что можно придумать — это звать к экономической стабильности. И в “нормальных” экономиках все стремятся к росту, к развитию, к переменам, к новым горизонтам. Стабилизировался — сразу отстал. А уж на пути реформ делать себе привалы — это что-то по меньшей мере несуразное.
Вопреки надеждам, появившимся весной 1996 г., когда по данным Госкомстата РФ несколько месяцев подряд наблюдался некоторый рост ВВП и промышленного производства, общеэкономический подъем в первом полугодии 1996 г. так и не начался. Объем ВВП в сопоставимых ценах первых шести месяцев 1996 г. оказался на 6% меньше ВВП соответствующего периода прошлого года, выпуск промышленной продукции — на 4,5%. В июне индекс промышленного производства (по предварительным и, видимо, несколько заниженным данным) упал до 41% от среднемесячного уровня 1989 г., достигнув самого низкого значения за весь постперестроечный период.
Впрочем, с более узкой, конкретно-экономической точки зрения, прошедшее полугодие можно считать почти потерянным. Невозможность использовать реальные рычаги давления на регионы и крупные предприятия на фоне огромных “популистских” расходов привели к кризису бюджета, резкому росту стоимости обслуживания внутреннего госдолга, фактическому замораживанию государственных инвестиционных программ, что имеет, конечно, и долгосрочные последствия.
Такой поворот событий нельзя полностью объяснить политической неопределенностью. Главными все же представляются чисто экономические причины. Перед промышленными предприятиями остро встала проблема сбыта продукции. Из всех потенциальных покупателей продукции (население, правительство (бюджет), отечественные и иностранные предприятия) сейчас платежеспособными и надежными являются, по существу, только иностранные предприятия. Поэтому отрасли, ориентированные на экспорт или нашедшие выход на мировые рынки, работают более или менее стабильно, а отрасли, производящие инвестиционные товары или испытывающие конкуренцию со стороны импортных товаров по-прежнему находятся в трудном положении.
Производство сырья и материалов в первом полугодии 1996г. повторяло динамику общепромышленного индекса или, точнее (учитывая удельный вес этой продукции в сводном индексе), - определяло ее, колеблясь на уровне на 3 - 4 пункта выше общепромышленного показателя. В июне выпуск сырья и материалов составил 44,7% от среднемесячного уровня 1989 г. Как и для промышленного производства в целом, это абсолютный минимум за все последние годы.
Внутри сырьевого комплекса динамика выпуска продукции заметно разнится. Стабильно работала электроэнергетика, которая очень часто не имела права отключить своих потребителей даже в том случае, если они не платили за электричество. По сравнению с первым полугодием 1995 г. производство в электроэнергетике снизилось на 2,2% (при сокращении производства в отраслях производственной сферы на 4,5%), составив 84% от среднего уровня 1989 г. (существенно больше, чем в любой другой отрасли промышленности). Такое положение кончилось, как и положено, волной забастовок и даже голодовок лишенных зарплаты энергетиков и, отчасти, их поставщиков шахтеров.
Производство в топливных отраслях, черной и цветной металлургии осталось практически на уровне прошлого года. Колебания составили не более 2%. Однако, в химической промышленности в первом полугодии 1996 г. производство снизилось на 13%. После кратковременной “ремиссии”, имевшей место в первой половине 1995 г., в
1996 г. продолжилось падение производства в лесной, лесоперерабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности. Основную роль здесь сыграло неблагоприятное изменение конъюнктуры на мировых рынках, повлекшее за собой сокращение экспорта. Общий уровень производства в этой отрасли составил в январе — июне 1996 г. 31% от среднемесячного выпуска 1989 г.
По прежнему не прекращалось падение производства в машиностроении: по отношению к первому полугодию 1995г. оно достигло 22%. Общий объем продукции гражданского машиностроения составил в первом полугодии 1996 г. около 24% от уровня 1989г. К депрессивным относятся практически все машиностроительные отрасли. Пожалуй, единственное производство, в котором не наблюдалось столь удручающего снижения, — это выпуск легковых автомобилей. Далеко не в последнюю очередь это связано с защитой продукции ВАЗа с помощью высоких таможенных пошлин.
Отрасли, производящие потребительские товары, также далеки до выхода из кризиса. Так, в первом полугодии 1996 г. выпуск продукции легкой промышленности снизился по отношению к первому полугодию 1995 г. еще на 20% (от уровня 1989 г. “осталось” всего 16%). Производство продукции пищевой промышленности в первом полугодии 1996 г. увеличилось по отношению к первому полугодию прошлого года на 5%, однако этот прирост достигнут почти исключительно за счет резкого расширения выработки растительного масла и сахарного песка.
В первом полугодии 1996 г. заметно снизилась доля прибыли в цене промышленных предприятий. Это объясняется тремя факторами. Во-первых, проведенная в начале года переоценка основного капитала привела к росту амортизационных списаний. Во-вторых, директоров предприятий стала всерьез волновать проблема сбыта продукции и соответствие цен платежеспособному спросу. В-третьих, предприятия стали широко применять различные схемы занижения прибыли с целью ухода от налогов.
В силу тех же причин в первом полугодии 1996 г. увеличилось число убыточных предприятий. Сказалось здесь и отсутствие дешевых централизованных кредитов, и недофинансирование экономики из бюджета.
Обычно промышленному подъему и росту производства предшествует рост инвестиций. Иначе говоря, инвестиционный цикл является “опережающим” по отношению к общеэкономическому. В России капитальные вложения пока продолжают сокращаться: в первом квартале 1996 г. объем капитальных вложений в неизменных ценах оказался на 10% меньше, чем за год до этого (от среднеквартального уровня 1989 г. он составил всего 21,9%).
Производство строительных материалов снизилось по сравнению с первым полугодием 1995 г. на 17%. Особенно сильным падение было в первом квартале. Во втором месячные объемы производства сравнялись с прошлогодними.
Самой благополучной сферой в капитальном строительстве, как и ранее, являлось возведение жилья, но появились тревожные тенденции. Так, прирост в целом по сравнению с первым полугодием 1995 г. составил всего 1%, хотя, например, в Москве достиг 18%. Во второй половине года прирост в целом по России уже не наблюдался.
За январь - июнь 1996 г. экспорт в страны дальнего зарубежья составил 32,7 млрд.$ (на 2% больше, чем в соответствующем периоде 1995 г.). Импорт из стран дальнего зарубежья составил 21,2 млрд.5 (тоже прирост на 2,5%). Экспортно-импортное сальдо было устойчиво положительным, что считается парадоксальным в условиях укрепления национальной валюты, когда эффективность экспорта снижается, а импорта — растет. Иногда это объясняется только желанием вывести валюту за рубеж в преддверии президентских выборов. Дело, видимо, не только в выборах, но и в том, что в стране пока не созданы нормальные и безопасные условия функционирования капитала.
Положение экспортеров в первом полугодии улучшилось благодаря отмене со второго квартала экспортных пошлин (за исключением пошлины на нефть). Однако все равно по соотношению экспортных и внутренних цен в январе — июне безусловно эффективным был лишь экспорт нефти, газа и большинства цветных металлов. Неблагоприятным оказалось соотношение цен для экспортеров черных металлов и химической продукции. Это привело к уменьшению экспорта и сокращению производства этих видов продукции.
В начале 1996 г. импорт заметно снизился из-за введения паспортов сделок и усиления государственного контроля за вывозом капитала. Динамика месячных показателей по импорту в течение всего полугодия свидетельствует, что импортеры приспособились к новым условиям.
Товарная структура экспорта характеризуется увеличением доли нефтепродуктов, газа, черных и цветных металлов, машин и оборудования, водки. Сократился экспорт химической продукции, а также продукции лесной и целлюлозно-бумажной промышленности.
В структуре импорта увеличилась доля черных металлов, сахара, зерна, медикаментов. Сократился импорт машин и оборудования, мебели, большинства видов пищевой продукции, в том числе алкогольных напитков.
Все первое полугодие 1996 г. продолжалось замедление инфляции. Если в январе потребительские цены выросли на 4,1%, то в июне всего на 1,2%. За шесть месяцев потребительские цены выросли на 15,6%, оптовые цены предприятий на 14,4%. Пару лет назад цены возрастали на такую величину не за полгода, а за две-три недели. В 1996 г. инфляция перестала быть “проблемой номер один” российской экономики.
Заметим, что в 1993 — 1995 гг. рост оптовых цен предприятий опережал рост потребительских цен. Нынешняя ситуация свидетельствует о том, что директора предприятий и оптовые торговые формы в значительной степени адаптировались к ситуации умеренного роста цен и озаботились проблемой сбыта продукции.
По скорости роста оптовых цен лидерами в первом полугодии 1996 г. были электроэнергетика и промышленность строительных материалов. В ряде случаев оптовые цены опережающими темпами росли именно по тем видам продукции, по которым имел место наибольший спад производства (скажем, по каустической соде, металлорежущим станкам, тракторам). Здесь отсутствие реального платежеспособного спроса производители все еще пытались компенсировать повышением цен.
В первом полугодии 1996 г. ЦБ по-прежнему держал под контролем курс доллара, обеспечивая его повышение на 0,7—2% в месяц.
Основная финансовая проблема 1996 г. заключалась в резком обострении бюджетного кризиса. В первом полугодии доходы федерального бюджета составили только 66% от запланированных, налоговые поступления — еще меньше (около 58%). Недобор налогов Минфин частично компенсировал увеличением реализации государственных запасов на внутренних и внешних рынках (соответственно на 172% и 44% по сравнению с планом).
По расходам исполнение федерального бюджета в первом полугодии 1996 г. также составляло 72%. При этом план расходов на государственное управление был исполнен на 105,9%, на оборону на 72,3%, на образование на 88,2%, на здравоохранение на 52,6%. Сильнее всего расходы были срезаны на промышленность, энергетику и строительство (36,7% от плана), а также на культуру и искусство (25%).
Дефицит федерального бюджета был значительно выше запланированного уровня. В покрытии бюджетного дефицита большую, чем запланировано, роль сыграли внешние заимствования, причем не только у МВФ, но и у иностранных государств. Однако наибольшая нагрузка пришлась все же на рынок внутренних заимствований ГКО - ОФЗ, который накануне выборов был близок к кризису, а затем, вследствие непомерно возросшей стоимости обслуживания долга, по существу, нуждался в санации.
Особенностью первого полугодия 1996 г. стало опережение темпов роста денежной массы над темпами роста цен. Тем не менее, это не означало отхода Правительства и ЦБ от политики финансовой стабилизации. Разогрева инфляции не произошло, поскольку вследствие укрепления национальной валюты увеличился спрос на рубли, а это, в свою очередь, вызвало уменьшение скорости обращения денег. Подобный феномен обычно считается одним из свидетельств успешности проведения политики финансовой стабилизации.
Издержками этой политики явился рост различных видов задолженности. Задолженность покупателей промышленной продукции на 1-е июня составила 138,7 трлн. руб., то есть значительно выросла и достигла 168% от месячного производства промышленной продукции. Более чем на 3 месяца было просрочено 112,6 трлн. К 1 сентября задолженность достигла абсолютного максимума за все время реформ — 183,3%.
В общем объеме просроченной задолженности на государственных заказчиков в июне непосредственно приходилось всего 5 трлн. руб., но эта величина значительно увеличивается, проходя по всей цепочке межотраслевых связей, в частности от производителей вооружений до металлургов и энергетиков.
Быстро росла в первом полугодии 1996 г. задолженность по заработной плате, в том числе из-за отсутствия прямого бюджетного финансирования. Остроту проблемы удалось несколько снизить лишь в марте — апреле в рамках предвыборных акций за счет чрезвычайного перенапряжения рынка ГЦБ, на котором Минфин привлекал недостающие средства. Уже в мае задолженность по заработной плате возобновила свой быстрый рост. К июню отношение просроченных средств на потребление к денежным доходам населения достигло 27%, а к октябрю и вовсе вышло на уровень 34,7%.
В мае - июне возникли серьезные сложности в работе ряда крупных российских банков: Уникомбанка, Кредобанка, Тверьуниверсалбанка, что вызвало проблемы с ликвидностью у ряда средних и мелких банков. В основе этого лежит усложнение работы банков в условиях жесткой финансовой политики Правительства, резкого замедления инфляции, ухудшения экономического положения ряда предприятий и отраслей, отсутствия продуманной системы поддержки банков со стороны ЦБ.
Номинальная начисленная среднемесячная зарплата рабочих и служащих за год (с июня 1995 г. по июнь 1996 г.) возросла на 74%, реальная заработная плата, выраженная в неизменных рублях с покупательной способностью декабря 1990 г., — на 15%, выраженная в долларах, — на 59%. В среднем по стране июньская зарплата составила 835 тыс. руб. (162 доллара).
В отличие от предыдущих лет, среднедушевые доходы населения росли медленнее, чем начисленная заработная плата. По всей видимости, это объясняется увеличением “зазора” между начисленной и полученной заработной платой.
В первом полугодии 1996 г. продолжился рост сбережений населения, достигших в июне 628 долларов в среднем на душу населения. В июне 1996 г. сбережения превышали месячный доход в 4,1 раза (против 2,7 в начале 1995 г.). Несмотря на ухудшение ситуации с доходами, и во втором полугодии сбережения продолжали расти, составив к октябрю 691 доллар в среднем на душу населения. Это свидетельствует о продолжении процесса восстановления сбережений, обесцененных в 1991 — 1992 гг., хотя все-таки не у тех слоев населения, которые их тогда потеряли.
Численность официально зарегистрированных безработных в первом полугодии 1996 г. возросла на 12% и составила в июне 2,6 млн. чел. Заметим, что в июне численность безработных немного уменьшилась, но этот факт имел чисто статистическое происхождение: по новой методике из числа безработных исключаются те, кто получил направление на общественные работы.
Каковы же уроки “потерянного” года? Во-первых, в системе хозяйственного права России по-прежнему существуют значительные пробелы, а “прозрачность” экономики далека от современных западных стандартов. Эти факторы будут сдерживать приток денег нерезидентов, а резиденты по-прежнему будут сталкиваться с повышенными рисками.
Во-вторых, общая характеристика ситуации в реальном секторе — глубокая депрессия. Отдельные “точки роста” возникают, когда удается организовать сбыт продукции за рубеж. Однако, в случае неблагоприятных изменений конъюнктуры на мировых рынках производство опять начинает сокращаться (как это было в химической, деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности).
Таким образом, структурный сдвиг, который происходит, начиная с 1993 г., когда экономика начала хоть и слабо реагировать не только на институциональные перемены, но и на макроэкономическую политику, пока не приводит к росту в перспективных отраслях, но лишь к замедлению их спада.
В-третьих, несмотря на сужение реального сектора, внешнеторговые обороты возрастают. Годовой темп роста российского экспорта составил 5%, импорта — 6% (по данным за январь — сентябрь 1995 и 1996 гг.), экспортно-импортное сальдо остается устойчиво положительным (не менее 1,2 млрд.$ в месяц). Российские предприятия демонстрируют уверенность лишь в иностранных партнерах.
В-четвертых, анализ динамики активных статей балансов с 1 января 1995 г. по 1 июня 1996 г. позволяет сделать следующие выводы:
- банковская система России фактически все больше превращается из 2-уровневой (ЦБ - коммерческие банка) в 3-уровневую (ЦБ — Сбербанк — коммерческие банки). В течение последних полутора лет баланс Сбербанка рос существенно быстрее, чем у коммерческих банков (270% у Сбербанка, 17% у комбанков). Различия в темпах роста особенно возросли после августовского кризиса 1995 г.;
- несмотря на общий рост валюты баланса, Сбербанк сократил выдаваемые им рублевые и валютные МБК на 40%. Комбанки сократили рублевые МБК после августовского кризиса (на 31% по сравнению с 1 мая 1995 г.), но валютные МБК продолжали расти. По сравнению с докризисным уровнем — на 68%;
- портфель ГЦБ Сбербанка увеличился за полтора года в 15 раз, портфель ГЦБ коммерческих банков — всего в 2,8 раза;
- рублевые коммерческие кредиты Сбербанка выросли в 4,8 раза, кредиты коммерческих банков - в 2 раза. Валютные коммерческие кредиты Сбербанка увеличились в 3,4 раза, кредиты комбанков — в 1,6 раза;
- опережающими темпами расширялись операции по учету векселей и покупке иностранных ценных бумаг. Так, учет векселей по Сбербанку возрос в 30 раза, по комбанкам — в 9,6 раза.
Анализ динамики пассивных статей балансов с 1 января 1996 г. по 1 июня 1996 г. (данные на начало 1995 г. отсутствуют) показывает, что в ресурсной базе банков увеличиваются, главным образом, собственные средства и средства населения, тогда как средства бюджетов, банков и предприятий сокращаются. В цифрах это выглядит так:
- собственные средства Сбербанка выросли на 40%, коммерческих банков — на 37%;
- рублевые депозиты населения в Сбербанке увеличились на 45%, в комбанках — на 20%. Прямых сведений по валютным депозитам населения в сводном балансе банков нет, но данные балансов доходов и расходов населения, содержащие информацию о структуре сбережений, позволяют предполагать, что валютные депозиты населения выросли примерно в той же пропорции;
- рублевые расчетно-текущие счета в комбанках сократились на 16%, рублевые депозиты предприятий - на 17%;
- текущие валютные счета в комбанках возросли на 40%. Значительная часть этого прироста пришлась на депозиты населения. Текущие счета в валюте возросли у предприятий, проводящих экспортно-импортные операции;
- рублевые и валютные МБК по коммерческим банкам снизились: по рублям — вследствие общего снижения оборотов, по валюте — вследствие сокращения операций Сбербанка;
- в начале года средства бюджетов в банках сократились на 70 - 80%, но потом постепенно возрастали: в комбанках примерно до 60% от суммы на начало года, в Сбербанке до 95%.
Замедление инфляции и снижение доходности большинства финансовых инструментов, продолжающаяся депрессия в реальном секторе усложнили положение многих банков. В связи с этим обостряется межбанковская борьба за клиентскую базу, а во внутрибанковской деятельности возрастают требования к управлению рисками.
Наконец, пятое и, может быть, основное из симптомов экономической болезни - это бюджетный кризис, о котором уже говорилось. Общая сумма недофинансирования за полугодие составила 60 трлн. руб.
Объем заимствований на внешнем и внутреннем рынках почти достиг уровня, запланированного на полгода (42,7 трлн. руб. на 1 июля 1996 г. против 44,3 по плану). Однако привлечение средств с рынка ГЦБ обошлось Минфину существенно дороже, чем было запланировано. В январе — июне бюджетная эффективность рынка ГКО - ОФЗ (отношение поступлений в бюджет к приросту долга) составила 32% при заложенных в бюджет 80%.
Из-за роста стоимости обслуживания госдолга дефицит, рассчитанный по методике МВФ, то есть с учетом выплаты процентов по ГЦБ, к концу 1 полугодия вышел за согласованные с МВФ границы. Это осложнило получение очередного транша кредита ЕРР. Стремясь снизить стоимость заимствований, Правительство пошло на почти полный отказ от привлечения средств в бюджет с рынка ГКО - ОФЗ (всего 1,1 трлн. в июне и 0,2 трлн. в июле).
С другой стороны, с 1 января по 1 июня 1996 г. денежная масса (агрегат М2) увеличилась на 20,8% при росте цен за этот период на 15,5%. Превышение темпов роста денежной массы над темпами инфляции (при сокращении физического объема производства) свидетельствует о замедлении скорости обращения рублевой денежной массы (примерно на 6% за полугодие). В свою очередь, снижение скорости обращения денег, обусловленное ростом доверия к рублю, позволяет монетарным властям увеличивать объемы эмиссии без разогрева инфляции.
Итоги года нельзя признать ни утешительными, ни неутешительными. Инфляция фактически остановлена, а инвестиций как не было, так и нет. Государственный долг, и внешний, и внутренний, возрос до вполне приемлемых величин по мировым стандартам, но никаких надежд на появление средств для его обслуживания нет. Падение производства в некоторых отраслях замедлилось, но никаких “точек роста” кроме безотказного жилищного строительства не появилось.
Таблица 6.1
Исполнение бюджета за 1-е полугодие 1996 г.
Расчитано нами.
Менеджмент предприятий осознал роль платежеспособного спроса в экономике, но никаких шагов в направлении структурного сдвига не смог предпринять. Правительство не только не предприняло шагов, но и не поставило никаких целей для развития экономики, однако намеченную финансовую программу выполнило. Зарплату населению не выплатили, но она выросла.
Нельзя сказать, что из российской экономики вовсе исчезло плановое начало. Текущее (годовое) планирование осуществляется путем подписания ряда совместных документов Минфином, ЦБ России и МВФ. При этом традиционно используется прогноз Минэкономики, который, по идее, должен оценивать более долгосрочные последствия принимаемых решений. В принципе такая практика не может вызывать возражений поскольку учитывает интересы кредитора и заемщика.
Однако на практике методики, по которым рассчитываются основные параметры, да и сам подход к выбору этих параметров, подвергаются сомнению с обеих сторон и в работах ряда независимых ученых. Прежде всего это касается выбора главного управляющего воздействия — таргетирования объема денежной массы. Чтобы дальше не засорять русский язык, мы в дальнейшем вместо термина “таргетирование” будет употреблять абсолютно адекватный в данном случае термин “планирование”. Планируется, впрочем, не М3, как это продекларировано, а чистые внутренние активы (ЧВА) ЦБ. Уже это вызывает некоторые вопросы, поскольку говорить о ресурсно-технологической стабильности в период происходящих структурных изменений, можно только с большой натяжкой.
Второе весьма серьезное и, может быть, основное сомнение вызывает сам метод планирования развития экономики через объем денежной массы. В сущности почти все страны уже отказались от этого устаревшего и во многом “топорного” метода. Что касается Бундесбанка, то он при планировании объема денежной массы использует методики, принципиально отличающиеся от тех, которые применяются в нашем случае. Признавая, мягко говоря, несовершенство планирования объемов денежной массы, МВФ мотивирует свое нежелание перейти к более цивилизованному методу планирования учетной ставки процента более легкой возможностью контроля за соблюдением Россией подписанных обязательств в первом случае.
Не отрицая способности российских денежных властей обмануть кого угодно, все-таки смеем предположить, что целесообразнее было бы потратить не такие уж значительные усилия для выработки действенной методики контроля, чем продолжать пользоваться доисторическим методом планирования.
Во всяком случае, даже в рамках этого метода необходимо немедленно прекратить использование при расчетах краткосрочных прогнозов изменения ВВП, опираясь хотя бы на опыт Бундесбанка, который в такой ситуации берет среднегодовое значение десятилетнего прогноза, а отнюдь не соображения Минэкономики по поводу следующего года. Ясно ведь, что при столь краткосрочной подстройке наблюдается эффект обратного влияния, и заниженный объем денежной массы угнетающе действует на рост ВВП.
Абсолютно профессионально необъяснимая ошибка была допущена при планировании объема денежной массы на 1996 г. Если было совершенно ясно, что инфляция существенно приостанавливается, то каким же образом можно было закладывать в расчеты увеличение скорости обращения денег? Здесь даже нельзя ссылаться на теоретическую неподготовленность разработчиков. Только что подобная ошибка была допущена по отношению к ряду центральноевропейских стран. Хотя бы проанализировав этот случай, можно было попытаться не допускать опять ту же самую ошибку.
Впрочем, логику таких действий можно понять. Если в 1992 г. инфляция в России была запущена “топорным” методом, то и вырубать ее в 1995 — 1996 гг. решили тоже топором. Тем не менее, сейчас уже всем ясно, что объем денежной массы в России недостаточен для развития экономики и становится реальным тормозом для дальнейших реформенных действий.
Естественно, что ремонетизация страны должна проходить чрезвычайно осторожно и ни в коем случае не повлечь за собой возвращения сильной инфляции. По нашему мнению, верхним барьером инфляции на втором этапе реформы должны быть 15% годовых. Однако, нижний барьер не должен опускаться ниже 10%. Проводя ремонетизацию, следует внимательно следить за равномерностью осуществляемых действий. Отрицательная инфляция в сентябре 1996 г. должна быть отнесена не к заслугам, а к просчетам денежных властей. Ясно, что можно было несколько увеличить денежную массу, не вызвав роста инфляционных ожиданий.
Разработка и проведение программы ремонетизации экономики — вкупе с переходом от планирования денежной массы к управлению учетной ставкой процента — являются главными задачами денежных властей в финансовом секторе на втором этапе реформы.
Нормализация соотношения объема денежной массы и ВВП потребует, конечно же, и более тонкого подхода к экономическому планированию, и реальных доказательств своего профессионализма в этом отношении перед международными финансовыми организациями. Ясно, что продолжения топорных методов работы российское общество уже не выдержит.
Следует осознать, что сегодняшние разумные экономические действия должны быть подчинены одной цели — обеспечить начало нового производственного строительства в широком масштабе. Поддержание существующих производств бессмысленно, они устарели морально и физически, их потери кадрового потенциала невосполнимы.
Решение социальных проблем лежит в производственном секторе, а не в бюджетных выплатах. Система социальных выплат малоимущим не оправдывает себя. Сокращающийся бюджет не справляется с социальными задачами.
Формирование эффективного частного сектора приостановилось. Здесь нужна определенность, но больше всего — удешевление кредитных ресурсов.
На российскую экономику перешла самая неприятная особенность советского хозяйственного права — невозможность эффективно вести свое дело при соблюдении всех законодательных и подзаконных актов.
Основной проблемой в сфере труда стало изменение структуры занятости. Это вызвано несоответствием устаревшего предложения труда и новых требований к его качеству и структуре по профессиям.
В связи с этим перед экономическими властями ставятся глобальные задачи второго этапа. Повысить реальный уровень жизни населения прежде всего через оздоровление производства. Принять меры к приостановке спада производства и создать предпосылки для его дальнейшего роста. Не допускать развала денежного обращения, одинаково избегая высокой инфляции и дефицита. Обеспечить оживление процесса капитальных вложений в российскую экономику. Для этого осуществить следующие мероприятия:
- незамедлительно провести инвентаризацию всего корпуса актов, касающихся хозяйствования, с целью аннулирования тех из них, которые не дают возможность поддерживать и расширять производство, а также стимулируют хранение капитала за рубежом;
- обеспечить государственное управление государственной собственностью. Упростить процедуру освобождения директора и назначения временного управляющего. Широко практиковать назначение временных управляющих частных фирм, рассматривая их как государственных агентов по управлению государственным имуществом с целью его финансово-производственного оздоровления. В случае успеха давать возможность этим фирмам выкупать предприятие. Преимущественно таким путем осуществлять приватизацию. Определяющими должны быть не фискальные цели, а решение задачи передачи собственности в руки реального (эффективного) инвестора;
- подчинить реформу ВПК реформе армии и требованиям рынка. Ориентировать промышленный потенциал на нужды сокращенной армии, вооруженной современным оружием преимущественно тактического характера. Другие типы вооружений производить и модернизировать, если они имеют спрос на внешнем рынке. Реорганизовать промышленность, выделив, где это возможно, военные производства в отдельные предприятия. Не допускать перекладывания издержек с гражданской на военную продукцию и наоборот, чтобы обеспечить конкурентоспособность отечественной продукции на внутреннем и внешнем рынках;
- в целях концентрации капитала для реализации крупных проектов перевооружения и реконструкции производства, стимулировать создание финансово-промышленных групп. Учитывая наличие значительных капитальных вложений в сырьевых отраслях, большая часть которых в настоящее время направляется на закупку импортного оборудования, оказывать поддержку в формировании ФПГ, объединяющих предприятия сырьевой и машиностроительной направленности;
- учитывая необходимость привлечения финансового капитала крупнейших российских банков для реализации дорогостоящих инвестиционных проектов предприятий и учитывая естественное желание заимодавцев контролировать процесс возвратности средств, при формировании ФПГ следует снять ограничения на возможность вхождения банка только в одну группу, размеры приобретаемого пакета акций для банков, перекрестное владение акций;
- облегчить доступ к финансовым ресурсам для малых и средних предприятий. Укрепить законодательную базу взаимодействия руководителей предприятий всех форм собственности и местных властей. Защитить эту категорию трудящихся от преступности и произвола. Широко развивать систему патентования малого бизнеса;
- приветствовать иностранные инвестиции в Россию, понимая, что их рост может быть обеспечен только при росте отечественных инвестиций. Идти по пути создания для иностранных инвесторов национального режима, не допуская для них преимуществ по сравнению с отечественными. Поощрять работу иностранных инвесторов через отечественные инвестиционно-финансовые организации. Обеспечить безопасность возвращаемым средствам населения и предприятий, ныне сохраняемым за рубежом;
- провести реформу системы образования с целью приведения в соответствие структур и качества спроса и предложения труда. Особое внимание уделить системам кредитования профессионального обучения и переквалификации;
- перейти от системы планирования прироста денежной массы (фактически чистых внутренних активов ЦБ) к управлению ставкой банковского процента и обменного курса валют через действия ЦБ на кредитном и валютном рынках;
- продолжить политику соглашений с международными финансовыми организациями, резко усилив отстаивание собственных позиций. Не допускать решений, приводящих к сужению внутреннего рынка, падению сельскохозяйственного производства, сокращению доходов бюджета и населения. Переключить основное внимание при составлении любых соглашений и меморандумов с чисто финансовых вопросов на проблемы общеэкономического развития. Возродить и поддерживать репутацию России как надежного партнера в мировых экономических отношениях;
- неуклонно проводить политику переориентации средств с потребительского рынка на инвестиционный. Поддержать систему негосударственных пенсионных фондов, страховых организаций, жилищного кредитования, цивилизованных инвестиционных компаний. Содействовать расширению сети банков, способных работать со средствами населения. Обеспечить государственную помощь в развертывании системы инвестиционных банков, поощряя приток капиталов в производство. Придерживаться принципа, что только наращивание капитальных вложений может остановить инфляцию без разрушения производственной базы;
- использовать механизм облигационных займов под гарантии органов власти (федерального и регионального уровней) для привлечения средств населения. Стимулировать также использование механизма займов конкретных предприятий под залог акций или имущества в целях привлечения временно свободных средств предприятий-потребителей их продукции. Займы могут оформляться в виде облигационных и предусматривать последующую конвертацию в акции предприятий. Прекратить практику преследования вексельного обращения;
- нормализовать налоговую политику в стране путем кардинального поворота. Идти по пути расширения налогооблагаемой базы с помощью снижения налоговых ставок. Унифицировать формы взаимодействия предприятий с бюджетом с целью стимулирования производства и увеличения общей массы налоговых поступлений. Не допускать чрезвычайных мер и отказа от декларированного порядка в области налоговой политики;
- предусмотреть возможность предоставления налоговых льгот предприятиям лишь в тех случаях, когда снижение ставок налоговых отчислений приведет к сохранению или росту массы налоговых поступлений. Снижение норм налоговых отчислений позволит предприятиям увеличить объемы производства, что в свою очередь сохранит налоговую массу. Освоить практику предоставления льгот через оформление договоров с Министерством финансов РФ или соответствующими региональными органами и предусматривать применение санкций к их нарушителям, вплоть до объявления банкротства;
- выработать и законодательно закрепить принципы и технологию осуществления бюджетного федерализма. Максимально возможно перенести как расходные, так и доходные статьи бюджета с федерального на региональный уровень. Не допускать нарушений Закона о бюджете и бюджетных соглашений со стороны федеральных и региональных органов власти.
Хотя, как уже говорилось выше, основной задачей второго этапа является обеспечение роста ВВП, но он не будет еще этапом роста, на наш взгляд. Когда появится устойчивый рост, это будет уже окончанием второго этапа. Задачи, связанные с работой экономики в условиях роста, — это задачи третьего этапа. Второй этап можно назвать этапом структурного сдвига, изменения системы управления хозяйствующими субъектами, конверсией в широком смысле этого слова. Второй этап — это этап кредитования реального сектора и инвестирования в реальный сектор. Он должен заложить основы будущего роста. К сожалению, на первом этапе не было создано предпосылок для плавного и успешного вхождения во второй этап. Граница между первым и вторым этапом оказалась слишком жесткой и трудно преодолимой. Неудачный опыт 1996 г. показывает, что второй этап не может начаться сам по себе. Он требует целого набора радикальных реформенных действий, которые опять, как и в предреформенный период, сдерживаются печально известным разрушительным страхом. К сожалению, бюджет 1997 г. демонстрирует тот же разрушительный страх. Основным мотивом становится слишком знакомая фраза “нам бы день простоять да ночь продержаться”, а остановка инфляции сама по себе обеспечит инвестиции когда-нибудь. Возникает опасение, что все опять кончится чем-то вроде судорог 1992 г. Но на этот раз не в области цен, а в области занятости.
Начиная эту книгу, мы говорили, что в России происходит не просто экономическая реформа, но существенное изменение культурного плана, то есть образа жизни, иерархии ценностей и т.д. Дело социальных психологов, а, может быть, даже просто психологов исследовать эти процессы. Нас интересует соотношение претензий и достижений, которое определяет общеэкономическое осознание населением итогов первого этапа реформы.
Естественно, что самые завышенные претензии на личный успех были у тех слоев, которые активно стремились к реформам. Прежде всего это была интеллигенция как творческая, так и техническая. Являясь крайне малочисленным слоем, творческая интеллигенция тем не менее способна оказывать сильное давление на массовое сознание. Речь в данном случае не идет об элитной части творческой интеллигенции, характер и психология которой не определяются ни закономерностями развития страны, ни наличной экономической, политической или социальной реальностью. Эта элитная часть всегда ведет пропаганду в среде близких ей слоев массового интеллигентного трудового ресурса в направлении либерализации всех аспектов общественной и личной жизни. Однако, социальный эффект, видимо, проявляется лишь тогда, когда массовый интеллигентный трудовой ресурс заражается иллюзией о собственной элитности и начинает соответствующее давление на остальное население.
Осуществляется это давление через творческую часть массовой интеллигенции, но безусловно при полном сочувствии и решающем согласии других интеллигентских слоев и прежде всего многочисленного отряда технической интеллигенции.
Можно сказать, что ориентированная на mass media творческая интеллигенция играет роль посредника между элитным творческим ресурсом и технической интеллигенцией. Если давление со стороны элиты в сущности постоянно и однонаправленно, то сочувствие и согласие принять это давление со стороны технической интеллигенции появляется в период осознания повышенных претензий на личный успех. Как мы уже отмечали, такие претензии к общественному укладу возникли у технической интеллигенции в связи с проигрышем “холодной войны”. Если попытаться и в среде технической интеллигенции выделить два ресурса, то элитный в СССР был сосредоточен в ВПК, а массовый — в гражданских отраслях народного хозяйства.
Первый этап реформы, как и следовало ожидать, не оказал никакого влияния на настроения творческой элиты, претензии которой столь непомерны, что ее представители не ставят перед собой задачу их удовлетворения путем личного успеха.
Однако, массовая творческая интеллигенция, как одна из составляющих среднего класса, понесла тяжелый экономический урон. Будучи включенной в пропагандистскую организацию тоталитарного государства, она имела определенные, хотя и небольшие блага. Оказавшись предоставленной себе самой, проявила полную беспомощность, вплоть до потери языка выражения. Наиболее яркой иллюстрацией в этом плане является ситуация с кинематографом, где разрыв между предреформенными претензиями и реформенными достижениями, пожалуй, самый наглядный.
Приблизительно такова же, хотя и менее публична, ситуация с техническим трудовым интеллигентским ресурсом — основной частью советского среднего класса.
В главе 3 было показано как в 1992 г., который воспринимался как начало реформ, произошло катастрофическое выпадение среднего класса. В данном случае мы можем употребить столь, в сущности, нелюбимое слово "катастрофическое” именно потому, что речь идет не о количественных изменениях, но о качественном изменении, изменении вида кривой распределения населения по доходам. Видимое исчезновение мощного “высшего среднего класса” имеет не чисто экономическое, но уже культурологическое значение. Следует, безусловно, отметить, что в 1992 г. это явление не носило еще социально-опасного характера. Дело в том, что накопленный уровень семейного богатства позволял в течение достаточно продолжительного времени держаться на уровне достигнутых стандартов благосостояния. Так называемое “обнищание” процесс довольно длительный, и мгновенное сравнительное падение доходов не разнозначно ему.
При том, что падение доходов в 1992 г. было наиболее существенным, дискомфортность существования более серьезно стала ощущаться позже на два-три года. То, что некоторые чиновники — особенно в провинции — ожидали, как они признавались автору, голодных обмороков сразу после либерализации цен, говорит, в общем-то, лишь об их экономической неграмотности.
Позже элитный трудовой ресурс обеспечил себе, в основном, средства к существованию. В 1993 — 1994 гг. и частично в 1995 г. сам процесс проведения реформ привлек энергичных и сообразительных людей к различным формам малого и среднего бизнеса. Более серьезным испытанием для среднего класса стал 1996 г., в котором, с одной стороны, торможение инфляции затруднило доступ к “легким заработкам”, а с другой стороны, торможение реформирования экономики замедлило процесс открытия новых каналов более профессионального приложения сил.
Тем не менее и в 1993 — 1995 гг. высший средний класс при наличии возможности обеспечить существование, зачастую более благополучное, чем в 80-х годах, испытывал серьезные психологические стрессы, порождавшие негативную оценку происходивших перемен. Особенно это касалось инженерного корпуса ВПК. И действительно, если в 80-е годы инженер жил весьма скудно и лишь после долгих лет ожидания мог рассчитывать, например, на довольно скромное жилье, то в годы реформ он, став — а это частое явление — торговцем на рынке или “челноком”, получал больший достаток, но сильное понижение социального статуса даже не столько в глазах окружающих, сколько в своих собственных глазах.
Если учесть, что многолетняя пропаганда, с одной стороны, низвела торговца практически до уровня уголовника, а предпринимательство вообще каралось по закону, то с другой стороны, та же пропаганда чрезвычайно высоко подняла престиж ученых оборонного комплекса.
В тяжелом психологическом положении оказался директорат. Особенности плановой экономики делали ненужными для управленцев любого уровня маркетинг, факторный анализ цен, умение брать и возвращать кредиты и другие необходимые в рыночных условиях работы, вплоть до таких, казалось бы, экзотических, как политика слияний и поглощений, продвижение на фондовый рынок и даже общественные отношения (РК). От директорского корпуса требовалась технологическая грамотность и, в меньшей мере, своеобразные административные навыки. СССР выпускал из своих вузов инженеров в 4-5 раз больше, чем США. Именно они занимали все должности в управлении бизнесом от начальника цеха до министра.
Было совершенно нереально ожидать их массового включения в новые для них виды деятельности. Здесь не место рассказывать многочисленные анекдотические случаи поведения директоров в тех или иных ситуациях, вполне нормальных для рыночной экономики, но чуждых экономике плановой.
Видимо, не будет преувеличением сказать даже о трагедии директорского корпуса в целом. Поскольку эти люди оставались “капитанами производства”, а их образование и практика были совершенно не приспособлены к новым условиям, то и зависящие от них наемные работники оказались в сложнейшей ситуации, зачастую не вызванной объективными причинами.
Если в 1993 г. еще можно было наблюдать тесный контакт между директоратом и рабочими, то с начала 1994г. эта связь ослабевает, а в 1995 г. остается лишь там, где управленцы в какой-то мере приспособились к требованиям новой реальности. В это же время с политической арены начинают исчезать выразители интересов директората, особенно директората ВПК.
Прерывистое стадийное прохождение реформы 1993 — 1995 гг. отвечало ожиданиям населения. Его активная часть показала мобильность и агрессивность выше нормального европейского и американского уровня. Прежде всего это выразилось в способности к переориентации, практически мгновенному занятию образующихся ниш.
Была продемонстрирована высокая ориентированность на зарабатывание денег.
Российское население в целом проявило себя как весьма азартное, авантюрное и излишне поспешное в финансовых проектах.
Торможение реформы в 1996 г. не есть прихоть властей. Такое положение является следствием завершения первого этапа и непроясненности задач второго этапа. Действительно, раздача собственности, открытие возможности предпринимательства, переход от распределительных к рыночным отношениям произошли. Теперь необходимо нечто другое — обеспечение условий экономического роста. Такие условия не созданы, и стабилизация произошла на крайне низком уровне. Разорение еще недавно успешных фирм, банков, общественных организаций, фактическое банкротство бюджетных структур сделало жизнь многих — и прежде всего массовой интеллигенции, то есть инженеров, врачей, учителей — весьма дискомфортной. Это состояние оказалось очень болезненным кроме всего прочего и из-за того, что “подушка” накопленного семейного богатства, смягчившая ситуацию 1992 г., ныне практически утратила свое значение.
Однако же главное негативное следствие остановки процесса преобразований — утрата надежды. Быстро возникающие и пропадающие фирмы и фирмочки 1993 — 1995 гг. может быть были эфемерными, но они давали работу, заработок людям и создавали, может быть тоже эфемерную, надежду на оживление экономики. Для того контингента, который являлся социальной базой реформ, надежда всегда была привлекательней ее осуществления, а утрата надежд всегда парализовывала всякую волю к действию.
Происходящие структурные изменения в экономике уже приняли такой характер, что надежда становится экономической категорией. В этом плане она синоним инвестиций. Будут инвестиции — будет будущее у экономики. Не будут — и структурный спад опять превратится в обвальный, как в 1992 г.
Как и во всех неустойчивых ситуациях, очень многое зависит от поведения управленческого корпуса. Нетерпение населения ощутимо. Слова о финансовой стабилизации вызывают лишь раздражение. Новая элита призвана ощутить себя именно элитой и взять на себя ответственность за дальнейший путь. Есть основания усматривать признаки такого понимания со стороны руководителей крупных развивающихся финансово-промышленных структур, но есть основания и для оценки его как недостаточного и не всегда верно направленного.
Трудно говорить, что от чего отстает — перемены в культуре общества от экономических перемен или же наоборот. Это, видимо, не однонаправленные движения. Приходится констатировать несовпадение. Отсюда тяга назад, к прошлому жизненному укладу, “ностальгия по молодости”, испытываемая иногда и очень молодыми людьми.
Если России опять понадобится период изживания страхов, колебаний и самообучения, то начало второго этапа реформы будет надолго отложено и, значит, сам второй этап окажется болезненным, во многом стихийным и вынужденным, как это произошло с первым этапом.
АНТИНОМИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Не помню где, кажется в “Некрополе”, В.Ходасевич сказал, что в истории одна правда сменяет другую, но в 1917 г. в России хилую, выдохшуюся старую правду сменила не новая правда, а сама ложь. Трудно спорить с этим утверждением. Хотя, конечно, эта ложь не всегда была одинакова. Она менялась. Под большой ложью существовали, жили и личные человеческие, и общественные правды. Впрочем, даже самое чистое и замечательное в той или иной степени ложью было замазано. Худо или бедно, но эту ложь мы пережили и преодолели.
Говорят, что на президентских выборах страна напряглась, все забыли раздоры хотя бы на время, выступили против опасности комми. Говорят, что голосование было не за что-то, а против кого-то — Ельцина или Зюганова. Но Ельцин и Зюганов только знаки. Они персонификация политики или в разной степени смутных представлений о ней. Вся российская политическая практика показала, что население мало реагирует на личные качества кандидатов. Мы не Америка. Речь шла действительно о выборе политическом. Многие голосовали за комми. За что они голосовали? За колымские лагеря? За принципы, которыми не хотели поступиться? Таких было бы жалкое меньшинство.
Основная масса, поддержавшая Зюганова, голосовала за что-то другое. Не за страшную ложь 1917 г., а за “другую правду”, чем правда нынешнего курса.
В отличие от подавляющего большинства коллег автор никогда не состоял в КПСС. Более того, сколько помню, всегда был убежденным антикоммунистом. Как-то лет тридцать назад автор взахлеб ругал за дурость европейских социалистов, которые в своем прекрасном раю не нюхали “реального социализма”, и вдруг услышал от о.Александра Меня: “Осторожней! Возможно, какая-то правда за ними стоит”. “Какая же такая может быть у социалистов правда?” — опешил автор. “Не знаю, - ответил о.Александр, — но уж больно много народу за ними тянется. Что-то в этом есть”.
Убеждения автора не изменились, но время, по-моему, позволяет нам более трезво оценить существование и даже необходимость существования двух политических правд. Дело не в том, существуют ли в данной или иной стране политические институты, выражающие эти правды. Это дело десятое. У нас, например, не существуют. Важно, что эти две правды есть сами по себе, без всяких партий — просто в жизни и сознании общества. Назовем эти правды так, как это принято в обычной политической практике. Думаю, что читатели не поймут названия, как указание на программы либеральной, либерально-демократической, социал-демократической, русской социалистической партий или любого другого из многочисленных объединений, появляющихся и исчезающих в нашей стране.
Либерализм
Политика свободного действия личности в экономике обеспечивает самое быстрое, самое эффективное развитие. Безусловно, богатство нации прирастает тем больше, чем более свободен каждый в своем экономическом поведении. Ответственность при обращении с собственными или заемными средствами неизмеримо больше, чем при обращении с “ничьими” деньгами. Собственность есть собственность, и от этого никуда не уйти. Желание ее приумножить и страх перед ее потерей — это стимулы, лучше которых не придумаешь. С помощью банкротств ставится надежный заслон разбазариванию средств, и финансы концентрируются на самых полезных проектах.
Свободное перетекание капитала объединяет народы. Жесткая полицейская система противостоит коррупции и поддерживает конкуренцию. Легкие налоги способствуют быстрой капитализации доходов, а значит, экономическому росту. Конкуренция валют заставляет монетарные власти вести постоянную тонкую разумную политику. Ограничение сферы действия государства не дает возможности властям концентрировать в своих руках мощные средства, а значит, мешает ему усиливать свое влияние на частную жизнь людей. Богатеют люди, а не государство. Бедное государство богатых граждан не имеет сил ввергнуть людей в рабское состояние перед “начальством”.
Однако... бедное государство не может организовать достаточно приличную систему образования, широкую сеть доступного медицинского обслуживания, фундаментальные науки хиреют, частные благотворительные фонды не справляются с задачей поддержки инвалидов, больных, стариков.
Социализм
Вынужден оговориться, что речь не идет о каком-либо общественном строе или режиме, существовавшем или существующем в СССР, Швеции, Франции или КНДР. Речь идет об общественной практике, некотором весьма распространенном направлении действий, респектабельность которого несомненна. В этом случае государство формирует мощные общественные средства путем увеличения налогов или другим способом. Они направляются на цели, определяемые законодательной властью. Обеспечивается образование нового поколения независимо от достатка родителей, малоимущим предоставляется дешевое жилье, медицинские услуги да и просто материальная помощь. Концентрируя национальные доходы, государство перераспределяет их на развитие фундаментальной науки, строительство дорог и других объектов инфраструктуры. Поддержка неэффективных производств позволяет обеспечивать довольно высокую занятость. Перераспределение доходов сглаживает разницу в личном достатке и гасит социальную зависть. Социально-престижным становится принадлежность к интеллектуальной, а не финансовой элите.
Но... распоряжение гигантскими средствами развращает чиновничество. Деньги тратит не тот, кто их заработал.
Множится число неэффективных проектов. Финансовых ресурсов не хватает именно в точках возможного роста. Из-за высокой защищенности снижаются стимулы к труду. Богатое государство все больше и больше поддерживает беднеющих граждан и неминуемо беднеет само. Капиталы утекают за границу, в страны с более либеральной экономикой. Государство имеет возможность “давить” на предпринимателей и население и не способно бороться с этим искушением. Подвергается эрозии и понятие “достойности” в интеллектуально-художественной сфере, так как оценка этой достойности все больше переходит в руки чиновничества.
Практика смены курсов
Практически в жизни демократических государств происходит постоянная смена либерального курса на социалистический и наоборот. Наиболее ярко такая динамика проявилась в послевоенное время. Очень часто путем естественного отбора выкристаллизовываются два института — партии или коалиции — которые тяготеют к либеральному или социалистическому направлению. Впрочем, это необязательно. Есть страны с большим количеством электоральных инструментов, однако практическая деятельность послевыборных властных коалиций в них также склоняется к одному из названных курсов.
Фактический механизм определения политического курса в настоящее время сложился довольно своеобразно, но логично. Допустим, к власти приходит партия либеральной направленности. С большей или меньшей быстротой она снижает налоги, сокращает социальные программы и производит другие известные манипуляции этого толка. Начинается экономический рост, приток капитала в страну, развиваются эффективные проекты. За этим следует вышеобозначенное “однако”. С течением времени число довольных уменьшается, а недовольных растет. Закрываются неэффективные производства. Жизнь становится более ответственной и суматошной. Наконец, на следующих выборах (третьих, четвертых) партией власти становятся политики социалистического направления. Они повышают налоги, усиливают существующие или изыскивают новые формы государственного влияния на экономику. Происходит то, что Б.Чичерин — московский городской голова прошлого века — назвал “нравственностью по закону”.
Власти фактически “урезают” доходы удачливых и подкармливают вялых и малоспособных. Конечно, наряду с этим оживляется ситуация в “науках и искусствах”, но зависть к “обласканным властью” в этой среде настолько велика, что фактического прироста электората это не дает. Естественно, агрессивный и эффективный бизнес стремится в более благоприятные страны, стимулы к трудовой активности падают и т.д. и т.п. Число недовольных достигает критической отметки и весь цикл повторяется.
Нераздельно и неслиянно
Возникает неизбывный русский соблазн приставить нос одного жениха к губам другого. Иногда создается впечатление, что это и есть так называемая тоска по “центризму”. В таком случае никакого центризма нет и быть не может. Смена правительств либерального и социалистического направления обеспечивает постоянный баланс. Все мы ходим раскачиваясь. Оппозиция помогает не свалиться набок. Рай на земле невозможен. Недовольные будут всегда. Поэтому смена властей психологически снимает стресс и обеспечивает устойчивость демократического государства. Центристскими называют себя объединения либерального или социалистического толка лишь для того, чтобы уверить людей в нежелании идти на крайности. Но даже если предположить, что Агафье Тихоновне удалась ее пластическая операция и гипотетический “центристский” жених возник, то обязательно одна недовольная часть населения будет считать его либералом, а другая, не менее недовольная — социалистом, а эго приведет к образованию либеральной и социалистической партий более крайнего толка, которые на следующих же выборах благополучно провалят “центристов”.
Попытка создать центристскую силу не приводит ни к чему, кроме радикализации либералов и социалистов. Никто и никогда не хочет стабильности — все хотят улучшения своего положения. Колеблющаяся часть населения склоняется то в одну, то в другую сторону совершенно естественно в силу того непреложного положения, о котором еще и еще раз приходится говорить русскому народу: рай на земле невозможен. Амплитуда колебаний уменьшается в связи с цивилизованностью, а не в связи с прекращением жизненного цикла. Если человеку наступили на ногу, он может “дать в морду”, обозвать дураком, попросить сойти с ноги. Но он не может не заметить, что на ногу ему все-таки встали! Современный цивилизованный социалист не ввергнет страну в пучину инфляции или дефицита, а современный либерал не лишит людей пенсий и пособий. Кейнсианцы и монетаристы спорят не о том, что лучше — 200%-ная инфляция или нулевая. Они спорят о целесообразности 9%-ной или 2%-ной, а прийдя к власти, реально увеличивают се до 7% или сокращают до 3%. Но это не делает их центристами. У них разные цели, разные методы, и они призываются народом к власти в соответствующие нужные моменты жизни страны.
Дело десятое
Существуют ли в современной России либеральная и социалистическая партии? На последних выборах электорат воспринимал пропрезидентские объединения в качестве либералов, а коммунистов в качестве социалистической силы. Видимо, и то, и другое весьма сомнительно, хотя некоторая окраска такого рода действительно была. Впрочем, в этой оценке может сказываться интеллигентский снобизм, а состояние населения таково, что наши либералы и наши социалисты иными быть не могут.
Что касается патриотических сил, то ведь здесь тоже могут быть и социалистические, и либеральные методы действий. Дж.Кеннеди, представитель демократической партии США, тесно связанной с профсоюзным движением, традиционно поддерживающей национальные меньшинства, в ответ на советский вызов в космосе резко увеличил ассигнования на образование, сплотил нацию лозунгом общества всеобщего благоденствия и усилением интеграции и социальной помощи. Р.Рейган, представитель республиканцев, ответил на достижение СССР военного паритета курсом на активизацию предпринимательской активности и наращиванием экономической мощи США. И тот, и другой курсы оказались успешными для США, хотя в одном случае налоги увеличивались, в другом снижались и т.п. по знакомым сценариям. И Дж.Кеннеди, и Р.Рейган были ярыми патриотами своей страны с некоторым даже империалистическим акцентом. А методы у них были разными. В этом смысле патриотизм нейтрален.
Все хорошо вовремя. А когда кому время — определяют выборы. Автор, например, не собирается менять либеральные позиции. Представляется, что сегодня главное для России — разбогатеть. Как после поражения в Крымской войне либеральные реформы Александра II обеспечили России небывалый экономический расцвет, так и сейчас время думать об экономическом развитии. Не дай нам только Бог опять неизбранного, безответственного правителя вроде Николая II, который с маниакальным упорством убирал из правительства любую выдающуюся личность и вверг страну в бессмысленную отвратительную бойню.
Но личные взгляды, но отсутствие достойных политических партий не должны затуманивать реальную антиномию развития и провоцировать крайности в обоих реально существующих политических направлениях — либеральном и социалистическом. А как будут называться партии, их выражающие — дело десятое.
Хвала шатаниям
Динамика демократической политической жизни оказалась динамикой метаний, а не нового “хорошего” застоя. Партии выражают не правду, а разные правды. Может быть лучше сказать, что они исполняют разные общественные функции. Гарантии демократии заключаются в том, что оппозиция неминуемо сменяет власть, как только ее функция выполнена.
Итак, процесс регулирования идет сам, без воли существующих властей. Нельзя назначить “правых” и “левых” сверху, потому что поддержка тех или иных — это дело недовольных и недовольных прежде всего именно “верхом”.
Помимо естественно обусловленной смены времен в их экономическом выражении, есть и чисто технические механизмы, расшатывающие власть. Та или иная партия, коалиция, просто общественная сила, придя “наверх”, начинает дробиться и ссориться. “Наверху” для всех нет достойного места. Идут обвинения в недостаточной чистоте рядов.
Может ли в таких условиях один и тот же человек быть сначала социалистом, потом либералом, а потом опять социалистом? А как же! Человек прикидывает, при ком ему сегодня будет лучше жить. Времена и экономическая ситуация меняются. Сегодня хорошо бы снизить налоги, пускай даже сократится социальная помощь. А завтра наоборот. Это нормально. Власти-то ведь только затем и существуют, чтобы человеку при них жилось хорошо. Никакого другого смысла у них нет. Слова “предатель”, “перебежчик” имеют значение в армии или, наоборот, в банде, но не в политической жизни.
О.Э.Мандельштам правильно сказал, что и Моцарт, и Шуберт “считали пульс толпы и верили толпе”.
Центризм, как попытка построить “единственно правильное ученье”, не имеет, к счастью, будущего даже в России, но признание реальной антиномии политической жизни, понимание существования двух правд и закономерности их чередования в управлении страной могут серьезно цивилизовать наше будущее и помочь постепенно уходить от фанатичных крайностей.
Проголосовав на президентских выборах за либералов, а на региональных — за социалистов, страна продемонстрировала знакомую и хорошо отработанную европейскую модель. Хотя и с большим трудом, но Россия усваивает истину о сложном строении демократического государства и постепенно отказывается от идей “простого и ясного” прямого управления.
ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ВТОРОГО ЭТАПА
Второй этап реформы так же нуждается в своем лозунге-символе, как это было и с первым этапом. Первый этап действительно прошел под лозунгом “всему нужен хозяин”. Как и каждый лозунг, он не был осуществлен. Его реальное осуществление состоится в будущем. Это станет результатом долгой и кропотливой работы, которую начали осуществлять фактические собственники. Сейчас лишь об очень немногих предприятиях можно уверенно говорить, что они обрели настоящего хозяина.
Видимо, лозунги определенных этапов реформ не призваны осуществляться на этих же этапах. Лозунг всегда должен обладать большим пафосом, декларировать высокую, а значит, и далекую цель, сверхтрудную, а значит, и неосуществимую в столь короткий срок задачу. Похоже на то, что поднимая тот или иной лозунг времени, подсознательно или сознательно мы рассчитываем в это время действовать в нужном направлении, чтобы во времена будущие этот лозунг осуществился. Мы задаем инерцию процессу реализации лозунга. Если бы речь шла о вполне конкретной задаче, то не нужен был бы лозунг, поднимающий людей. Неподъемная в столь короткий срок задача — воспитание эффективного собственника — потребовала лозунга: “всему нужен хозяин”. Теперь, когда эта задача начала решаться, лозунг уже не нужен. Да и для решения этой задачи не нужен всеобщий энтузиазм. Она стала конкретным делом конкретных людей. Задача выращивания в стране эффективного собственника не перестала быть государственной, но, если можно так выразиться, из общей превратилась в более локальную.
Локализация того или иного конгломерата целей и задач, которые обслуживались продекларированным лозунгом, еще не говорит о разрешении этого конгломерата. В нашем случае представляется, что на втором этапе эти цели и задачи тоже не получат своего полного разрешения. “Гуляющая”, бесхозная собственность, лишенная нормального финансового контроля, еще останется, колхозные формы управления предприятиями и организациями также не исчезнут вовсе. Другое дело, что с каждым днем этого будет все меньше, и такая собственность, такие формы управления будут восприниматься как пережитки, остатки старого.
Сохранится еще надолго и такая экзотическая черта российского собственника, как стремление обезопасить себя иностранными вывесками. Вряд ли на втором этапе реформ можно ожидать создания нормативного, в том числе и правового корпуса, который бы сделал бизнес в России полностью безопасным по евроамериканским критериям. Таким образом, так называемый вывоз капитала сохранится, хотя, надо сказать, смысл этого явления не в собственно вывозе, а в стремлении придать этому капиталу иностранный правовой статус, чтобы потом, когда он вернется — возможно, даже и не выезжая в действительности — он был защищен от причуд российского законодательства, реформируемого очень часто и в довольно странных направлениях.
В чем основное содержание второго этапа реформы? Прежде всего следует согласиться с тем непреложным фактом, что диктат рынка и наличие собственника, пусть и не вполне овладевшего имуществом, запускают процессы структурного сдвига. Все, что написано во второй части этой книги, говорит о том, что структурный сдвиг начался.
Если перед реформой спад производства не носил структурного характера, а в конце этого периода в 1992 г. принял общеобвальный характер, то уже с начала 1993 г. темпы спада стали существенно и устойчиво различаться по отраслям и производимым продуктам. Начался процесс перестройки структуры реального сектора экономики.
Само по себе изменение структуры ожидалось и носит благотворный характер. Правда, понимая насколько глубокими должны быть перемены, в предреформенный период мало кто из экономистов решался рассуждать по этому поводу. Попросту говоря, было страшно задумываться о том, сколько у нас предприятий, чья продукция может стать конкурентоспособной на мировом рынке, и сколько таких, которые не справятся с этой задачей. Если приплюсовать сюда проблему конверсии оборонных производств, то и так весьма слабые остатки оптимизма совсем растворялись в тумане.
Была надежда, что неминуемый спад будет сопровождаться одновременным ростом в перспективных точках. Финансовые ресурсы для этого предполагалось на первых порах мобилизовать из “денежного навеса”, “козырька”, “горячих денег” путем сочетания возмездной и безвозмездной приватизации. Далее источник накопления средств виделся в разнице оплаты труда. Считалось, что Россия имеет преимущество в дешевой рабочей силе. А еще была надежда на поток иностранных инвестиций.
Первыми умерли “горячие деньги” под ударами 1992 г., которые, справедливости ради надо сказать, во многом были обусловлены затяжкой реформы и популистскими мерами 1990 — 1991 гг. Во-вторых, и это очень важно, наша рабочая сила оказалась очень дорогой. Дело тут в том, что спад производства не сопровождался высвобождением работающих. Вырученные средства распределялись на всю численность работников и, хотя каждому доставалось мало, но в общем получались большие затраты для такого качества продукции. Следует учесть и то, что проблема сброса социальной сферы так и не решалась. Прежде всего отопление жилья отягощало цену продукции. Если при этом вспомнить насколько более энергоемкими, чем это есть в мировой практике, являлись все наши производственные и непроизводственные объекты, то ясно, что миф о дешевизне российской должен был рассеяться и рассеялся очень быстро.
Отсутствие внутренних инвестиций, нестабильная политическая и правовая обстановка, конкуренция расширившегося рынка приложения инвестиций сделали иностранные финансовые ресурсы чрезвычайно дорогими и недоступными.
Таким образом, структурный сдвиг происходит в России прежде всего в виде структурного кризиса. То есть отрасли и предприятия неперспективные демонстрируют чрезвычайно высокие темпы спада, явно перспективные не развиваются и либо стагнируют, либо показывают сравнительно небольшой спад.
Конечно, необходимо учесть, что статистика не поспевает за переменами и особенностями российской экономики. “Экспертные досчеты” приняли характер, неизвестный мировой практике. Размеры второй занятости, незарегистрированной индивидуальной деятельности, внетаможенного экспорта и импорта, теневого товарооборота столь велики, что впору говорить не о “статистических данных”, а о “мнении Госкомстата”. Нисколько не сомневаясь в высочайшей квалификации работников этого учреждения, тем не менее экономисты признаются в отсутствии надежных количественных ориентиров для оценки экономической ситуации.
Однако даже с учетом несомненной неоднозначности оценок, не приходится сомневаться в наличии глубочайшего структурного кризиса. Выход из этого кризиса — только в экономическом росте перспективных отраслей и предприятий.
Второй этап реформы призван переломить тенденции спада. Ясно, что на втором этапе Россия не сможет обеспечить себе устойчивый и значительный экономический рост. Реально речь может идти лишь об обеспечении небольшого роста в перспективных отраслях. То есть цели и задачи второго этапа сосредоточены в области селективного оживления инвестиционного процесса.
Но лозунг есть лозунг. Видимо, все жаждут - и справедливо — чтобы второй этап реформы был назван этапом “обеспечения экономического роста”.
Именно падение производства, а не социальные невыплаты наиболее волнуют население, как это ни парадоксально звучит. По нашему мнению, население достаточно просвещено, чтобы понимать зависимость своего бедственного положения от стоящих заводов.
Второй этап реформы, на котором структурный сдвиг должен из скрытого состояния перейти в открытое, влечет за собой массу болезненных явлений. Чем раньше он начнется и продуманней будет проводиться, тем легче и главное скорее пройдет. Хотя на вовсе легкие и быстрые перемены рассчитывать не приходится.
Это понимают все. Однако, хочется надеяться, что тот знакомый разрушительный страх, который оттянул начало первого этапа реформ с благоприятного 1986 г. до совершенно неблагоприятного 1993 г., на этот раз не принесет нам столько вреда.
1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975.
2. Элиот Томас Стернз. К определению понятия культуры: Заметки. L: Overseas publ. Interchange, 1968.
3. Сабуров Е.Ф. Философия реформы. РАН. — Россия и современный мир, 1994, №1. М.: 1994.
4. Ханин Г. Динамика экономического развития СССР. Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1991.
5. Чаадаев П. Я. Сочинения. М.: Правда, 1989.
6. Бердяев НА. Философия неравенства. М.: ИМА-пресс, 1990.
7. Ортега-и-Гассет, Хосе. Восстание масс. - Вопросы философии, 1989, №3 и №4.
8. Леонтьев К.Н. Записки отшельника. М.: Русская книга, 1992.
9. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М.: Правда, 1990.
10. Милль Джон Стюарт. Основы политической экономии. М.: Прогресс, 1981.
11. Явлинский Г.А. и др. Нижегородский пролог: Экономика и политика в России. Ниж. Новгород; М.: Издательство журнала “Ценовая политика”, 1992.
12. Система моделей оптимального планирования. Под редакцией Федоренко Н.П. М.: Наука, 1975.
13. Селюнин В.И., Шмелев Н.П. Истоки. Авансы и долги. М.: Правда, 1990.
14. Пияшева Л.И. Можно ли быть немножко беременной? Минск: Полифакт, 1991.
15. Попов Г.Х. Эффективное управление. М.: Экономика, 1985.
16. Анчишкин А.И. Прогнозирование роста социалистической экономики. М.: Экономика, 1973.
17. Методы планирования межотраслевых пропорций. Под ред. А.Н. Ефимова и Л.Я. Берри. М., 1965.
18. Михалевский Б.Н. Система моделей среднесрочного народнохозяйственного планирования. М.: Наука, 1972.
19. Федоренко Н.П. О разработке системы оптимального регулирования экономики. М.: Наука, 1968.
20. Петраков Н.Я. Хозяйственная реформа: план и экономическая самостоятельность. М.: Мысль, 1971.
21. Косыгин А.Н. Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства. Доклад на Пленуме ЦК КПСС 27 сент. 1965г. М.: Политиздат, 1965.
22. Корнай Я. Дефицит. М.: Наука, 1990.
23. Яременко Ю.В. Структурные изменения в социалистической экономике. М.: Мысль, 1981.
24. Яременко Ю.В. Электрификация в современном мире. М.: Наука, 1990.
25. Павлов В.С. Бюджет и экономика: время ответственных решений. М.: Финансы и статистика, 1991.
26. Павлов В.С., Шпрыгин В.И. Реформа ценообразования: цели, пути реализации. М.: Экономика, 1991.
27. Волконский В.А., Вавилов А.П., Сабуров Е.Ф. Поворот “Все вдруг?” - Социалистическая индустрия, 1989, №212.
28. Волконский В.А., Вавилов А.П., Сабуров Е.Ф. Сценарий экономической реформы - Социалистическая индустрия, 1989, №214.
29. Сабуров Е.Ф. Сценарий Сабурова: драма в пяти кризисах. - Коммерсантъ, 1991, №38.
30. Аганбегян А. Г. Научно-технический прогресс и ускорение социально-экономического развития. М.: Экономика, 1985г.
31. Закон СССР о государственном предприятии (объединении). Принят на седьмой сессии Верховного Совета СССР одиннадцатого созыва 30 июня 1987г. М.: Юридическая литература, 1987.
32. Закон СССР от 26.05.88 №8998-Х1 “О кооперации в СССР” - Ведомости Верховного Совета СССР, 1988, №22, ст. 355
33. Рабочая группа, образованная совместным решением М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина. Переход к рынку: Концепция и программа. М.: Архангельское, 1990.
34. План действий Совета Министров РСФСР, Советов Министров республик в составе РСФСР и местных Советов народных депутатов по переводу экономики на рыночные отношения. - Экономика и жизнь, 1991, №39.
35. Сабуров Е.Ф., Вавилов А.П. Квартирный вопрос. - Народный депутат, 1990, №4.
36. Методологические указания к разработке государственных планов экономического и социального развития СССР. М.: Экономика, 1980.
37. Сабуров Е., Вьюгин В. Что такое “Польский вариант”? - Народный депутат, 1990, №12.
38. Сабуров Е.Ф. Жилищное строительство как государственный приоритет. - Вопросы экономики, 1993, №7.
39. Сабуров Е.Ф. Жилищное строительство может стать локомотивом, вытягивающем российскую экономику из кризиса. - Экономическая газета, 1993, №2.
40. Раймонд Страйк, Надежда Косарева. Реформа жилищного сектора России. 1991-1994 / Институт экономики города, Агентство международного развития США. М., 1994.
41. Жилищный комплекс СССР: проблемы и решения”. Отв. ред. О.С. Пчелинцев. М.: Институт экономики и прогнозирования науч.-техн. прогресса, АН СССР, 1989.
42. Кондратьев Н.Д. Избранные сочинения. М.: Экономика, 1993.
43. Сабуров Е.Ф., Чернявский АВ., Смирнов С.В. Траектория российской реформы. - Экономист, 1996, №2.
44. Закон РСФСР от 03.07.91 № 1531-1 “О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР” - Ведомости СНД и ВС РСФСР, 04.07.91, № 27, ст. 927
45. Закон РСФСР от 04.07.91 № 1541-1 “О приватизации жилищного фонда в РСФСР”- Ведомости СНД и ВС РСФСР, 11.07.91, № 28, ст. 959
46. Гранберг А, Сабуров Е. Программа Евгения Сабурова: правила игры каждый выбирает сам. Но платить придется за любой выбор.
- Коммерсант, 1991, №36.
47. Сабуров Е.Ф. Russia’s Economic Maelstrom./ Global affairs – Baltimore, Merylane: Port City Press, 1993.
48. Milton Friedman. Capitalism and freedom. Chicago; L.: Univ. of Chicago press, 1982.
49. Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. Петрозаводск: Петроком, 1993.
50. Волконский В.А Проблемы совершенствования хозяйственного механизма. М.: Наука, 1981.
51. Кэмпбелл Р. Макконелл, Стэнли Л. Брю. Экономикс: принципы, проблемы и политика. В 2 т. Пер. с англ. Т.1. Баку: “Азербайджан”, 1992.
52. Абалкин Л.И. Научно-технический прогресс и радикальная хозяйственная реформа. М., 1988.
53. Сабуров Е.Ф. У нас есть богатые и бедные. Нет среднего класса. - Экономика и жизнь, 1992, №44.
54. Сабуров Е.Ф. Двенадцать шагов от пропасти. - Российское время, 1993, №3.
55. Сабуров Е.Ф. Переход через катастрофу неприемлем. - Народный депутат, 1993, №7.
56. Программа углубления экономических реформ в России. М.: Республика, 1992.
57. Сабуров Е.Ф. Предложения по созданию пакта “национальное согласие”. - Экономика и жизнь, 1993, №4.
58. Сабуров Е.Ф. Двенадцать направлений. - Деловой мир, 5.11.1992, №214.
59. Сабуров Е.Ф., Симонян В.И. Приватизация в России: итоги и перспективы развития / РАН, Институт народнохозяйственного прогнозирования - Проблемы прогнозирования, 1996, №6.
60. Краткосрочные экономические показатели: Российская Федерация в 1995 г. М.: Госкомстат, 1996.
61. Проблемы развития рынка ценных бумаг в России. - Экономика и жизнь, 1995, №35, с. 8.
62. Капитализм без капитала. - Бизнес Сегодня, 1995, 14 декабря.
63. Моргенштерн К. Россия: создание приватизированных предприятий и эффективного рынка. Изд-во Всемирного банка, 1994.
64. Ким Е. Чековые фонды предпочитают торговлю инвестициями. - Коммерсантъ-Daily, 1993, 2 апреля.
65. Миловидов В.Д. Паевые инвестиционные фонды. М.: Анкил, ИНФРА-М, 1996.
66. Статистический бюллетень о ходе приватизации государственных и муниципальных предприятий (объектов) в РФ в 1993 г. М.: Госкомстат, 1994.
67. Статистический бюллетень о ходе приватизации государственных и муниципальных предприятий (объектов) в РФ в 1994 г. М.: Госкомстат, 1995.
68. Статистический бюллетень о ходе приватизации государственных и муниципальных предприятий (объектов) в РФ в 1995 г. М.: Госкомстат, 1996.
69. Основные положения Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации после 1 июля 1994г. Утверждены Указом Президента Российской Федерации от 22 июля 1994г. №1535. - Экономика и жизнь, июль 1994 г., №31.
70. Указ Президента РФ от 31.08.95 №889 “О порядке передачи в 1995 г. в залог акций, находящихся в федеральной собственности” - Собрание законодательства РФ, 04.09.95, № 36, ст. 3527.
71. Социально-экономическое положение России. М.: Госкомстат, 1995,№ 12, стр.74.
72. Производственно-экономические показатели развития агропромышленного комплекса России в 1993г., часть 1. М.: Минсельхозпрод РФ, 1994.
73. Производственно-экономические показатели развития агропромышленного комплекса России в 1994г., часть 1. М.: Минсельхозпрод РФ, 1995.
74. Столыпин П. Нам нужна Великая Россия: Полное собрание речей в Госдуме и Гос. Совете, 1906 — 1911. М.: Мол. гвардия, 1991.
75. Чаянов АВ. Избранные труды. М.: Колосс, 1993.
76. Успех реформ в осознании их необходимости. (Опыт проведения аграрных преобразований в Орловской области.) Изд-во “Тургеневский бережок”, 1995.
77. Приватизация земли и реорганизация сельскохозяйственных предприятий в России. Сборник приложений. / Международная финансовая корпорация совместно с Управлением зарубежного развития. Опубликовано в США 1995.
78. Никольский С.А. Аграрная реформа 1991-1995 гг. и проблема модернизации российской деревни. В книге: Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. М.: Аспентпресс, 1996.
79. Сельское хозяйство России. Официальное издание. Госкомстат России, 1995.
80. Радугин Н. Приоритетное направление экономической стратегии. - АПК: экономика, управление, № 10, 1995.
81. Назарчук А. Проблемы и пути выхода из кризиса агропромышленного комплекса Российской Федерации. - АПК: экономика, управление, № 4, 1995.
82. Доклад президента Российской академии сельскохозяйственных наук Г.А. Романенко на Всероссийском экономическом совещании 17 марта 1995г. М., 1995.
83. Индексы цен на реализованную сельскохозяйственную и приобретенную сельхозпредприятиями промышленную продукцию и тарифы на услуги, оказанные хозяйствам за январь — декабрь 1995 года. М.: Госкомстат РФ, 1996.
84. Сводный индекс цен реализации на продукты сельского хозяйства, проданные колхозами, совхозами (госхозяйствами) в 1992 году по Российской Федерации. М.: Госкомстат РФ, 1993.
85. Индексы цен реализации продукции сельскохозяйственными предприятиями по Российской Федерации в 1993г. М.: Госкомстат, '994.
86. Назаренко В.И. Сельское хозяйство России и мировой продовольственный рынок. - Международный хозяйственный журнал, № 1,
1996.
87. Коровкин В., Фалилеев О., Ленчевский И., Юнак Т. Проблемы финансирования агропромышленного комплекса России. - Международный сельскохозяйственный журнал, № 1, 1996.
88. Россия в цифрах: Краткий статистический сборник/ Госкомстат России. - М.: Финансы и статистика, 1996.
89. Российский статистический ежегодник. Статистический сборник/ Госкомстат России. - М.: 1994 и 1995.
90. Краткосрочные экономические показатели. Российская федерация./ Госкомстат России. - М.: ноябрь 1996.
91. Социально-экономическое положение России./ Госкомстат России. - М.: ежемесячные издания за 1995 и 1996 гг.
92. Сабуров Е.Ф., Смирнов С.В., Чернявский А.В. Динамика реального и финансового секторов экономики. - Сегодня, 25 марта 1995.
93. Сабуров Е.Ф., Смирнов С.В., Чернявский А.В. Экономическое положение России в 1995 году. - Сегодня, 9 июня 1995.
94. Сабуров Е.Ф. Проблемы углубления экономической реформы. - Российский экономический журнал, 1992, №12.
95. Сабуров Е.Ф. Опыт реформирования экономики Крыма (отчет о заседании реформ-клуба “Взаимодействие” 21.12.94.) - Взаимодействие, 1994, №6.
96. Сабуров Е.Ф. Бюджетный федерализм. - Деловой мир, 1994
Основные макроэкономические показатели,
1991-1996 гг.
Таблица
Источники статистических данных по разделу “Производство ” (в скобках указан документ):
1. Госкомстат РФ (Краткосрочные экономические показатели);
2. Госкомстат РФ (Социально-экономическое положение России);
3. Собственные оценки на основе данных Госкомстата РФ.
Источники статистических данных по разделу “Капитальные вложения":
1. Госкомстат РФ (Краткосрочные экономические показатели);
2. Госкомстат РФ (Социально-экономическое положение России);
3. Собственные расчеты.
Источники статистических данных по разделу “Внешнеэкономические связи”:
1. Госкомстат РФ (Краткосрочные экономические показатели);
2. Собственные расчеты.
Источники статистических данных по разделу “Цены”:
1. Госкомстат РФ (Социально-экономическое положение России);
2. Информационное агентство “ФИНМАРКЕТ” (Финансовый маркетинг. Ежедневный бюллетень о состоянии финансовых рынков.);
3. Московский банк Сбербанка России (Коммерсантъ-Daily);
4. Собственные расчеты.
Источники статистических данных по разделу “Финансы":
1. Центральный банк (Вестник банка России);
2. Центральный банк (Бюллетень банковской статистики);
3. Центральный банк (Текущие тенденции в денежно-кредитной сфере);
4. Центральный банк (Финансовый маркетинг. Ежедневный бюллетень о состоянии финансовых рынков.);
5. МБО “Оргбанк” (Коммерсантъ-Daily).
6. ММВБ (Финансовый маркетинг. Ежедневный бюллетень о состоянии финансовых рынков.);
7. Сбербанк (Информация для клиентов);
8. Собственные расчеты;
9. Непериодические публикации в прессе.
Источники статистических данных по разделу “Население":
1. Госкомстат РФ (Краткосрочные экономические показатели);
2. Министерство труда (Социально-экономическое положение России);
3. Федеральная служба занятости (Отчет о трудоустройстве и занятости населения, обратившегося в службу занятости);
4. Собственные расчеты.
Автор глубоко благодарен руководству корпорации МЕНАТЕП-РОСПРОМ за предоставленную возможность проведения исследований по проблемам экономической реформы.
