Юность № 4, 1995

 

Евгений САБУРОВ

 

 

 

 

СВЯТЫЕ КИРИЛЛ И МЕФОДИЙ КАК ИДЕОЛОГИ АВАНГАРДА

 

В Керчи, древнем Пантикапее, уже два года подряд проходит Боспорский форум, на котором чего только не услышишь. Организатор и вдохновитель его, крымский поэт Игорь Сид, завлекший туда и Василия Аксенова, и Фазиля Искандера, и Михаила Айзенберга, и Тимура Кибирова и еще много всякого народу, ставит перед выступающими всего два условия: во-первых, надо подчеркнуть, что Крым — центр мира; во-вторых, выставить на обсуждение идею сногсшибательную. В прошлом году на Боспорском форуме выступил Евгений Сабуров. Поскольку в то время он был не только замечательным русским поэтом, но возглавлял правительство Крымской республики, на его доклад явились и «отцы города». Надо было видеть их растерянные лица! Нет, что ни говорите, в правительстве может быть даже внук писателя, но умному человеку там не место!

Уехал Сабуров из Крыма, а доклад — остался. Мы его подредактировали самую малость, и теперь вы его прочтете на наших страницах.

 

 

Имена святых равноапостольных Кирилла и Мефодия чрезвычайно популярны среди славян и почитаемы во всем христианском мире. Однако, во-первых, вокруг их имен расплодилось немало мифов, приходится даже слышать, что они-де проповедовали на территории Болгарии, и прочую ахинею, что не вписывается ни в какие рамки. Еще говорят (конечно, на другом уровне знаний, но тоже совершенно мифические вещи) о том, что якобы Кириллу попадались на глаза какие-то совсем древние русские письмена... Это было бы смешно, если бы не было... потребности глубже изучить наследие этих людей, глубже, чем делалось до сих пор, чем то, что известно широкой публике. В связи с происходящими политическими и идеологическими переменами, я уверен, все это чрезвычайно для нас актуально.

 

Наследие Кирилла и Мефодия обширно, но поговорим лишь о том перевороте в понимании политики и культуры, который они в свое время свершили и который, изменив лицо мира, привел нас к миру сегодняшнему, хотя, может быть, к настоящему времени исчерпал свой политико-культурный потенциал... Конечно, в более глубоком смысле этот потенциал просто неисчерпаем, но в плане практических действий мы сейчас находимся в тупике, а потому не вредно вновь взглянуть на наши истоки — откуда пошло такое строение мира, с чем оно связано, чем оно вызвано? — а поскольку идеологами такого строения были Кирилл и Мефодий, то следует нам обратиться к главному смыслу их деятельности, к мотивам, подвигнувшим их на то, более чем тысячелетней давности, переосмысление картины мира.

 

Очень кратко скажем о них самих. Родом из Солуни, современных Фессалоников в Греции, они были сыновьями военачальника, что воевал со славянами на северном фронте. Мефодий, как старший брат, по традиции унаследовал профессию отца, служил в пограничных войсках. Существует не доказанная, но вполне правдоподобная гипотеза, что, сталкиваясь с довольно дикими славянскими племенами, Мефодий написал нечто вроде первых славянских основ законодательства. Данная гипотеза разделяется многими специалистами, но требует проверки. Кирилл или, вернее, Константин (он принял имя Кирилл только перед смертью) с самого начала «пошел по научной части». Талантливый юноша был поддержан родственниками и друзьями отца. С малых лет он попал в атмосферу дворцовых и политических интриг Византии, облеченных в религиозную форму.

 

Через некоторое время, после взлетов и опал его покровителей, мы встречаем Константина в монастыре, настоятелем которого был его родной брат Мефодий. Впечатление такое, будто, исчерпав себя в бурной политической деятельности, братья углубились в духовную внутреннюю жизнь. Итак, монастырь, малая Азия. Но... ценные политики опять понадобились правителям. Их направили послами к хазарам с тем, чтобы прощупать их позицию на предмет мусульманско-христианского противостояния.

 

Миссия имела и конкретную цель — добиться освобождения пленников-христиан, захваченных хазарами. Константин и Мефодий прибыли в Крым и находились там достаточно долгое время. Данный период в их жизни я бы особенно выделил в связи с тем, что это был первый для них выход на территорию, которую уже нельзя было назвать вполне византийской. Конечно, служба Мефодия в пограничных войсках, филологические штудии Константина знакомили их со многими народами. Но здесь была иная ситуация. Народы Причерноморья, даже имея некоторое отношение к Византии, были все же «народы сами по себе». Туг лежит та самая точка опоры, с помощью которой и удалось «солунским братьям» опрокинуть дотоле незыблемый миропорядок.

 

В Херсонесе Константин продолжал свои занятия филологией. В этом космополитическом городе он познакомился с самыми разными языками. В житийной литературе особо подчеркивается то, что там, в Крыму, братьями были найдены и перенесены в херсонесскую церковь останки папы римского Климента. Как известно, Крым для Рима — это было то же самое, что Колыма для России, и религиозный диссидент, епископ Рима Климент был, естественно, сослан «куда подальше» — в Крым, где претерпел мученичество.

 

Это деяние Кирилла и Мефодия является эпохальным для всего христианского мира. Есть наш, особый, русский запах во всем происшедшем. Когда князь Владимир решил крестить Русь, ему надо было построить церковь, какую принято было ставить на останках святых. Именно тогда Владимир совершил набег на Херсонес, вынул из алтаря останки мученика, и первая церковь в Киеве была основана на останках Климента Римского, добытых славянскими просветителями Кириллом и Мефодием.

 

Итак, в Крыму было совершено действие, важное для сознания всего христианства — обретение мощей святителя Климента. Я хочу здесь немного посетовать об утрате христианского духа, и выразить скорбь по поводу того, что в Крыму нет памяти мученика, чрезвычайно важного для становления христианства, одного из самых выдающихся деятелей за всю его историю — Климента Римского. Это объясняется тем, что православные иерархи само слово «римский» воспринимают как некоторый католический шпионаж в православии. Если на то пошло, то как почитать апостолов Петра и Павла, претерпевших мученичество в Риме, и вообще всех тех святых, что так или иначе связаны с Римом?

 

Не надо забывать, что христианство возникло на территории собственно Римской империи, кроме того, от Климента Римского до разделения' церквей прошла уже тысяча лет. Во времена Кирилла и Мефодия единая церковь еще не делилась на западную и восточную, но противостояние латинского и греческого национализма имелось уже и тогда. А вот география разделения была совсем для нас странная. Венеция и Равенна были городами византийскими, и, с другой стороны, то, что мы сейчас называем Балканами, это, скорее, римский регион. Но все нестроения, которые были между западной и восточной ветвями церкви, Кириллом и Мефодием начисто игнорировались, как будто не существовали, что является хорошим примером.

 

Миссия братьев в Хазарии оказалась вполне успешной. Что касалось позиции хазар, то на дружественное отношение к христианам никто и не рассчитывал, а нейтралитет был этим удачным посольством более или менее обеспечен. Крымская эпопея явилась для Кирилла и Мефодия погружением в совершенно другую цивилизацию. Я вообще думаю, что посольство сыграло большую роль - расширило горизонты и несколько сместило акценты в мышлении братьев.

 

И здесь мы подходим к главному, в чем состояла миссия Кирилла и Мефодия и почему я назвал свое выступление: «Кирилл и Мефодий как идеологи авангарда». Дело в том, что существует два типа культурологического мышления, имперский и национальный. Первый состоит в следующем: где-то существует некая культура, она оценивается как хорошая, и встает вопрос о ее распространении.

 

Тогда на арену выходит некий цивилизатор, что старается распространить ее вширь и создать такую цивилизацию, такое гражданское устроение, в основу которого ляжет культура той местности, что наиболее симпатична цивилизатору. Такого рода мышление является имперским, оно, собственно говоря, и есть основа империи. Его распространение может идти самыми разными путями, миссионерства ли, завоеваний... Это не важно, главное в том, что есть эталон, точка, из которой все распространяется в виде концентрических кругов, как от камня, брошенного в воду. Имперское мышление обладает невероятным количеством достоинств, как в культурологическом, так и в политическом плане. Распространение однородной культуры, в понятии цивилизации, прежде всего гарантирует сохранение мира, поэтому первая империя, которая осознала себя империей, так и называлась Pax Romana— Римский мир. Конечно, и до Рима были империи, но империя Александра Македонского — это все-таки лишь попытка империи. Она существовала слишком недолго, но уже Рим — это и есть классическая империя.

 

Имперское мышление свойственно любому человеку и теперь является одной из составных частей политического мышления вообще. Но до Кирилла и Мефодия это было единственное политическое мышление. Когда английские миссионеры шли в Африку и несли с собой английский язык, пытаясь привить английскую культуру, вели проповедь Христа - в рамках той церкви, которая их послала, - это было настоящее имперское мышление. Оно, конечно, совершенно противоположно и этически, и по своим методам мышлению Карла Великого или Наполеона, но суть остается та же. Наполеон нес не только завоевание, он нес свободу, кодекс Наполеона, новую цивилизацию. Сказать проще, что-то где-то возникает, и это «что-то» надо распространять на весь мир. Американские фильмы - это имперское действие, и проводится оно достаточно успешно. Россия тоже была империей со своим миросознанием — наше православие, наша культура, где основную роль играли российское образование и русский язык. Если внимательно проанализировать имперское мышление, то мы увидим, что для человека с имперским мышлением может быть только одна империя. Если есть две, то надо выбрать хорошую и поглотить плохую.

 

Мышление той поры видело вокруг только одну империю, но поскольку почти на равных существовала ее восточная часть, признавался греческий язык. А в память о том, что Иисус был из Назарета, что по крови он был еврей, допускался еще и еврейский язык. Больше никаких языков не могло быть принципиально. Имперское мышление не могло признать величия других языков, поскольку мысль тесно связана со словом, а культура не отделима от языка, и не может быть одной культуры, если есть разные языки. Имперское мышление аналогично модернизму в искусствоведении, то есть жизни в современности, бытовании и осмыслении того, что есть. Имперское мышление правильно связывают с консерватизмом — но и с ситуацией развития, модернизма. Это огромный сплав, в котором сосуществуют и консервативное, и либеральное — нет только авангардного мышления. Авангардизм — совершенно другой способ действий: признание плюрализма культур, прекращение оценок или сведение их на другой уровень. От нравственной оценки культур авангардизм уходит. Существование нескольких культур возможно именно в этих условиях.

 

Авангардизм — это некий десант, высаженный на совершенно незнакомую территорию, который начинает приспосабливаться к местным условиям. Если имперское мышление — это постепенное расширение границ уже существующей цивилизации, то авангардное — это создание цивилизации на основе совершенно иной культуры, которая осмысляется в ходе строительства новой цивилизации. Именно таким путем впервые в мире пошли братья Кирилл и Мефодий, именно поэтому они явились не только первыми авангардистами, но и идеологами авангарда. Эти люди были мыслящие, думающие. Константин даже имел прозвище Философ. Они осмысляли свои действия и достаточно четко противопоставляли их империалистам. Они называли их троязычниками, а иногда пилатниками (поскольку по преданию эти три священных языка, латинский, греческий, еврейский, были зафиксированы Пилатом на табличке, которая была на Кресте Господнем).

 

Они совершили революционный переворот, и дело было не в трех языках, а в другом способе мышления. Может ли возникнуть христианская цивилизация на основе культуры, которая ничего общего не имеет с культурой Рима, где христианство, собственно, и возникло? Положительный ответ разрушает идею империи и порождает новую — национального государства. Культура и язык, религия и государство в те времена не были отделены друг от друга, поскольку самих этих понятий не существовало вообще. Имперское мышление не разграничивает такого рода дефиниции, оно знает только одно понятие — империю, где все соединяется вместе. Существование другого государства связано с другой культурой и языком, а язык имел право именоваться языком только в том случае, если на нем излагается Священное Писание.

 

Кирилл и Мефодий как раз и ударили в самую сердцевину современного им культурного процесса, оформив славянство как нацию, как культуру и цивилизацию — путем перевода на славянский язык Священного Писания. Это случилось в Моравии, продолжилось в Паннонии на территории современной Венгрии. Этим и была создана, сложилась «из ничего» славянская цивилизация, впоследствии поведшая себя достаточно имперски.

 

Если есть две империи, значит, уже нет ни одной. Идеи Кирилла и Мефодия об авангардном десанте в глубины еще только нарождающейся культуры, для ее созидания и оформления, оказались чрезвычайно плодотворными и способствовали устроению современной Европы, всего мира, в том виде, в каком он сейчас существует.

 

Имперская эпоха закончилась, как только появились Кирилл и Мефодий. Она была обречена. Но с другой стороны, имперская эпоха еще не окончилась, поскольку имперское мышление продолжает существовать достаточно плодотворно и дает прекрасные иногда плоды, прекращая войны, расширяя пространство цивилизации. Все конструирование мира сначала шло по пути империи и лишь теперь — по пути национального государства. Кириллом и Мефодием был изменен сам принцип конструирования мира вообще. От имперского — к национальным государствам, от мышления модернистского — к мышлению авангардному.

 

Эта идея существования различных культур, языков и цивилизаций родилась у Кирилла и Мефодия в Крыму. Именно в Крыму эта идея была зафиксирована в качестве основы структуры мира на Ялтинской конференции после окончания 2-ой мировой войны — последней имперской войны. Итоги Ялтинской конференции неоднозначны, но можно подходить к ним с точки зрения наследства Кирилла и Мефодия. С одной стороны, было зафиксировано право на существование разных и различных государств, подтверждалась их свобода и независимость как основа структурного деления мира, но, с другой стороны, фиксировалось существование как бы псевдо-империй, которые уже не включали в себя национальные государства, но влияли на них. Фраза «сфера влияния» — весьма и весьма интересна и в сущности не может так просто быть отброшена. Если мы отнесемся к этому как к рудименту имперского мышления, то мы увидим, что возникает несколько вопросов:

1) сфера влияния — это все-таки не империя, так как признается право на существование различных государств;

2) раздел сфер влияния лишь косвенно проходит по линии общности культур, а в основу водораздела положены различия политических основ государства.

 

Здесь как бы подводится черта под делом Кирилла и Мефодия, которое окончательно победило лишь в 19-ом веке, и происходит переход к несколько другому принципу. Страны структурируются по политическому строю: есть строй либеральной экономики и либерализма в политической жизни, и есть строй феодально-государственной экономики с феодальными принципами внутренней жизни. Все так и было бы, но проскользнул и другой момент - по тяготению культур друг к другу.

 

Это не возвращение к империи, это нечто другое, тут признается плюрализм различных культур, но говорится о нескольких уровнях плюрализма. Сталин, Рузвельт и Черчилль не были настолько умными людьми, чтобы уловить в то время подобную тенденцию. Все получилось как бы само. Однако сегодня принцип структурирования по политическому строю стремительно разрушается, в то время как культурное тяготение осталось и будет развиваться и дальше.

 

Может, мы сейчас стоим на пороге нового структурирования, может быть, уже пора проводить вторую Ялтинскую конференцию — не в память о первой, а собственно вторую, где на первый план выйдут признаки совсем иного культурного типа. Но как спрогнозировать будущую структуру мира, которая возникнет в XXI веке? Тот мир, который был создан Кириллом и Мефодием, был, в общем-то, неподвижен, что было связано в первую очередь с недостаточным развитием средств коммуникации — до недавнего времени. Сейчас все не так, и на глазах возникает другой, совершенно новый мир — я имею в виду структуру мирового уклада. То, что сделали великие братья, чрезвычайно обогатило мир, хотя можно понять и их противников — венецианских богословов, сомневавшихся: как это немытые славяне в своих лесах будут читать на своей варварской тарабарщине Библию, и как возможно языком этих варваров изложить все тонкости богословия и передать все поэтические глубины священных книг. Все это было скандально. Но ведь и Стефан Пермский, который на язык пермяков переводил Писание, тоже когда-то вызывал у нас, русских, вопросы. Русские к тому времени уже подзабыли, как не так уж и давно Кирилл с Мефодием создавали их собственную культуру — точно так же, как сейчас переводится Библия на язык племени, живущего в тропических лесах Амазонки...

 

Очень возможно, что практическая часть политического наследия Кирилла и Мефодия исчерпана. Очень возможно, что сегодня мы на пороге новых принципов разнообразия мира.

 

Каких? Не знаю.